Квест-1. Пролог, стр. 4

что вас зовут Гальтон Норд, что вам тридцатый год от роду и что вы занимаетесь самой интересной профессией на свете — экспериментальной фармакологией. У вас три докторских степени: по медицине, химии и биологии, вы на отличном счету на службе, в Этнофармацевтическом Центре знаменитого нью-йоркского Института Ротвеллера, но при всем при этом вы, в сущности, довольно скромный винтик огромного и сложного механизма, настоящего улья, в различных отсеках которого, разбросанных по всему миру, трудятся десятки тысяч людей.

И вдруг вас срочно вызывают Наверх, к самому высокому начальству. Не к заведующему Центром, даже не к директору Института, а к самому Джей-Пи Ротвеллеру, владельцу транснациональной корпорации, над которой никогда не заходит солнце, к царю царей, выше которого на земле, наверное, лишь президент США и папа римский, да и то не факт, потому что на долгом веку великого Ротвеллера сменилось множество президентов и пап, причем некоторых Джей-Пи, как говорится, создал собственными руками.

Прибавьте к этому, что за восемь лет работы в Институте вы ни разу вживую не видели своего работодателя и не были уверены, что Небожитель вообще знает о вашем существовании.

«Небожитель» — одно из прозвищ Джей-Пи, потому что его офис находится в пентхаусе ротвеллерского небоскреба, под самыми облаками. Немногих избранных, кого приглашают Наверх, возносит под крышу особый скоростной лифт.

Заведующий Центром, который ни разу не был удостоен подобной чести, о причине внезапного вызова не извещен и поражен не меньше вашего.

Итак:

1. Великий Человек лично вас не знает.

2. Начальство о вас Наверх не докладывало.

Вывод?

Только один: мистера Ротвеллера чем-то заинтересовал ваш личный файл — персональное досье, которое в корпорации заведено на каждого сотрудника. Заглянуть туда — заветная и совершенно неосуществимая мечта всякого мало-мальски честолюбивого работника огромной научно-индустриально-филантропической империи, кадровая политика которой работает, как часы, и никогда не дает сбоев. Все служебные повышения, понижения и перемещения — в том числе неожиданные — оправданны, резонны и идут на пользу делу. Значит, сведения, содержащиеся в персональных файлах, безукоризненно полны и достоверны.

Чем же мог ваш файл заинтересовать господина Ротвеллера?

Тем, что вы родились 1 января 1901 года, одновременно с новым веком? Вряд ли. Джей-Пи — крупнейший в мире филантроп и, как утверждают некоторые, неисправимый идеалист, но в склонности к мистицизму не замечен.

Быть может, тем, что в семнадцать лет вы пошли добровольцем на войну? Эка невидаль! В Америке счет пылким юнцам, жаждавшим крови коварных тевтонов, шел на многие тысячи. А про основной урок, почерпнутый вами в результате этого мальчишеского приключения, из вездесущего досье Небожителю узнать не удастся. Вы отправились за море стрелять и убивать, а вместо этого поняли, что ваше призвание — спасать и врачевать.

В файле наверняка отмечено, что Гальтон Норд прошел шестилетний курс университета за три с половиной года, но опять-таки упущено главное: после фронтовой мясорубки обучение самой гуманной из профессий показалось вам милой и трогательной игрой.

Зато всё, что произошло после окончания медицинского факультета, в досье зарегистрировано в мельчайших подробностях, можно не сомневаться.

И то, как блестящему студенту предложили захватывающе интересную работу в Этнофармацевтическом Центре — в ботаническом отделе, который исследует экзотические практики знахарства, используемые колдунами диких племен Африки, Южной Америки и Океании.

И то, как вы проявили себя в многочисленных экспедициях.

Какие вы имеете публикации.

Сколько у вас на счету научных разработок.

Сколько заявленных патентов на новые лекарства.

Ну а еще в файле, конечно же, есть фотография, с которой на мистера Ротвеллера смотрит молодой мужчина исключительно позитивной наружности: с чистым лбом, чуть вздернутым носом, твердой линией рта и упрямым подбородком, увенчанным ямочкой.

Настоящий американец, хоть сейчас на рекламу «Кока-Колы». [5]

«За каким же хреном ты понадобился Небожителю?» — спросил Гальтон Норд, разглядывая в зеркале свое образцово-показательное отражение. Отражение ответило сосредоточенным, немного настороженным взглядом.

Лифт плавно, почти бесшумно возносился всё выше и выше. Шестьдесят четвертый этаж, где восседал великий и ужасный Ротвеллер, неотвратимо приближался, а загадка оставалась неразрешенной.

Обычно Гальтон не соблюдал формальностей в одежде, отвергая всё бессмысленное или неудобное: галстуки, крахмальные воротнички, узкие туфли. Но тут вдруг засомневался — удобно ли будет заявиться к такому человеку в льняной паре, рубашке с открытым воротом и парусиновых туфлях? Хорошо еще, не настал май, когда доктор Норд переходил на летний режим волосяного покрова: снимал со скальпа отросшие за зиму волосы, сбривал бороду и до октября дышал кожей, раз в неделю убирая растительность опасным лезвием.

До первого мая оставалось еще восемь дней. Лицо этноботаника, загорелое после недавней экспедиции во французскую Африку, заросло светлой бородкой, на лоб свисал золотистый чуб. Общее впечатление классической англосаксонскости нарушали лишь черные глаза — по преданию, доставшиеся Нордам от индейской принцессы. Правда, их обладатель, любивший точные формулировки, утверждал, что корректнее говорить о «сильно пигментированной радужной оболочке», поскольку черной радужной оболочки в природе не бывает. Некоторые коллеги нордовское пристрастие к точности называли занудством, а самого его считали скучным. Он действительно плохо понимал, зачем люди все время шутят, да и улыбался крайне редко. Зато если уж улыбался, к ямочке на подбородке прибавлялись еще две, на щеках, — очень симпатичные.

Что еще сказать о внешности доктора Норда? Высокий, широкоплечий, с эластичными, будто насилу сдерживаемыми движениями.

Ах да! Когда Гальтон о чем-нибудь всерьез задумывался (как, например, сейчас), на чистом лбу проступала резкая продольная морщина.