Почти невинна, стр. 54

Мгновенно устав, она снова упала на подушки и улыбнулась. Если лежать очень смирно, она услышит дыхание младенца, прерываемое, правда, негромкими всхлипами и сопением, что поначалу встревожило Магдалену. Однако вскоре она успокоилась, уловив некий странный, непонятный, но все же определенный ритм. Ей хотелось взять малышку на руки, но недоставало сил. Как ни удивительно, но ужас недавних родов померк. О, она помнила бесконечное отчаяние нестерпимой боли, беспомощности, но это скорее была память разума, а не плоти.

Шум, доносившийся из колыбели, изменился, сопение превратилось в почмокиванье. Тонкий крик пронесся по комнате. Незнакомая до сих пор тревога стиснула сердце Магдалены. А жалобный крик все усиливался. Она попыталась встать, мучимая порывом дотянуться до ребенка, сделать все, чтобы его успокоить. Но Эрин, заспанно моргая, уже поднималась с пола.

— Тише, милая, — пробормотала она, принимаясь раскачивать колыбель.

— Дай ее мне, Эрин.

— А, вы проснулись, госпожа. Она проголодалась. — Эрин вынула девочку из колыбели. — И обмочилась. Давайте я сначала сменю пеленку.

— Не стоит, — ответила Магдалена, протягивая руки. — Не могу вынести ее плача.

Эрин наспех завернула мокрого младенца в простыню и протянула матери. Магдалена вложила сосок в крохотный открытый ротик, потрясенно глядя на ту, которой дала жизнь. Сжатый кулачок упирался в ее набухшую грудь. Крошка тянула губками сосок, хлюпала и, нечаянно выпустив, сразу закричала. Потом снова уткнулась в источник теплого молока и успокоилась. Щечки довольно раздувались.

— Где господин? — спросила Магдалена, отрывая взгляд от завораживающего зрелища. Она помнила, что он пришел в самый последний, самый страшный час ее мук, но память сохранила только смутное ощущение решимости, словно кто-то влил в нее силы, отогнав стоявшую у изголовья смерть. — Он видел своего ребенка?

— Да, госпожа. Послать за ним? Он велел позвать его, как только вы придете в себя.

— Так и сделай, но не прежде, чем мы с девочкой снова будем свежими и благоухающими. От меня плохо пахнет, Эрин, а волосы растрепаны. И малышка насквозь мокра. Нельзя же показывать ее отцу в таком состоянии.

Эрин ткнула ногой спящую Марджери, и та со стоном повернулась на бок.

— Просыпайся, лентяйка! Госпоже нужны горячая вода и овсяная каша с пряностями. Да и ребенка надо искупать перед приходом господина!

Марджери энергично потерла глаза и, оглядев мать и ребенка, удовлетворенно кивнула, несмотря на усталость.

— Сейчас пойду на кухню. Господин не велел звонить в колокола, чтобы возвестить о благополучном рождении ребенка. Не хотел будить леди. Но теперь пусть звонят.

Она поспешила к двери, и уже через полчаса колокола всех четырех башен разнесли по всей округе радостную весть о рождении наследницы владений де Брессе. Конечно, мальчик был бы предпочтительнее, но и эта малышка поможет сохранить владения де Брессе под властью герцога Ланкастера.

Гай услышал торжественный перезвон, выходя из казарм. Он пытался провести часы, оставшиеся до свидания с Магдаленой, занимаясь обычными делами, старался вести себя так, словно жизни матери и ребенка были важны для него только как для верного слуги своего господина. И таил в душе сладостно-горькую радость, мучительное счастье отцовства, которое не мог признать открыто, а также невыразимую благодарность Богу за то, что пощадил и не отнял у него Магдалену.

Повинуясь странному порыву, он свернул в сад, где под деревьями буйно цвели колокольчики и нарциссы, нарвал охапку. Пальцы стали липкими от вытекавшего из толстых стеблей сока, неожиданно напомнившего о соках любви, с таким восторгом изливавшихся в ее лоно. Гай глубоко вдохнул терпкий весенний, круживший голову аромат. Аромат Магдалены.

Собрав букет, он вышел из сада, поднялся по внешней лестнице и направился к покоям Магдалены. Дверь была приоткрыта. Он толкнул ее. Эрин и Марджери не было. Магдалена сидела на большой кровати, все еще бледная, но улыбающаяся, и, завидев его, протянула руки.

