Твердая рука, стр. 31

Я пошарил в карманах его костюмов, но они оказались пусты. В туалетной комнате я не нашел ни клочка бумаги.

Поиски меня изрядно разочаровали, но я все же поднялся на третий этаж и обошел еще шесть комнат. В одной из них стояли пустые чемоданы, а в остальных ничего не было.

Я спустился и по пути решил, что человек, которому нечего прятать, не стал бы наводить такой порядок и вести себя столь осторожно. Но никаких улик я не обнаружил, и материал для расследования напрочь отсутствовал. Семья Раммилиз обитала в каком-то дорогом вакууме, не позволявшем судить о прошлом хозяина. Ни сувениров, ни старых книг, даже ни одной фотографии, если не считать недавнего снимка Марка верхом на пони у них во дворе.

Когда вернулся Чико, я рассматривал пристройки к дому. Кроме семи лошадей в конюшне и двух на площадке для тренировок, никаких животных на ферме не обнаружилось. Я также не понял, Что выращивают на этой ферме, да и выращивают ли вообще. В мастерской ни одной розетки, пожалуй, еще чище, чем в доме, и пахнет мылом для седел. Я двинулся навстречу Чико, желая разузнать, как он поступил с Марком.

— Медсестры накормили его булочками с джемом и попытались дозвониться до его отца. Мать очнулась и заговорила. А как у тебя, удалось продвинуться? Ты не хочешь сесть за руль?

— Нет, вести будешь ты. — Я сел сзади него. — Ничего подозрительнее этого дома я в жизни не видел.

— Неужели?

— М-м-м... связь с Эдди Кейтом даже не прощупывается.

— Значит, мы проездили зря. А вот Марку повезло. Отличный сорванец. Сказал мне, что будет устанавливать мебель, когда вырастет. — Чико обернулся и с усмешкой взглянул на меня. — Сдается мне, он уже раза три успел передвинуть все в этом доме, насколько он помнит.

Глава 10

Почти всю субботу Ч и ко и я работали. Мы отправились по лондонским адресам клиентов на букву "М", получивших воск, и встретились в шесть часов в хорошо знакомой нам пивной в Фулхэме. Оба мы устали, у нас ломило ноги, и мучила жажда.

— Зачем мы только пошли в субботу, в самый разгар уик-энда, — с досадой произнес Чико.

— Да, нам не стоило этого делать, — согласился я.

Чико наблюдал за официантом, наливавшим в кружки пиво.

— Я не застал на месте больше половины.

— Я тоже. Чуть ли не все разъехались.

— А оставшиеся смотрели по телеку скачки или соревнования по рестлингу или развлекались со своими девушками и ничего не желали знать.

Мы поставили его кружку с пивом и мой бокал виски на столик, с удовольствием выпили и сравнили наши списки. Чико удалось поговорить с четырьмя клиентами, а мне только с двумя, но результат оказался одинаковым.

Все шестеро, в каких бы списках, кроме этого, они ни значились, регулярно получали журнал «Антикварная мебель для всех».

— Вот так, — проговорил Чико. — Убедительно. — Он прислонился к стене и расслабился. До вторника мы ничего не сможем сделать. На праздники все будет закрыто.

— А завтра ты занят?

— Имей же совесть. У меня свидание с девушкой в Уэмбли. — Он поглядел на часы и осушил кружку. — Пока, Сид, а не то я опоздаю. Ей не понравится, если от меня будет пахнуть потом.

Он улыбнулся и расстался со мной, а я не торопясь допил виски и пошел домой.

Походил по квартире. Поменял батарейки. Съел немного кукурузных хлопьев.

Достал анкеты и проверил лошадей у членов синдикатов. Все одно и то же — они проигрывали в коротких забегах и побеждали в длинных. Очевидно, это правило давно установилось и неукоснительно соблюдалось. Я зевнул. Так продолжалось все годы.

Я не знал, чем мне заняться, и не мог избавиться от гнетущей тоски. Прежде я любил бывать один. Стоило двери закрыться за последним посетителем, как я успокаивался. Я снял костюм, надел халат и отстегнул протез. Попробовал посмотреть телевизор, но не сумел сосредоточиться. Выключил его.

