Серебряная роза, стр. 30
Рэнальф снова небрежной походкой двинулся вдоль стойл, решив для себя, что никого — даже своих братьев — не станет посвящать в то, что он узнал о торговле лошадьми или о тайных делах их сестрички на стороне. Из этого знания можно было извлечь неплохую прибыль, которой незачем делиться даже с родственниками.
Холодно кивнув поглядывающему на него конюху, лорд Равенспир вышел из длинной узкой конюшни. Округа кишела конокрадами: никто ничего не заподозрит, если конюшня Ариэль подвергнется случайному нападению. А он вполне мог бы отправить похищенных животных вниз по течению реки на их семейную верфь в Харвиче. Оттуда их можно будет переправить морем в Хукван-Холланд и выгодно продать какому-нибудь торговцу на континенте. Если украденные лошади не появятся в Англии, никто, и прежде всего сама Ариэль, ни за что не догадается, что идея кражи созрела в самом замке.
Он улыбнулся своим мыслям, выходя на холодный вечерний воздух. Обеспокоенный Стэн сделал шаг к нему навстречу.
— Думаю, мои сведения оказались вам полезными, милорд.
— Вполне возможно, — отстраненно произнес Рэнальф, доставая из кармана кошель. — Но если об этом услышит кто-нибудь еще, то тебе отрежут уши за бродяжничество, ты понял?
Нисколько не сомневаясь во власти графа Равенспира, Стэн отчаянно закивал головой.
— Даю слово, милорд. Вы же знаете Стэна! Буду нем как рыба.
Стэн вытянул руку и довольно усмехнулся, когда ему в ладонь упала серебряная монета. Затем он взгромоздился на ходули и, шагая как цирковой акробат, исчез в темноте ночи.
Рэнальф зашагал в замок. Музыканты уже наигрывали мелодии для вечернего пиршества; длинные столы накрывались для ужина. По большому залу замка сновали слуги с. кувшинами и графинами вина, меда и бренди для первых гостей. Большинство из них уже сменили свои охотничьи костюмы на пышные праздничные одеяния из парчи, атласа и бархата. Все-таки они были приглашены на свадьбу, хотя новобрачных не было видно.
Рэнальф, который задержался, разговаривая со Стэном, все еще оставался в костюме для верховой езды, заляпанном грязью. Войдя в замок, он направился в свою комнату, чтобы привести себя в порядок. Пройдя мимо гостей, он сразу стер улыбку с лица. Сестра превращалась в совершенно невыносимое создание!
Ополоснув лицо, Рэнальф взял из рук почтительного слуги свежую сорочку. Почему наперекор его совершенно ясным указаниям и семейной солидарности сестрица все-таки разделила с Хоуксмуром брачное ложе? Да если бы только это. Ее язычок становился все более острым. Затеять гонки с Оливером, а потом высмеять его на виду у этого Хоуксмура и его компании! Этому нельзя было потакать!
Рэнальф опустился на стул и вытянул вперед ноги, чтобы слуга снял с него измазанные в грязи сапоги. Лицо хозяина было сумрачно, и слуга трепетал от страха, по опыту зная, что при малейшем поводе на его бедную голову обрушатся громы и молнии.
Рэнальф же думал о том, что чем скорее Ариэль овдовеет, тем будет лучше. Даря ей браслет с подвеской и драгоценной розой, он думал купить хотя бы ее пассивную помощь в осуществлении своих планов, но, похоже, просчитался. А теперь, когда он прознал про ее конный завод, у него появлялось еще больше причин оставить сестру в, семействе Равенспир. Невыносимо было представить, что она, ее отвратительный муж, изрядный кусок земли и драгоценные арабские жеребцы отойдут к Хоуксмурам, чтобы те жили в богатстве и согласии. Невозможно даже подумать об этом! И в этот момент в голову Рэнальфа закралась неожиданная мысль: он уже не сможет держать сестру под своим контролем.
Ариэль стала совершенно невозможным, своевольным существом. Что, если она уже беременна? При одной мысли об этом Рэнальф похолодел. Если Ариэль носит в себе ребенка Хоуксмура, тогда земли Равенспиров отойдут в качестве ее приданого к семье мужа, так записано в брачном контракте. Ребенок этого проклятого Хоуксмура унаследует землю, которая принадлежит Равенспирам, — и не имеет значения, что в жилах этого ребенка бежит и кровь Равенспиров. Однако без содействия Ариэль невозможно держать ее подальше от брачного ложа. Подобный скандал неизбежно дойдет до ушей королевы, и тогда на всех планах можно будет поставить крест.
