Время собирать камни, стр. 6

Тоня вставала рано. Ей нужно было приготовить завтрак, потому что Виктор терпеть не мог разогревать вчерашнюю кашу и вообще три дня подряд кашей на завтрак питаться не мог. Приходилось выдумывать что-нибудь вкусное, хоть и на скорую руку: вареники, оладьи, творожники. За время их недолгой еще совместной жизни он очень быстро привык к тому, что теперь Тоня гладит его рубашки, причем гораздо лучше, чем он сам, и очень возмущался, не обнаружив на вешалке свежевыглаженной сорочки.

Тоня с грустной улыбкой думала, что сама приучила его к этому.

Ну конечно, когда они поженились, ей, воспринимавшей саму себя как деревенскую девочку с простенькой профессией, нужно было соответствовать Виктору – такому представительному, такому образованному. Он был единственным ребенком в семье, в отличие от Тони, у матери которой росло еще четверо детей, и родители баловали умненького, красивого, не по годам развитого мальчика. Он и вырос – умным, красивым, смотрящим на большинство сверстников сверху вниз.

Когда они начали встречаться полтора года назад, Тоня долго не могла поверить в то, что этот престижный, как говорили их девчонки, парень провожает именно ее, а не какую-нибудь стильную, высокомерную красавицу, которая могла бы легко и небрежно захлопывать дверцу его «Ауди», выходя у своего подъезда. А у Тони никак не выходило легко и небрежно. Ее отец всю жизнь водил старенькую «пятерку», чиненную-перечинненую им самим, без всяких там сервисов, и дети знали: чтобы закрыть дверцу, нужно хлопнуть посильнее. Вот Тоня и привыкла с размаху впечатывать дверь так, чтобы дрожали стекла. Иногда она хлопала недостаточно сильно, и тогда отец сердился: «Ну что, совсем ослабела, что ли, машину закрыть не можешь?»

Когда она первый раз проделала такой номер с «Ауди» Виктора, тот изменился в лице. Тоня и сама поняла, что совершила ошибку: умная машина постаралась прикрыть дверцу как можно мягче, но куда уж ее силе против Тониной… Удар получился на славу. Потом Виктор много раз объяснял, как именно нужно прикрывать – не хлопать, а просто отпускать ее нежненько, и дверца сама закроется, – но Тоня все-таки иногда забывалась. Объяснять же Виктору, что она не часто ездила в дорогих иномарках (и в дешевых, кстати, тоже), ей не хотелось. Она и так изо всех сил старалась ему соответствовать. А потом они поженились.

К браку Тоня подошла более чем ответственно. Она понимала, что ей сказочно, невозможно повезло: она вышла замуж не за оболтуса Ваську Степанова из их группы и не осталась сидеть в старых девах, как большинство девчонок из их ателье, оценивая каждого мужика, приходившего подшить брюки или заменить молнию, как возможного претендента на роль жениха. Нет, ее замужество было очень, очень удачным. И нужно было сделать все, чтобы оно оставалось таким же удачным на протяжении всей ее жизни. Тоня здраво оценивала свои шансы: соперничать с нежными, тонкими красавицами, словно позирующими для страниц журнала «Вог», она не могла. Блистать интеллектом и образованием – тоже. Нет, она, конечно, могла поддержать разговор, с удовольствием читала исторические романы и Бориса Акунина, но, когда друзья Виктора как-то завели при ней разговор об экзистенциальном у Камю, Тоня честно самой себе призналась, что совсем, совсем недотягивает. Зато заметила: за беседой приятели с удовольствием уговорили ее пирожки с ревенем, наготовленные впрок, на три дня вперед, и потом долго напрашивались к Виктору на чай, причем обязательно с Тониными пирогами. И вскоре Тонин план приобрел явственные очертания.

Впрочем, какой план? Не план, а так, стратегия на будущее. Она будет женой в изначальном смысле этого слова – хранительницей очага, создательницей уюта, хозяйкой дома, куда мужчину тянет после работы, как барсука в нору. Вот уж что у нее получится! Руки-то растут из нужного места, в быту она может все, начиная от стирки и заканчивая несложным ремонтом телевизора. Ее и сестру Машку с детства приучали вести хозяйство оба родителя, вменившие девочкам в обязанность гладить отцовские рубашки, готовить на всю семью, наводить чистоту, а еще работать на огороде, но требовавшие к тому же стараться хорошо выглядеть. За грязь под ногтями выставляли из-за стола, причем отец мог дать и ложкой по лбу. Сашку, Сережку и Алешку, как только у них стала появляться щетина на щеках, мама заставляла бриться каждый день, а когда у парней начались свидания с девочками, то и по вечерам.

– Вот ваш папа, когда ухаживал за мной, – мечтательно вспоминала мама, вытирая насухо груду вилок и ложек, – брился по три раза на дню. А я все удивлялась: почему у него кожа такая гладкая? Господи, молодые же были, каких только глупостей не делали!

– Ма, если я буду по три раза в день по роже бритвой скрести, со мной ни одна девчонка встречаться не захочет, – ныл Лешка, самый младший из братьев. – Вся же физиономия в прыщах будет! Отцу хорошо, у него кожа, как у носорога, а мне что делать?

– Я те покажу носорога! – раздавался отцовский голос из ванной. – Нормальное у меня лицо было, как у всех. Делай, что мать говорит, понял?

И все они делали, что мать говорила. Теперь Тоня была благодарна обоим родителям: понимали, что девчонки не красавицы, а значит, должны чем-то другим брать. Ну вот она и берет. Салатики по вечерам, да не просто грудой на тарелке, а красиво, в салатничке, на листочке, политые оливковым маслом. Дома чистота, порядок, а муж о каких-то домашних заботах вообще думать не должен, у него других дел по горло. Ну и, конечно, когда Виктор просыпался утром, с кухни уже тянуло аппетитными ароматами, а сама Тоня, умытая и причесанная, кашеварила у плиты. Когда время в запасе имелось, сооружала на скорую руку какой-нибудь нехитрый пирожок типа шарлотки – Виктор любит сладкое, – а если разрешала вдруг себе поспать не до шести, а до полседьмого, то все же успевала хотя бы бутербродиков ему нарезать с собой на работу, чтобы второй завтрак был полноценным.

Но первая же неделя, проведенная в новом доме, сбила привычный режим.

На следующий после переезда день Тоня проснулась в девять. Протерла глаза, не обнаружила рядом с собой сопящего мужа, глянула на часы и ахнула.