Безжалостное обольщение, стр. 40

— Не намеренно, Женевьева. Похоже, Анжелика устроила так, чтобы остаться с тобой в доме с глазу на глаз…

— Именно, и воспользоваться вудуистской магией, чтобы наслать на меня погибель.

— Вудуистское колдовство, — Доминик нахмурился, — не может причинить тебе никакого вреда, Женевьева.

— Легко тебе говорить, — вспыхнула она. — Ты ведь не наступал на колдовской порошок и не разрушал магического узора.

— О чем это ты? — Он нетерпеливо прошел к столу, где на серебряном подносе стояли графин с вином и бокалы. — Думаю, тебе не помешает немного подкрепить свои силы.

Прежде чем рассказать, что в точности здесь произошло, Женевьева взяла из его рук бокал, отпила немного вина и с вызовом заявила:

— Ты не можешь винить меня за то, что я сделала.

— Конечно, могу. Ты не имеешь ничего общего с уличной проституткой. И я больше не желаю слышать этого бреда — будто я обращаюсь с тобой так же, как с Анжеликой, только потому, что мы бываем вместе в этом доме. Ты — юная креольская леди, и то, что ты утратила невинность, останется секретом, известным только нам двоим. В недалеком будущем ты выйдешь замуж и займешь подобающее место в обществе, а нынешнее юношеское приключение, надеюсь, оставит у тебя лишь приятное воспоминание.

Женевьева покачала головой и даже хлопнула рукой по подушке:

— Нет, ты абсолютно не прав.

— Ты снова меня злишь, — мягко предупредил Доминик. — Мне стоило огромных усилий до сих пор держать себя в руках. Но не могу обещать, что меня хватит надолго. Я прав, потому что так должно быть.

— Ты не понимаешь! — Женевьева спрыгнула с кровати. — Если это злит тебя, прости, но я не могу не сказать. Неужели ты думаешь, что я не изменилась с тех пор, как мы встретились, как… — Она выразительно оглядела комнату. — Раз все это случилось, как я могу оставаться прежней креольской девушкой на выданье? Я никогда-то особенно не подходила для подобной роли, а теперь это и вовсе исключено.

Доминик, закрыв глаза, пытался собраться с силами.

— Ты увидишь, что я прав, — сказал он наконец. — Небольшая романтическая прелюдия скоро закончится, ты вернешься к прежней жизни, став более зрелой, разумеется, более опытной, в сущности, став гораздо лучше, чем прежде. Но вернешься!

Женевьева стала еще бледнее, чем и без того была после всего случившегося, но попыталась скрыть тревогу.

— Почему она скоро закончится?

— Потому что скоро я снова буду далеко в море. Я ведь сказал тебе вчера, — беззаботно напомнил капер. — А когда… если… я вернусь, много воды утечет, фея. Ты будешь помолвлена или уж, во всяком случае, окружена поклонниками.

— Возьми меня с собой, — вдруг попросила она. — То, о чем ты говоришь, означает для меня быть заживо погребенной. Я хочу с тобой в море. Я не стану мешать или чего-то требовать от тебя. Я понимаю, что тебе не нужны никакие путы. Мне тоже. Но теперь, после того как я вкусила восторг бытия без сковывающих условностей, я не смогу жить иначе. — В глазах ее застыли мольба и слезы.

"Невозможная девчонка, — подумал Доминик с некоторым раздражением. — Женевьева Латур из тех, кто не сворачивает с пути, намеченного ими самими. Если уж ей чего захочется, она пойдет и возьмет это, и не успокоится, пока не получит желаемого». Делакруа был хорошо знаком такой характер, поскольку он и сам обладал подобным. И он восхищался такими людьми, ибо в мире есть стоящие вещи, которыми можно овладеть, лишь имея железную волю. Но в данном случае мадемуазель Женевьева и впрямь возжелала невозможного, и придется продемонстрировать превосходство его воли.

— Ты капризный ребенок, Женевьева, который не знает, что такое «нет». Считаешь, что, если тебе чего-то хочется, этого уже вполне достаточно. Ничего более комичного, чем то, о чем ты просишь, я в жизни не слышал.