Я часто снимал протез после того, как надевал халат, потому что тогда не надо было смотреть на обрубок от плеча до локтя.

Я смирился с тем, что у меня нет руки, но по-прежнему избегал смотреть на жалкую культю, хотя сама по себе она выглядела вполне прилично и не пугала, как часто случается с изувеченными руками. Рискну заметить, что испытывать неприязнь к калекам бесчеловечно, но я ее испытывал. Я не желал видеть, как кто-нибудь, кроме таких же инвалидов, разглядывает мой протез, и запрещал это даже Чико. Я стыдился. Люди без увечий никогда не поймут столь постыдного чувства, и я тоже не понимал его, пока не стал жертвой катастрофы. Вскоре после падения мне пришлось за обедом попросить соседа по столу нарезать мне мясо, и я густо покраснел. Потом я не раз предпочитал оставаться голодным, лишь бы никого не просить. Теперь я был от этого избавлен, электропротез принес мне психологическое облегчение, и я в какой-то мере успокоил свою душу.

Новая рука означала возвращение к нормальному человеческому состоянию.

Никто не считал меня идиотом и не жалел, как прежде, заставляя Сжиматься от страха и презрения. Никто не делал мне скидок и не испытывал неловкости, опасаясь сказать что-нибудь бестактное. Дни, когда я был полным инвалидом, вспоминались как подлинный кошмар. Я часто испытывал благодарность к злодею, избавившему меня от этих мук.

С одной рукой я ни от кого не зависел.

Без обеих рук...

"Боже, — взмолился я. — Не думай об этом. «Ибо нет ничего ни хорошего, ни плохого, это размышление делает все таковым». Однако Гамлет не сталкивался с подобными проблемами.

Не помню, как я провел ночь, утро и первую половину дня, но в шесть часов сел в машину и поехал в Эйнсфорд.

Если Дженни там, подумал я, притормозив и спокойно припарковавшись во дворе, я сразу вернусь в Лондон, во всяком случае, поездка отнимет у меня какое-то время. Но вокруг никого не было, И я прошел в дом через пристройку, соединенную с ним длинным коридором.

Я застал Чарльза в маленькой гостиной, которую он называл кают-компанией.

Он сидел один и перебирал свою любимую коллекцию рыболовных наживок.

Он оторвал от них свой взгляд. Не удивился. Не выразил особой радости. Не стал суетиться, хотя я никогда не являлся к нему без приглашения.

— Здравствуй, — сказал он.

— Здравствуйте.

Я остановился, он посмотрел на меня и подождал.

— Мне захотелось с кем-нибудь побыть, — проговорил я.

Он искоса, сухо улыбнулся.

— Ты захватил с собой на ночь белье?

Я кивнул.

Он указал на поднос с напитками.

— Угощайся. И налей мне, пожалуйста, розового джина. Лед на кухне.

Я принес ему напиток, он наполнил свой бокал и сел в кресло.

— Ты приехал что-то мне рассказать? — спросил он.

— Нет.

Он улыбнулся.

— Тогда поужинаем. И поиграем в шахматы. Мы перекусили и сыграли две партии. Он легко выиграл первую и посоветовал мне быть повнимательнее. Вторая после полутора часов кончилась ничьей.

— Уже лучше, — прокомментировал он. Спокойствие, которое я не мог обрести в собственном доме, понемногу приходило ко мне во время общения с Чарльзом, хотя я знал, что оно восстановилось в основном благодаря его такту и атмосфере большого, словно выпавшего из времени, старого особняка, а вовсе не потому, что Я поборол сомнения усилием воли. Как бы то ни было, впервые за десять дней мне удалось как следует выспаться.

За завтраком мы обсудили планы на предстоящий день. Он собирался отправиться на стипль-чез в Тоучестер, в сорока пяти минутах езды на север.

Чарльз выступал там распорядителем и очень любил эту почетную должность: Я рассказал ему о Джоне Вайкинге и соревнованиях по полету на аэростатах, а также о посещении клиентов на букву "М" и «Антикварной мебели для всех». Его улыбка, как всегда, выражала смесь удовлетворения и удивления, словно я был создан им и начал оправдывать ожидания. И не без оснований — ведь именно он посоветовал мне заняться расследованиями, и когда мне что-то удавалось, он тоже считал себя победителем.