Чернильное сердце, стр. 34

Он медленно подошёл к коробкам, в которых когда-то лежали книги, ныне превращённые в пепел и горстку горелой бумаги, и пошарил в них руками.

— Сюрприз! — объявил он и с улыбкой поднял над головой одну книгу.

Она выглядела совсем иначе, чем та, которую ему привезли Мегги и Элинор. Книга была в бумажной разноцветной суперобложке, с картинкой, которую Мегги издали не разглядела.

— Да, одна у меня ещё осталась! — подтвердил Каприкорн, довольно глядя в растерянные лица. — Мой, и только мой, персональный экземпляр, можно сказать. И завтра ты, Волшебный Язык, будешь читать мне вслух эту книгу. Как я уже сказал, мне чрезвычайно нравится этот мир, но мне не хватает одного товарища прежних дней, о котором здесь говорится. Твоему заместителю я никогда не позволил бы испробовать на нём своё искусство. Я опасаюсь, как бы он не перенёс сюда моего друга безголовым или одноногим, но теперь со мной ты, великий чтец.

Мо смотрел на книгу в руках Каприкорна, всё ещё не веря своим глазам, словно боялся, что она вот-вот растворится в воздухе.

— Отдохни, Волшебный Язык, — сказал Каприкорн. — Побереги свой драгоценный голос. У тебя будет время отдохнуть, потому что я должен отлучиться, а вернусь только завтра днём… Отведите всех троих к ним на квартиру! — приказал он своим людям. — Дайте им хорошо поесть и несколько одеял на ночь. Ах, да, и пусть Мортола принесёт им чай, этот напиток творит чудеса, если голос устал и охрип. Ведь ты всегда молился на чай с мёдом, Дариус? — Он вопросительно повернул голову в сторону Мастера Чтения.

Тот только кивнул и сочувственно поглядел на Мо.

— На квартиру?.. Вы имеете в виду застенок, куда прошлой ночью нас засунул этот ваш дружок с ножом? — Лицо Элинор покрылось красными пятнами (Мегги не могла понять, от ужаса или от возмущения.) — То, что вы здесь творите, — это незаконное лишение свободы! Нет, хуже — похищение людей! Да, похищение людей! Вы знаете, сколько лет тюрьмы полагается за это?

— Похищение людей! — Баста словно наслаждался вкусом этих слов. — Хорошо звучит. В самом деле.

Каприкорн только улыбнулся и так посмотрел на Элинор, как будто видел её впервые.

— Баста! — сказал он. — Эта дама может быть нам полезна?

— Понятия не имею.

Баста ухмыльнулся — ни дать ни взять мальчик, которому только что разрешили сломать игрушку.

Элинор побледнела и попятилась, но Кокерель встал у неё на пути и сгрёб её в охапку.

— Что мы обычно делаем с бесполезными вещами, Баста? — тихо спросил Каприкорн.

Баста по-прежнему ухмылялся.

— Прекрати! — гневно крикнул Мо Каприкорну. — Прекрати, или я больше ни слова не прочту!

Каприкорн со скучающей миной повернулся к нему спиной. Баста всё ухмылялся.

Мегги увидела, как Элинор зажала ладонью дрожащие губы. Она тут же встала рядом с ней.

— Моя тётя очень даже может принести вам пользу! Никто лучше неё не разбирается в книгах! — сказала она, сжимая руку Элинор.

Каприкорн обернулся. От его взгляда Мегги содрогнулась, будто кто-то провёл по её спине холодными пальцами. Ресницы у него были белёсые, как паутинки.

— Элинор наверняка знает больше историй про сокровища, чем этот твой тощий Мастер Чтения! — промямлила она. — Это чистая правда!

Элинор сжала пальцы Мегги так крепко, что чуть не раздавила их. Тётушкины пальцы были мокрыми от пота.

— Да, так и есть! — сказала Элинор осипшим голосом. — Я обязательно припомню ещё несколько!

— Так-так. — Каприкорн скривил красивые губы. — Что ж, посмотрим.

Затем он подал знак своим молодцам, и они тычками погнали Элинор, Мегги и Мо перед собой — мимо столов, мимо статуи Каприкорна, мимо красных колонн, к тяжёлой двери, которая, когда её распахнули, жалобно заскрипела.

