Чернильное сердце, стр. 2

— Двенадцать лет, — повторил он. — Ну конечно. Тогда ей было… три года, кажется?

Мо кивнул.

— Пойдём, я дам тебе, во что переодеться. — Казалось, Мо старался поскорее увести незнакомца от дочери. — А ты, — сказал он ей через плечо, — иди спать.

Не добавив больше ни слова, он закрыл за собой дверь в мастерскую.

Мегги стояла и тёрла холодные ноги одна о другую. «А ты иди спать»… Иногда Мо поздно вечером приносил ей в кровать пакетик орешков. Бывало, после ужина он носился за ней по всему дому, пока она, вдоволь насмеявшись, не оказывалась у себя в комнате. А порой он так уставал, что просто лежал на диване, а Мегги варила ему кофе, прежде чем лечь в постель. Но никогда ещё он не отправлял её спать так, как сейчас.

Какое-то предчувствие, похожее на страх, зародилось в её сердце, словно вместе с этим незнакомцем, чьё имя было таким странным и очень знакомым, в их жизнь ворвалось что-то ужасное. Она так жалела, что испугалась и позвала Мо. Лучше бы этот незнакомец остался на улице, пока бы его не смыло дождём.

Дверь в мастерскую открылась, и девочка вздрогнула.

— Ты всё ещё тут? — удивился Мо. — Иди спать, Мегги.

На его переносице залегла морщинка, которая появлялась только тогда, когда он был чем-то сильно встревожен, а смотрел он сквозь неё, точно его мысли были совершенно о другом. Тревожное предчувствие в сердце Мегги росло и росло.

— Прогони его, Мо! — сказала она, когда Мо привёл её в комнату. — Он мне не нравится.

Мо остановился в дверях.

— Когда ты завтра проснёшься, его уже не будет. Честное слово.

— Честное-честное? Ты не скрещиваешь пальцы? — Мегги посмотрела ему в глаза — она всегда замечала, если Мо лукавил, как бы он ни старался это скрыть.

— Не скрещиваю.

В доказательство он показал руки. Потом он закрыл за собой дверь, хотя знал, что Мегги этого не любила. Девочка прижалась к двери. Она услышала, как кто-то гремел посудой.

«Ага, Рыжая Борода захотел горячего чаю. Надеюсь, он подхватит воспаление лёгких», — подумала Мегги. Он не должен умереть от этого сразу, как мама её учительницы по английскому. Она услышала, как закипел чайник, как Мо поставил на поднос чашки и пошёл в мастерскую.

Когда он закрыл дверь, Мегги предусмотрительно подождала пару секунд, хоть это было и нелегко, а затем снова выскользнула в коридор.

На двери мастерской висела маленькая медная табличка. Мегги знала наизусть то, что было на ней написано. По этим старинным заострённым буквам она училась читать, когда ей было пять лет:

Некоторыми книгами надо наслаждаться, другие — проглатывать; и лишь немногие нужно жевать, а затем хорошо переваривать.

В пять лет ей приходилось забираться на ящик, чтобы разобрать эти буквы. Слово «жевать» она тогда понимала буквально и с отвращением спрашивала отца, зачем он повесил на дверь высказывание какого-то осквернителя книг.

Затем она узнала, что всё это значило, но сейчас её совершенно не интересовали слова на табличке. Она хотела понять другие слова — тихие, почти неразборчивые, которыми обменивались двое за этой дверью.

— Ты не должен его недооценивать! — услышала она голос незнакомца.

Его голос был так не похож на голос Мо. Да и ни один другой голос не был на него похож. Мо словно рисовал своим голосом картины в воздухе.

— Он всё сделает, чтобы заполучить это! — снова услышала она голос Сажерука. — Не сомневайся, он из-под земли тебя достанет!

— Я никогда ему этого не отдам. — Это был уже Мо.

— Но так или иначе он её получит! Говорю же тебе: они взяли твой след.

— И уже не в первый раз! До сих пор мне всегда удавалось от них уйти.

— Да? И как долго это ещё будет, по-твоему, продолжаться? А как же твоя дочь? Только не говори, что ей очень нравится постоянно переезжать с места на место. Поверь, я знаю, о чём говорю: они скоро будут здесь.

За дверью стало тихо. Мегги задержала дыхание, боясь, что её услышат.

Затем снова заговорил отец — нерешительно, как будто слова давались ему с трудом.

