Смертельная скачка, стр. 43

— Финсе? — Я посмотрел в свое расписание поездов. — Это на Бергенской линии.

— Ja. Финсе на этой линии — самая высокая точка. Высоко-высоко в горах. Я узнаю, помнит ли его кто-нибудь на станции в Финсе. Я узнаю, видели ли его на улицах и где он остановился.

— Сколько это займет времени?

— Кто же знает.

— Нет, — решил я. — Насколько я помню, поезд в Берген уходит в десять. Я поеду на нем. Если вы узнаете, что Миккель в Финсе или его там нет, то пошлете мне сообщение на одну из станций. Это возможно?

— Вы забыли про Желтые Глаза?

— К сожалению, не забыл.

— Договорились. — Кнут улыбнулся. — Я отвезу вас на вокзал в полицейской машине. Хотите, чтобы с вами поехал констебль?

— Вероятно, мне будет легче найти общий язык с Миккелем, если я буду один, — взвесив все «за» и «против», решил я.

В поезде я сел рядом с совершенно незнакомым цветущим молодым человеком и всю дорогу смотрел в окно на мирные поля и яркие, будто кукольные, домики, разбросанные по склонам холмов.

До Гола я доехал без приключений, а там меня ждало письменное сообщение: «Молодой человек в воскресенье вышел из поезда в Финсе. Пока никто не знает, куда он пошел. Расспросы продолжаются».

Поезд медленно взбирался к верхней границе распространения лесов, теперь в окружавшем дорогу ландшафте преобладали серо-голубые скалы и серо-зеленая вода. На земле лежал снег, сначала редкими пятнами, но чем выше мы поднимались, тем пятен становилось больше, и под конец толстый белый ковер покрывал все склоны, только острые скалы, будто топоры, торчали из-под снега.

— Мало снега, — посетовал мой цветущий сосед. — Зимой в Финсе снег два метра глубиной.

— Два метра глубиной? — не поверил я.

— Ja. Для лыж хорошо.

Теперь железная дорога шла мимо пугающе холодного на вид озера с серо-зеленой рябью волн, поднятых ветром, потом озеро кончилось, и состав со вздохом облегчения остановился в Финсе.

— Жаркое лето, — сказал мой цветущий сосед, удивленно оглядываясь. — Снег ушел. — Его английский оставлял желать лучшего.

Жаркое лето или нет, но снег действительно тонким слоем покрывал землю, и с каждой крыши, словно грозящие пальцы, свисали длинные сверкающие сосульки. Едва я вышел из натопленного вагона, как холод, несмотря на шапку, закрывавшую уши, и на пальто с теплой подкладкой, тут же забрался в каждую клеточку тела. Я обхватил руками грудь в тщетной попытке спрятаться от пронизывающего ветра.

Меня встретила сильнейшая часть полицейских сил Финсе в лице широко улыбавшегося громадного офицера, своей фигурой загородившего весь перрон.

— Мистер Кливленд. — Он пожал мне руку и, строя фразы, как в школе, отрапортовал:

— Мы не знаем, где этот мальчик, Миккель Сэндвик. Мы не видели его в деревне. Сейчас здесь мало приезжих. Летом и зимой очень много приезжих. У нас большой отель. Для лыжников. Но сейчас мало. Мы искали старую женщину, которую зовут Берит. Их две. Одна не подходит, потому что она в постели в доме своего сына, и она, — м-м-м... она очень-очень старая.

— А другая Берит?

— Она живет в доме у озера. Полтора километра от Финсе. Она оттуда уезжает зимой. Скоро. Теперь. Она сильная старая женщина. Летом она пускает на квартиру людей, которые приезжают ловить рыбу. Но сейчас они все уехали. Обычно по средам она приходит за едой, поэтому мы не пошли к ней. Но она сегодня опаздывает. Она приходит утром.

— Я пойду к ней, — сказал я и выслушал долгое объяснение, как найти дом. Но путь к дому Берит оказался просто тропинкой, которая шла между железной дорогой и берегом озера, она угадывалась по мелкой гальке, потому что кругом лежали огромные валуны. Скользя по шершавой поверхности, уже покрытой свежим ледком, я легко представил, как тропинка совсем потеряется, когда выпадет снег.

Глава 18

Я оглянулся.

Посмотрел вперед.

