Тень твоего поцелуя, стр. 45

Он отодвинул пергамент и развернул другое письмо, на этот раз личное. Зять писал о своих детях, племянниках и племянницах Лайонела. Детях Маргарет.

Маргарет сожгли на следующий день после того, как она родила Джудит, которой теперь исполнилось три. Именно Филипп, находившийся во Фландрии по поручению отца, лично запретил освобождать ее от допросов инквизиции. Во время родовых схваток ее растянули на дыбе в последней гнусной попытке спасти ее душу, вырвав публичное покаяние и отречение от веры. Маргарет не сломалась.

Лайонел сложил письмо. Лицо его словно окаменело. Но он стоически развернул следующее. Остальная корреспонденция, как он и ожидал, содержала векселя и обещания поставок оружия и солдат на случай восстания в поддержку Елизаветы.

Ненужные бумаги он держал над огнем, пока они не обратились в пепел. Потом сгреб черную кучку в подставленную ковшиком ладонь и рассыпал по полу. Сведения, пароли, условленные знаки – все осталось только в его голове. Он отошлет ответы в Брюгге с торговым судном капитана Олсона.

Лайонел покинул таверну так же неприметно, как и вошел в нее. Вечерний воздух прояснил его голову, но он вскочил на лошадь и помчался галопом, пока тьма воспоминаний не рассеялась настолько, что он оказался способен подумать и о приеме гостей.

Глава 15

Пиппа была готова уже к семи часам. Оставалось дождаться Робина. Она бродила по комнате, прислушиваясь, не донесется ли шум из спальни Стюарта. Но там царило молчание. Очевидно, он и не подумал идти к королеве с просьбой пригласить Пен ко двору. Впрочем, вряд ли его можно осуждать: затея была заранее обречена на неудачу и только еще больше обозлила бы королеву. Но все же Стюарт мог хотя бы попытаться постоять за жену: это самое меньшее, что он был обязан сделать в подобных обстоятельствах.

Стук Робина застал ее врасплох. Сердце так и покатилось куда-то, и Пиппа вдруг сообразила, с каким нетерпением ждала брата. Пока Марта спешила к двери, она схватила плащ с сундука, стоявшего у изножья кровати.

– Ты готова? – зачем-то спросил Робин, хотя видел, что она уже застегивает плащ на шее.

– Да, уже целую вечность.

Она в последний раз посмотрелась в зеркало и, не найдя недостатков в своей внешности, повернулась к Робину и изумленно ахнула:

– До чего же ты чистенький! Почти элегантный! Робин, к собственному раздражению, ощутил, как загорелись щеки.

– Ничего не скажешь, весьма сомнительный комплимент!

Пиппа рассмеялась.

– Не хотела тебя обидеть! Просто высказала, что думала! Видишь ли, я немного удивилась: обычно ты равнодушен к собственной внешности.

– Да уж, не то что вы со Стюартом! – фыркнул Робин. – Послушать, как вы трещите о нарядах, так можно подумать, что важнее дела в мире нет!

– Иногда так оно и бывает, – отрезала Пиппа. – Спасибо, Марта. – Она взяла у камеристки перчатки и веер. – Не думаю, что вернусь поздно, но, если хочешь, можешь ложиться спать. Если понадобишься, я позвоню.

– Да, миледи, – кивнула Марта, приседая. – Но я дождусь вас. Ночи становятся холоднее, и я к вашему возвращению успею развести огонь.

Пиппа благодарно улыбнулась и, взяв Робина под руку, вышла. В коридоре, как обычно, толпились придворные, собираясь в арочных проходах и широкой приемной на дальнем конце.

– Интересно, мне только Марии запрещено показываться или придется разыгрывать невидимку каждый раз, стоит лишь высунуть нос за дверь? – пробормотала Пиппа, саркастически усмехаясь.

Робин не знал ответа на этот вполне законный вопрос.

– Давай посмотрим, будут ли с тобой здороваться, – предложил он, понизив голос. – Насколько я знаю, никто не запрещал окружающим общаться с тобой.

– Пока, – добавила Пиппа.

Она выступала с гордо поднятой головой, слегка улыбаясь при виде знакомых. На ее кивки и улыбки отвечали, хотя и несколько суховато. Впрочем, такие мелочи Пиппу не волновали.