Саймона Хоуксмура надо устранить без всякого промедления. А если Ариэль и в самом деле носит его ребенка, тогда дел предстоит еще больше. Самое время принудить Ариэль к покорности, но прежде всего надо заняться ее проклятыми собаками. Он не мог понять, почему не утопил их много месяцев назад. Пора показать его своевольной сестрице, что означает настоящая преданность семье.
Губы его небольшого рта были сжаты в ниточку, но узкие серые глаза светились довольством, когда Рэнальф аккуратно поправил парик, разложив его длинные локоны по плечам, чтобы сгладить угловатые черты своего лица.
К громадному облегчению слуги, его хозяин, так и не дав волю дурному настроению, через пять минут уже выходил из своей комнаты.
Глава 8
-Ради Бога, послушай меня, не сходи с ума! — Джек Чанси позволил себе не сдерживаться более. — Ты едва можешь ступать на ногу. Зачем тебе надо обязательно тащиться, да еще вниз по лестнице, на эту никому не нужную пьянку?
— Будет гораздо лучше, если я стану сидеть там, а не скрываться здесь, — процедил сквозь стиснутые зубы Саймон.
Он полулежал на кушетке, пытаясь размять мышцы своей искалеченной ноги. Сырые миазмы окрестных болот, на которых он провел полдня, скрутили израненные мышцы в тугой узел, нога налилась тупой болью.
— Я не сдамся Равенспирам, Джек. Если я покажусь за ужином, мне не придется потом слушать лживые слова сочувствия и злобный хохот за спиной.
«Какой же славный мужчина этот Хоуксмур!» — передразнил граф воображаемого врага. — Ковыляет с тростью, временами даже не может сидеть прямо, но все же женился…»
— Ах, да замолчи ты, Саймон! — перебил Джек, начиная понимать логику друга.
Он приподнял ногу Саймона и упер ее себе в плечо.
— Толкай!
Зажмурившись и стиснув зубы, Саймон толкнул. Сведенные судорогой мышцы бедра откликнулись страшной болью, но он продолжал напрягать их, пересиливая боль. Такое случалось с ним и раньше, и порой болело сильнее обычного, как и на этот раз. Саймон понял, что пожинает плоды не только охоты на сыром болоте, но и галантного порыва спасти от насилия свою невесту накануне вечером. Мышцы свело в тугой комок, он не мог без стона даже выпрямить ногу, а под коленной чашечкой словно поселилась колония раков. Но Саймон знал: если он сейчас отступит перед болью, то ему придется провести несколько дней, не вставая с кровати.
Стук в дверь заставил его негодующе дернуться.
— Оставьте меня в покое!
Джек запротестовал.
— Это скорее всего Стэнтон, хочет узнать, не нужна ли тебе помощь, чтобы спуститься вниз.
Саймон недовольно нахмурился:
— Тогда открой дверь, но не впускай никого другого.
Но едва только Джек приоткрыл дверь, в комнату быстро вошла Ариэль, даже не дав ему возможности что-либо возразить. В левой руке молодая женщина держала небольшую корзинку.
— Когда вы спешивались, милорд, мне показалось, что у вас болит нога. Если вы позволите, я смогу облегчить ваши страдания.
— Мне ничего не надо, — снова нахмурился Саймон, пытаясь прикрыть свою ногу пледом. — Прошу вас, оставьте меня.
Ариэль поставила корзинку на пол рядом с кушеткой. Она уже успела переодеться, и теперь на ней было платье бледно-голубого шелка, поверх которого она повязала передник из голландского полотна, отделанный кружевами. Волосы Ариэль были собраны на голове в тяжелый узел, из которого выбились лишь два непослушных локона.
Саймон, даже измученный болью и раздраженный неожиданным вторжением жены, не мог не отметить ее элегантный и даже изысканный вид. Ариэль явно приняла близко к сердцу их утренний разговор по поводу ее старого костюма.
— У меня есть некоторый опыт в подобных делах, — произнесла она с деланной живостью, под которой скрывалась неуверенность: все-таки она собиралась оказать Саймону весьма деликатные услуги.