Шарады любви, стр. 88

Даниэль с Молли вышли на улицу. В эти дни в Париже было суетно и шумно. Стены угловых зданий пестрели расклеенными плакатами, лозунгами, листовками с текстами последних законов и указаний муниципалитета. Бойко торговали газетные лавки. Чуть ли не из каждой подворотни неслись крики разносчиков, рекламировавших свои издания.

Намеченная и преследуемая Эстэфом жертва, казалось, не замечала всей этой суеты, боя барабанов на площадях, тревожных ударов колокола, цокота копыт от проезжавшего неподалеку патруля народного ополчения. Даниэль входила в лавки и долго там торговалась за каждый метр какого-нибудь материала или сантиметр ленты на шляпку, затем выходила и тут же исчезала в дверях другой лавки или кафе. На открытом рынке Сен-Андре дез'Ар Данни покупала хлеб, вино, фрукты и снова торговалась, со знанием дела рассматривая каждую бутылку или яблоко, которые торговцы старались ей всучить. Она настолько вошла в свою роль матроны, что те уже почитали ее за свою. И никакой шпион, шныряющий в толпе, никогда бы не заметил в ней ничего необычного, а стало быть, подозрительного.

«Но как это ей удается?» — удивлялся Эстэф. В нем начинала расти уверенность, что есть еще много такого в графине Линтон, чего он пока не знает. Нет, она умеет не только носить маску и петь народные песни! Значит, еще до того как приступить к выполнению своего плана, он должен побольше разузнать об этой женщине. Конечно, лучше всего попытаться сделать это в Лондоне, но сейчас Эстэф не мог уехать из Парижа. Прежде надо было убедиться, в какую сторону здесь в ближайшее время будут дуть политические ветры; на сегодняшний день он стоял левой ногой в одном лагере, а правой — в другом…

Сан-Эстэф был человеком осторожным и практичным, поэтому он старался установить контакты с революционными фракциями, одновременно играя роль убежденного монархиста при дворе. Когда Франция наконец решит, в какую сторону сделать решающий шаг, он должен сделать правильный выбор. Такая тактика означала, что граф де Сан-Эстэф будет ставить лишь на стабильное правительство; только таким образом он сможет остаться «на плаву», сохранив свое положение и благосостояние. А пока требовалось занять позицию стороннего наблюдателя, не отдавая видимого предпочтения никому. Эстэф не собирался следовать примеру этого дурака Мирабо, который своими непомерными амбициями и открытым стремлением к власти настроил против себя и тех и других. В результате король уже начал отвергать его советы, доверенные монарха перестали прислушиваться к его предостережениям, а в Национальном собрании он окончательно потерял всякое к себе уважение. И это при том, что Мирабо был одним из самых способных и опытных политиков!

Нет, Эстэф пока заляжет на дно. Ему все равно, кто в конечном счете выиграет — король или народ, но в любом случае политика лавирования и компромиссов — не его дело! Он выложит свои карты только тогда, когда для этого настанет время, а до тех пор нужно оставаться в Париже и внимательно следить за событиями. Месть Даниэль и ее супругу может еще немного подождать.

Через четыре дня, убедившись в неизбежности скорых кровавых событий, Джастин и Даниэль покинули Париж. Сделали они это с чувством огромного облегчения/ и еще больше радовалась отъезду на родину Молли.

В сельской тишине Корнуолла соединенные брачными узами любовники провели чудесное лето. В эти месяцы Даниэль обнаружила невиданную доселе изобретательность в любовных утехах, которая привела в полнейший восторг ее супруга: тот, по наблюдениям Лавинии и Чарльза, молодел с каждым днем.

Часть третья. БАБОЧКА

Глава 17

— Мне это совсем не нравится, Джастин!

Линтон оторвался на мгновение от завтрака, который в одиночестве доедал в маленькой столовой дома в Дейнсбери, и посмотрел на жену. Было Рождество, первое после их возвращения из Парижа. Даниэль сидела на софе в белом бархатном халате, как нельзя лучше соответствуя одевшейся в чистый снег природе. Рано утром Линтон предложил жене покататься верхом, но она отказалась. Он поехал один и только что вернулся с румяным от мороза лицом и отменным аппетитом.