Гай осторожно прикрыл дверь и шагнул к Магдалене.

— Тебе уже лучше, любимая?

— Несравненно. Что за чудесные цветы! Она подняла ребенка, спящего на сгибе ее руки, и протянула ему.

— Ваша дочь, господин.

Гай рассыпал цветы по одеялу. Желтые, голубые и белые мазки живописно перемешались на постели. Он взял ребенка. Магдалена тем временем сгребла цветы и зарылась носом в душистые лепестки, улыбаясь глазами, когда заметила, как смягчилось суровое лицо и пальцы, привыкшие к мечу и стали, осторожно обводят розовую щечку.

— Зои, — объявила она. — Я назову ее Зои, милорд. Дар жизни.

— Зои, — повторил он, коснувшись крохотного курносого носика. — Вряд ли это имя подходит для Плантагенетов, милая.

Лицо Магдалены словно отвердело.

— Она не обязана называться в угоду Плантагенетам! Это наше дитя, Гай, и будет носить то имя, которое мы для нее выберем. Имя для любви. Не для династии.

Гай поднял девочку повыше и, словно благословляя, поцеловал сморщенный лобик.

— Значит, Зои, — мягко сказал он. — В подтверждение жизни и любви.

Глава 11

Эдмунд де Брессе стоял на баке «Святой Анны» в предрассветной тишине, глядя на крепостной вал Кале, окутанный легким туманом, лежавшим на гладкой воде. Подгоняемое свежим утренним ветерком, судно вошло в гавань под знаменами Ланкастера и де Брессе. На крепостном валу приветственно реял штандарт Англии с лилиями и львом.

У Эдмунда стало легче на сердце. При виде знакомой бухты, ворот к спорной территории, за которую сражались два королевства, и к его собственным владениям он снова испытал необычайный подъем сил, которых так долго было лишено его тело. Там, в замке, жили его жена и ребенок. Ребенок, который должен был родиться несколько недель назад. Выпало ли Эдмунду счастье стать отцом мальчика? И выжило ли дитя? Последний вопрос неизменно лишал первый всякого смысла. Каким бы ни был пол младенца, он наследник де Брессе. А мать ребенка? Вынесла ли она роды? Он столько слышал об опасных последствиях неудачных родов: горячка, грудница, быстрая смерть, когда роженица истекала кровью, и медленная, когда несчастная таяла день за днем, пока не высыхала заживо.

— Пожалуйста, Господи, сохрани ее, — прошептал он, мучимый нетерпением. Ему казалось, что они расстались, едва он обнаружил мир, где главным была его любовь к Магдалене Ланкастер. Ее образ стоял перед его глазами днем, мягкое нежное тело покоилось в его объятиях по ночам. Он быстро понял, что его страсть не встречает ответа. Жена не разделяла его чувств. Нет, ничего не скажешь, относилась она к нему хорошо, и, похоже, он даже ей нравился. Безропотно согласилась выйти замуж и так же безропотно исполняла супружеский долг. Но на любовь отвечала лишь дружбой и беспрекословным подчинением. Это расстраивало Эдмунда. Но он с оптимизмом юности и уверенностью человека, который много повидал, многого добился и выходил победителем из многих схваток, твердо рассчитывал, что когда-нибудь ее сердце откроется для него. Он научит ее любви, и в его объятиях, она наконец ответит на пыл и восторг, с которыми он брал ее по ночам.

Чайки с криками кружили над проливом, проносясь над палубой в поисках отбросов. Матросы приготовились убрать четырехугольный парус: судно уже приближалось к гавани. На причале стоял смотритель порта, готовясь принять и закрепить толстые канаты, после того как корабль бросит якорь.

Эдмунд остался на палубе, с наслаждением наблюдая за суетой. Оруженосец и пажи присмотрят за сборами и погрузкой вещей. Хорошо, что они сойдут на берег утром! Значит, можно будет отправиться в Пикардию сразу же, как только все три корабля пристанут к берегу и воины займут свои места в седлах, а припасы — на повозках. Если не случится лишних проволочек, им не придется проводить в дороге более пяти ночей. Он вышлет вперед герольда с эскортом копейщиков, чтобы предупредить жену и домочадцев о своем прибытии. Маленький отряд, скачущий на резвых лошадях, доберется до замка на день раньше основной кавалькады, и утром жена встретит мужа с подобающими почестями.