Время собирать камни, стр. 107
– Вить, у меня к тебе просьба, – начала Тоня после ужина, когда муж, умиротворенный, сидел на диване и листал очередной поэтический сборник.
Виктор отложил книжку и посмотрел на жену заинтересованно.
– Да, просьба, – повторила Тоня. – Пожалуйста, дай мне денег. Пять тысяч.
– Зачем? – удивился Виктор. Пять тысяч были для него несерьезной суммой, но его заинтересовал сам факт того, что она вдруг супруге понадобилась.
Тоня замялась.
– Мне нужно, Вить. Я не хочу рассказывать.
– Но я вообще-то как-никак твой муж, и мне хотелось бы знать, для чего тебе деньги.
Такой ситуации Тоня не предвидела. Она полагала, что Виктор просто даст ей деньги, и все. Его любопытство застало ее врасплох.
– Мне нужно, для своих дел, – уклончиво ответила она. – В конце концов, ты же сам говорил, что для тебя сто долларов – не сумма.
– Да, но, во-первых, ты просишь больше. Во-вторых, это для меня не сумма, а твои траты я приблизительно представляю, а потому и не могу понять, зачем тебе понадобилось столько денег.
Тоня совсем растерялась. В то же время в глубине ее души начало подниматься какое-то неизвестное ей чувство, больше всего напоминавшее злобу. Тоня постаралась подавить его и, подумав, рассудительно произнесла:
– Вить, я не собираюсь покупать наркотики или что-нибудь в таком роде. Мне просто нужны деньги… для себя самой.
– Ты что, к стилисту собралась? Или какую-нибудь шмотку купить?
Она помотала головой.
– Тогда зачем?
– Вить, я не могу тебе объяснить, – умоляюще сказала она. – Поверь мне, пожалуйста: деньги мне очень нужны.
– Ты их собираешься кому-то в долг дать, что ли, я не понял?
– Да не собираюсь я никому ничего давать! Они мне самой нужны. Понимаешь, самой!
– Тонь, вот давай только на крик не будем срываться, – покачал головой Виктор. – Подумай спокойно, и поймешь, почему я спрашиваю. Ты достаточно неопытный человек, вдруг кто-нибудь тебя обманул, а ты поверила и собираешься отдать деньги, которые я вообще-то зарабатываю нелегким трудом. А что, если тот человек тебя еще во что-нибудь втянет? Я же о тебе забочусь…
Его голос обволакивал Тоню со всех сторон, и она в очередной раз почувствовала себя дурой, потому что все, что он говорил, было абсолютно неправильно, но ей нечего было ему возразить. Не говорить же, что не нужно о ней заботиться! Виктор приведет тысячу причин, почему он так делает, и каждая будет убедительна.
– Господи, да никому я ничего не собираюсь давать! – не выдержала она. – Мне деньги на лечение нужны.
– На лечение? – удивился Виктор. – Ты же не ездишь больше в центр. И с месячными у тебя все нормализовалось.
– Нет, дело не в этом….
Стараясь упоминать только самое главное и опускать подробности, Тоня рассказала про визит к Антонине. Про то, чем визит был вызван этот, она промолчала – упоминать Глафиру ей показалось как-то… кощунственно. Виктор сначала слушал ее нахмурившись, потом улыбнулся широкой улыбкой, откинулся на спинку дивана и пару раз похлопал в ладоши.
– Ты что? – не поняла Тоня.
– Себе, умному, аплодирую, – объяснил Виктор. – В который раз убеждаюсь, милая моя, что ты человек совершенно наивный, неискушенный и любая шваль может из тебя веревки вить. Значит, резюмирую: ты перестаешь заниматься чушью – это раз. Денег тебе я, естественно, не дам – это два. И ты выливаешь ту ослиную мочу сейчас же в унитаз – это три. И, пожалуйста, больше такой ерундой не занимайся. Все-таки ты же не бабка Степанида, правда?
Он поднял с пола книжку и углубился в нее. Тоня осталась сидеть, словно пришибленная.
– Ты не дашь мне денег? – переспросила она, словно не веря.
– На какую-то фигню? – поднял глаза Виктор. – Нет, не дам. Я тебе объяснил почему. Мне, разумеется, не жалко, но ты своему организму ничего, кроме вреда, не причинишь.
Он опять уткнулся в книжку. Тоня встала и, ничего не соображая, вышла из комнаты. Она поняла хорошо только одно – платить ей за банку нечем и придется нести ее обратно, а сегодня она уже выпила столовую ложку с утра, на восходе. Но ведь месячные у нее теперь приходили вовремя, как обычно, и именно после того, как она начала пить настой. Значит, он помогает!
В каком-то отупении она вышла на крыльцо, но на улице оказалось так темно и холодно, а ветер был таким пронизывающим, что она тотчас вернулась обратно. Оставаться в комнатах не хотелось, и Тоня поднималась на второй этаж, на мансарду, не задумываясь о том, что там пыльно и грязно. Она включила свет в большой комнате, подняла валявшийся в углу стул и села на него. Что делать дальше, она не знала.
Настой ей необходим, Тоня это чувствовала. Говорить Виктору про интуицию было бесполезно, он бы только посмеялся. Убеждать – бессмысленно. Можно, конечно, попытаться занять деньги, а потом понемногу отдавать, но занимать Тоне было не у кого. Родители жили бедно, братья зарабатывали более-менее неплохо, но не настолько, чтобы взять и выложить пять тысяч.
С опозданием она поняла, что ей нужно было просто соврать, и никаких сложностей с деньгами не возникло бы. Скажи она Виктору, что собирается сходить с подружкой в кафе, он ни о чем бы не спросил! Господи, какая она глупая! Тоня обхватила голову руками и замерла.
Вокруг нее были свалены вещи, закрытые пленкой, на которой лежал толстый слой пыли. Здесь, в мансарде, в щели задувал ветер, по комнате гуляли сквозняки, а тусклая лампочка светила так тоскливо, что Тоне стало невмоготу. Она встала, выключила свет, на ощупь нашла стул и уселась обратно. Стало лучше.
Теперь дом словно нависал над ней, но это ее не пугало. Он не был ей враждебным, просто… просто пытался рассказать что-то, что могла услышать только она сама. Какую-то историю… про ребятишек, которые жили здесь, смеялись и хулиганили, плакали и прятались в углах. Девочка носила маленькую малиновую кофточку, связанную, наверное, ее бабушкой, а когда она выросла, кофточку отложили на память в старый-старый комод. А мальчишки постоянно бегали в шортах. Летом. А зимой – в маленьких тулупах из овчины. Дом добротный, и его хозяева, наверное, могли одевать своих детей в тулупы из овчины. Они, конечно, дрались, те ребятишки, и любили кубарем слетать с лестницы. А потом они выросли и уехали… то есть умерли…