— Это не комично. То есть для обычной женщины — может быть, но я не…

— Да, — сухо перебил он, — ты действительно не обычная женщина, признаю. Но ты наивна и простодушна и не отдаешь себе отчета в том, что предлагаешь. Даже если бы я лишился рассудка и поддался на твои уговоры, мои матросы встали бы стеной «против» и были бы правы. Моя дорогая Женевьева, мы отправляемся вовсе не на прогулку по заливу, пойми это.

— А я так и не думаю, — ответила она, все еще не желая сдаваться. — Я знаю о пиратах и британской блокаде. Знаю об опасности. Но я не понимаю, почему, если меня это не пугает, это должно пугать тебя и особенно твою команду.

"Потому что ты не знаешь о том, что мы поставляем оружие для революции», — мрачно подумал Доминик. Вздохнув, он резко положил конец дальнейшим спорам:

— Одевайся. Тебе пора домой.

— Я обычно ухожу домой лишь на рассвете, — возразила Женевьева, решительно поджав под себя босые ноги и откинув назад волосы. — И, думаю, мне полагается вознаграждение за все, что я пережила сегодня вечером. Тем более ты обещал, будто все будет хорошо.

Он пристально посмотрел на нее. В ее чувственно потемневших тигриных глазах можно было прочесть лишь расчетливое лукавство: она явно решила сделать вид, будто этого бессмысленного спора и не было. Подобная уступчивость почему-то заставила его испытать некоторую неловкость, но в конце концов он сам этого добивался. Было бы нелогично интересоваться теперь, почему она вдруг проявила такую покорность. К тому же приглашение, которое она делала, откинувшись на спину и сладострастно расслабившись, было совершенно невозможно не принять…

Глава 12

Доминик не ошибся, заподозрив, что покорность Женевьевы, легко согласившейся не участвовать в его предстоящем рейде, притворна. Однако в течение нескольких последующих недель фея не давала ему повода лишний раз убедиться в этом, и он ослабил бдительность. Семейство Латур переехало в Трианон, родовую плантацию на озере Борн, а капер вместе со своим флотом благополучно расположился в потаенной бухте среди болот. Стук молотков и визг пил не смолкал здесь ни на минуту, и в воздухе постоянно висел запах лака и красок — заделывались пробоины, корабли переоборудовали и надраивали до блеска.

Женевьева была здесь частой гостьей. Она приплывала на каноэ, пробираясь по протокам, петляющим среди зарослей, зорко следя, не появится ли где-нибудь аллигатор, и стряхивая с платья древесных крабов, иногда падавших с нависающих над протокой веток. Не то чтобы подобные путешествия доставляли ей удовольствие, но, как она однажды практично заметила каперу, если человек располагает лишь одним средством достижения цели, лучше им и воспользоваться.

Доминик лишь улыбнулся тогда в ответ, закурил сигару и устремил мечтательный взор на гладкую поверхность бухты. Женевьева заметила, что в ее обществе он теперь часто улыбается так спокойно и ласково. Не то что в первые дни их знакомства.

И Сайлас это заметил, да и вся команда. Однако девушка, похоже, понимала, что держаться следует скромно, и матросы скоро привыкли к присутствию легкой фигурки в цветастом платьице, обычно босой, с золотистыми волосами, связанными лентой на затылке. Девушка вела себя безупречно — больше не было никаких инцидентов вроде лазанья по мачтам, — и хозяин пребывал в добром настроении, лишь изредка раздражаясь по поводу задержек в ремонте кораблей. Наверное, поэтому в целом матросы считали присутствие мадемуазель благотворным.

Стояло жаркое субботнее утро в конце июля. Женевьева лежала на палубе на спине, купаясь в солнечных лучах. Она перед этим ела речных раков, приготовленных коком, и все еще ощущала во рту вкус острых рыбных приправ. Ожидая, когда Доминик освободится и они смогут уединиться в каюте, она услышала, как капер обсуждает с боцманом проблему укомплектования экипажей для предстоящего выхода в морс.

— Я отправлюсь на пристань, месье, — говорил боцман. — Там околачивается множество опытных матросов, которые, насколько я знаю, будут счастливы присоединиться к нам, если пообещать хорошее денежное вознаграждение.

— Поразведай и на латурских верфях, — с дьявольским блеском в глазах посоветовал Доминик. — Очень заманчивая идея — украсть у него не только владения, но и людей.