Сильнее всего пострадает Стюарт. Это ему будут выказывать фальшивое сочувствие, прекращать разговоры при его появлении, громко шептаться на ее счет. Человеку, уже потерявшему уважение друзей из-за стараний втереться в милость к испанцам, это подсыплет еще больше соли на раны.

Но по какой-то причине она не находила в своем сердце жалости к мужу.

Робин в отличие от сестры всячески выставлял себя напоказ: окликал знакомых, жизнерадостно махал рукой, справлялся о здравии и благополучии.

– Если и дальше будешь продолжать в том же духе, быстро почувствуешь на своей шкуре, что это такое – немилость королевы, – предупредила Пиппа, когда они спустились к причалу. – Она посчитает это неповиновением.

– А мне все равно, – буркнул Робин. – Кстати, вот и Джем. Я послал его нанять нам гуари 3.

Паж резво подбежал к хозяину.

– Я нашел крепкую гуари, сэр. И чистую.

– Молодец, парень! – одобрил Робин, помогая Пиппе спуститься по ступенькам к воде и критически оглядывая качавшуюся на воде лодку. Обычно наемные суденышки отличались невероятной грязью, поскольку перевозили любой груз, который подвернется, будь это окровавленные туши, разбитые бочонки из-под эля или клетки с курами и поросятами. Но эта была подметена, дно – сухое, а банки покрыты относительно чистой мешковиной.

– Сойдет.

Спрыгивая в лодку, Робин подумал, как неплохо было бы, предложи Аштон послать за ними свою барку. Луиза, пытавшаяся убедить его повезти ее вниз по реке, в Ричмонд, пространно расписывала элегантность и удобства своего суденышка и не слишком мирно восприняла отказ предпринять такую поездку во мраке ночи по той части реки, которая была ему не только незнакома, но и изобиловала непредсказуемыми течениями и мелями. На его голову посыпался поток испанских оскорблений, которые, правда, немедленно сменились столь же цветистыми извинениями.

Робин слегка ухмыльнулся приятным воспоминаниям и снова задался вопросом, удастся ли Луизе держаться так, словно ничего не произошло. Неплохая проверка ее находчивости, в которую он, впрочем, безоговорочно верил.

– Что тебя так забавляет? – осведомилась Пиппа, опираясь на протянутую руку, чтобы спуститься в лодку.

– Так… случайная мысль, – весело бросил он. – Кстати, мешковина, кажется, не слишком грязная.

• Он показал на банки. Пиппа все же отряхнула их ладонью и, расправив складки платья и плаща, уселась.

– Всего лишь случайная мысль?

– Совершенно верно, – подтвердил он, располагаясь напротив. Джем занял место рядом с гребцом, который стал выводить суденышко на середину течения. Робин поспешил отвлечь сестру от ненужных расспросов.

– Что тебе так нравится в Лайонеле Аштоне? – спросил он напрямик, поскольку не больше, чем Пиппа, был склонен ходить вокруг да около, когда речь шла о благополучии близких.

– А кто сказал, что он вообще мне нравится?

– Это очевидно, Пиппа. Человеку поручено следить за каждым твоим движением, а ты и внимания не обращаешь. На тебя это не похоже. – Он помедлил, дожидаясь пояснений, и, когда Пиппа ничего не ответила, чуть неуверенно добавил: – Мне кажется, между вами что-то есть. Сегодня я это заметил. И кажется, можно назвать это определенной близостью.

Пиппа продолжала молчать. Робин напряженно вглядывался в ее лицо, едва различимое в серых сумерках. У него усиливалось ощущение, почти предчувствие опасности, грозящей Пиппе. И хотя он не знал, откуда грянет беда и что несет с собой, все же едва ли не ощущал ее в воздухе. Недаром он столько лет ходил по краю пропасти: теперь распознать этот запах было так же легко, как серный смрад дьявола.

– Он мне нравится, – призналась наконец Пиппа. Какой смысл отрицать очевидное? Но больше Робин ни о чем не узнает. – Сама не знаю почему. Кажется, и он мне симпатизирует.

– Это я понять могу. – Робин подался вперед и накрыл ладонями ее руки. – Но… но, Пиппа, будь поосторожнее. Ты и без того в немилости и, помимо всего прочего, носишь ребенка от своего мужа.