— И что… и что я, по-твоему, должен делать?

— Пойдём со мной. Я отведу тебя к ним!

Кто-то из собеседников постучал ложкой по чашке. Обычные звуки казались в тишине очень громкими.

— Ты ведь знаешь, Каприкорн высокого мнения о твоих талантах, и он, несомненно, обрадуется, если ты сам принесёшь ему это. Тот новенький, которого он взял на смену тебе, совсем ничего не умеет.

Каприкорн… Ещё одно странное имя. Гость с трудом его выговорил, как будто это слово могло прокусить ему язык. Мегги пошевелила окоченевшими пальцами. Холод пронизывал её до костей, и она не понимала, о чём говорят двое мужчин, но старалась запомнить каждое слово.

В мастерской снова стало тихо.

— Не знаю… — сказал наконец Мо. Голос его был таким усталым, что у Мегги сжалось сердце. — Я должен подумать. Как ты считаешь, когда его люди будут здесь?

— Скоро! — Слово упало в тишине как камень.

— Скоро… — как эхо, повторил Мо. — Хорошо. Тогда я решу до завтра. У тебя есть где переночевать?

— Найдётся. С этим у меня никогда не было проблем. — Сажерук засмеялся, но смех этот был совсем не весёлым. — Но я бы хотел знать, что ты решишь. Ты не против, если я зайду завтра? Днём.

— Конечно. В полвторого я забираю Мегги из школы, а потом приходи.

Мегги услышала, как отодвинулся стул, и быстро побежала обратно в комнату. Едва она успела притворить за собой дверь, как открылась дверь в мастерскую. Натянув одеяло до подбородка, Мегги лежала и слушала, как отец прощался с гостем.

— Спасибо за предупреждение, — донёсся до неё голос Мо.

Послышались шаги — тихие, нерешительные, словно гость медлил, потому что сказал ещё не всё.

Наконец он ушёл, а дождь продолжал барабанить по окну мокрыми пальцами.

Когда Мо вошёл в её комнату, Мегги быстро зажмурила глаза и постаралась дышать ровно, как будто она крепко спала.

Но Мо был не глуп. Иногда он был даже чертовски умён.

— Мегги, вытащи ногу из-под одеяла, — сказал он.

Девочка неохотно выставила наружу всё ещё холодную ступню и положила её в тёплую руку отца.

— Так я и знал: ты шпионила. Хоть раз ты можешь меня послушаться?

Отец со вздохом накрыл её ногу тёплым одеялом. Он сел на кровать, потёр руками уставшее лицо и посмотрел в окно. У него были чёрные, как шерсть крота, волосы. А белокурые волосы Мегги достались ей от мамы, которую она знала только по выцветшим фотографиям. «Радуйся, что ты больше похожа на неё, чем на меня, — говорил Мо. — Моя голова плохо бы смотрелась на твоих плечах». Но Мегги очень хотела быть похожей на него, ведь на свете не было другого лица, которое бы она так любила.

— Я всё равно ничего не поняла из того, что вы говорили, — пробормотала она.

— Хорошо.

Мо смотрел в окно, словно Сажерук всё ещё стоял во дворе. Затем он встал и направился к двери.

— Попытайся немного поспать, — сказал он. Но Мегги совсем не хотела спать.

— Сажерук. Что это за имя? И почему он называет тебя Волшебным Языком? — спросила она, но Мо не ответил. — А тот, что ищет тебя… я слышала. Каприкорн. Кто это?

— Уж его-то тебе совсем не нужно знать, — ответил отец, не оборачиваясь. — Я думал, ты ничего не поймёшь. До завтра, Мегги.

На этот раз он оставил дверь открытой. Свет из коридора падал на её кровать. Он смешивался с ночной темнотой, проникавшей сквозь окно. Мегги лежала и ждала, пока темнота не исчезнет совсем и не заберёт с собой тревожное предчувствие в её душе.

Лишь много позже она поняла, что все беды начались не этой ночью.

ТАЙНЫ

— Ну а что делать этим детям, если у них нет книжек со всякими историями? — спросил Нафтали.

На что Реб Цебулун ответил:

— Им нужно примириться с этим. Книжки с историями — это ведь не хлеб. Можно и без них прожить.

— Лично я прожить без них не смогу, — возразил Нафтали.

И. Б. Зингер. Нафтали-сказочник и его конь Сус