— О чем вы говорите, любовь моя? — переспросил граф, видя, что Даниэль не желает что-либо добавить к своей не совсем понятной фразе.

— О детях, — объявила Даниэль, поднося голые пальцы ног к решетке весело пылавшего камина. — Никогда не думала, что меня будет так безжалостно рвать. К тому же каждое утро!

— Что вы сказали? — вновь переспросил граф, чуть было не подавившись куском бифштекса и поспешив тут же запить его пивом.

— Извините, милорд, это очень грубое слово, но оно наиболее точно отражает такой неприятный позыв человеческого организма, как тошнота.

— Меня вовсе не волнует слово. Лучше скажите, ради Бога, что вы имеете в виду?

— То, что мне не нравится встречать каждое утро, склонившись над ночным горшком. Но бабушка говорит, что это хорошо, так как означает правильное положение ребенка.

— Какого ребенка?! — выкрикнул Линтон, которому показалось, что он начинает сходить с ума.

— Вашего, конечно, милорд!

— Даниэль, я не совсем понимаю: вы имеете намерение забеременеть или уже беременны?

— Вы, вероятно, по утрам плохо соображаете, милорд. Я никогда не жалуюсь на возможный дискомфорт, меня беспокоит только уже существующий.

— Идите сюда.

Граф отодвинул стул и хлопнул себя по колену. Даниэль тут же воспользовалась этим приглашением и, плюхнувшись на колени мужа, потянулась за лежавшим на тарелке бутербродом.

— Иногда это помогает, — принялась оправдываться она. — Стоит что-нибудь пожевать, и все проходит. Я откушу всего один кусочек. Почему-то мне сейчас противно смотреть на кофе, а ведь не так давно я его с удовольствием пила…

— Ну а теперь хватит ломать комедию. Когда вы ждете ребенка?

— В июне. — И Даниэль поцеловала мужа в кончик носа. — Извините, Джастин, у меня не было никакого желания вас дразнить. Я только…

— Вы только не могли от этого удержаться, — закончил за нее Линтон. — Я часто думаю, наступит ли такое время, когда моя жена перестанет быть неуемной хулиганкой?

— А вам бы этого очень хотелось?

— Нет. Скажу больше: я надеюсь, что если родится дочь, то она будет вашей копией.

— А если сын, то вашей!

Распахнулась дверь, и в столовую вошел Джулиан.

— Простите, я не помешал?

— О нет, дорогой кузен! — поспешила уверить его Даниэль, не собираясь, однако, слезать с коленей супруга. — Садитесь за стол. Сейчас вам принесут завтрак. Понимаете, Джулиан, я решила преподнести Джастину рождественский подарок.

— Какой?

— У меня будет ребенок.

— Боже мой! — непочтительно пробормотал себе под нос Джулиан. — Вот так штука… Поздравляю… Только, Джастин, ты считаешь, это… благоразумный шаг? Ах, я не то имел в виду! Но… как Данни будет…

— Самым обычным образом, Джулиан, — со смехом перебила кузена Даниэль. — Только не смущайтесь, пожалуйста. Или это вас шокирует?

— Да нет же! Просто я никак не могу себе представить вас в роли матери. Но все же послушайтесь моего совета: не надо болтать обо всем этом направо и налево. В деликатном положении следует быть очень осторожной! Так, Джастин? — И Джулиан придвинул к себе блюдо с жареной печенкой.

— Ерунду вы говорите, кузен, — отмахнулась Даниэль. — Мое положение вполне естественно и закономерно… Боже, как вы можете это есть?! — И она указала глазами на печенку. — Меня сейчас выр… Я чувствую себя нехорошо при одном взгляде на это блюдо!

— Но оно очень вкусно! — возразил Джулиан. — И помнится, вы сами тоже уплетали его не без удовольствия.

— Это было до того… А сейчас мне порой кажется, что из всех продуктов я в состоянии есть только хлеб с маслом.

— Даниэль, ты застудишь себе ноги! — накинулась на внучку только что появившаяся в столовой леди Марч. — Где твои тапочки?

— Успокойтесь, бабушка! Я грею ноги над камином. И рассказываю свои последние новости.