Церковь отбрасывала длинную тень на площадь между домами. Пахло летом, и солнце светило на безоблачном небе как ни в чём не бывало.

НЕЯСНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

Их в самом деле накормили досыта. Около полудня служанка принесла хлеб и оливки, а вечером — вермишель, пахнущую свежим розмарином. Это не могло сократить бесконечно долгие часы. Ещё меньше полный желудок мог прогнать страх перед завтрашним днём. Возможно, это было бы под силу какой-нибудь книге, но о ней не стоило и мечтать. Здесь не было ни одной книги, только стены без окон и запертая дверь. Правда, под потолком висела новая лампочка, так что им не пришлось коротать время в темноте. Мегги вновь и вновь смотрела на щель под дверью, чтобы узнать, не стемнело ли. Она представляла себе, как снаружи греются на солнышке ящерицы. Она видела нескольких на площади перед церковью. Нашла ли та изумрудно-зелёная ящерка, что бегала среди россыпи монет, дорогу на волю? А что случилось с мальчиком? Всякий раз, когда Мегги закрывала глаза, она видела его ошеломлённое лицо.

Она спрашивала себя, не о нём ли сейчас мучительно думал и её отец. С тех пор как их снова заперли в этом сарае, он не сказал почти ни слова. Он ничком упал на солому и повернулся лицом к стене. Элинор разговаривала ничуть не больше него.

— Какая щедрость! — только и пробормотала она, после того как Кокерель запер за ними дверь. — Наш хозяин пожертвовал нам ещё две кучки гнилой соломы.

Потом она уселась в углу, вытянув ноги, и начала мрачно разглядывать сначала свои колени, а потом грязную стену.

— Мо, — спросила Мегги, когда тишина стала просто невыносимой, — как ты думаешь, что они сделают с мальчиком? И что это за приятель, которого Каприкорн хочет перенести сюда из книги?

— Я не знаю, Мегги, — только и ответил он, не оборачиваясь.

И ей пришлось оставить его в покое, соорудить себе соломенную постель рядом с его лежанкой и расхаживать вдоль голых стен. Может быть, за одной из них томился незнакомый мальчик? Она прижалась ухом к стене. Ни один звук не проникал сюда. Кто-то нацарапал на штукатурке своё имя: «Рикардо Бентоне, 19. 5. 1996». Мегги провела по буквам рукой. В стороне, на расстоянии двух ладоней, было написано ещё одно имя, а вот ещё одно. Мегги спросила себя: что стало с ними со всеми, с Рикардо, с Уго, с Бернардо?.. Может быть, ей тоже надо нацарапать своё имя, подумала она, на тот случай, если… Она предусмотрительно не додумала эту мысль до конца.

Позади неё, тяжело вздыхая, растянулась на куче соломы Элинор. Когда Мегги обернулась, тётушка улыбнулась ей.

— Чего только я не отдала бы сейчас за расчёску! — сказала она и пятернёй скинула волосы на лоб. — Никогда не думала, что в подобной ситуации мне больше всего будет не хватать именно расчёски, но это так. Господи, у меня даже ни одной заколки нет… Что ж, буду выглядеть как ведьма или как щётка для мытья посуды, которая знавала и лучшие времена.

— Да ладно, ты и так неплохо выглядишь. Всё равно заколки у тебя вечно выпадали, — сказала Мегги. — По-моему, ты теперь даже помолодела.

— Помолодела? Гм… Ну, если ты так считаешь… — Элинор тщательно осмотрела себя — её мышино-серый свитер был весь в грязи, а на чулках спустились сразу три петли. — То, как ты пришла мне на помощь в церкви, — сказала она и расправила юбку, — было с твоей стороны весьма любезно. У меня ноги стали точно ватные — так мне было страшно! Я просто не знаю, что со мной. Чувствую себя так, будто это не я, а кто-то другой, будто прежняя Элинор уехала домой и оставила меня здесь одну.

Её губы задрожали, и Мегги вдруг показалось, что она сейчас заплачет, но прежняя Элинор, похоже, была всё ещё здесь.

— Да, подтверждается старая истина, — сказала она. — Только в беде познаётся, из какого материала ты сделан. Я всегда думала, что сделана из дуба, но оказалось, что из какого-то другого дерева, податливого, как воск. Стоит какому-нибудь поганцу поиграть ножом перед твоим носом, и уже сыплются щепки…