Полное безлюдье, лишь чуть заметная тропинка, терявшаяся среди запорошенных снегом камней, да видневшаяся справа железная дорога свидетельствовали, что эта земля обитаема. И больше ничего и никого, только скалы впереди и позади. Потом берег повернул налево, и я остался игрушечной фигуркой на окоченевшем беспощадном ландшафте, фигуркой, которая, нарушая вечный покой, холодным неприветливым утром билась в одиночку с ветром, валившим ее с ног.

Тропинка обогнула две маленькие бухточки и два маленьких мыса, и чем дальше я шел, тем круче поднимались справа скалы, и потом совершенно неожиданно я увидел впереди дом, стоявший в одиночестве на плоской каменистой площадке, будто фартук, плававшей в озере.

Дом был красный. Почти малиновый. Крыша, стены, двери — очень яркие. Красный дом резко выделялся на фоне серо-белого берега и темной серо-зеленой воды, он будто замыкал озеро вместе с темными скалами и упирался крышей в северное низкое небо.

Наверное, это был величественный, необычный, вызывающий благоговейный трепет пейзаж. Наверное, мне следовало затаить дыхание и воспарить душой. Но на самом деле он не вызвал во мне ничего более благородного, чем непобедимое желание бежать.

Я остановился.

Вряд ли Сэндвик послал своего сына в такое богом забытое место, даже если очень хотел его спрятать. Наверняка Миккель где-то в другом конце мира с Арне в роли пастуха, сломя голову кинувшимся за ним по пятам, чтобы не упустить ягненка.

Господи, что за идиотизм построить дом в таком месте, подумал я. Всю жизнь ползать по скалам, которые начинаются прямо у порога.

Я подошел ближе. Возле дома был маленький причал с моторной лодкой, привязанной на берегу, как на американском Западе привязывают лошадь. На окнах тюлевые занавески и горшки с геранью. Красной геранью. Естественно. Я взглянул на крышу, из трубы не вился дым, а из окон никто не рассматривал меня. На веревке возле двери висел деревянный молоток. Я ударил несколько раз. Дверь тотчас же открылась, и на пороге стояла прямая, как палка, старая женщина пяти футов ростом, с живыми глазами, спокойная и совсем-совсем не умирающая.

— Ja? — сказала она.

— Я бы хотел поговорить с Миккелем. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы переменить язык, и потом на чистом английском, с легким шотландским акцентом, она спросила:

— Кто вы?

— Я ищу Миккеля.

— Все ищут Миккеля. — Она осмотрела меня с головы до ног. — Заходите. Холодно.

Она пригласила меня в гостиную, где явно шла подготовка к переезду, все лежало в ящиках и коробках. Женщина обвела вокруг узкокостной рукой:

— Я на зиму уезжаю отсюда. Здесь очень красиво летом, но не зимой.

— У меня сообщение от отца Миккеля.

— Еще одно?

— Что вы имеете в виду?

— Один уже приходил сегодня утром. За ним второй. И оба говорили, что у них сообщение от отца. Теперь вот вы. — Она прямо посмотрела мне в глаза. — Так много сообщений.

— Да. Мне надо найти Миккеля. Она склонила набок голову.

— Я сказала тем двоим. Мне трудно судить, кому из вас не надо бы говорить. Поэтому скажу вам тоже. Он здесь. На горе.

Я посмотрел в окно на скалу, отвесно поднимавшуюся над озером.

— Там?

— Ja. Там маленький коттедж, который я сдаю приезжим летом. Но зимой все покрывает снег. Миккель пошел в коттедж, чтобы взять вещи, которые я не хочу оставлять там. Он добрый мальчик.

— А кто те двое, что приходили до меня?

— Не знаю. Первый сказал, что его фамилия Кристиансен. И они оба говорили, что поднимутся на гору, чтобы помочь Миккелю спуститься вниз с вещами. Хотя я и объясняла, что в этом нет нужды, потому что там не так много вещей и он взял с собой санки.

— Санки?

— Ja. Очень легкие. Их можно тянуть за веревку.

— Наверно, мне тоже лучше подняться на гору.

— У вас неподходящие ботинки.

Я посмотрел на свои ноги. Легкомыслие горожанина. Ботинки и вправду не подходили для снежных гор, и носы уже намокли и потемнели.

— Что же делать, — вздохнул я. Она пожала плечами.

— Я покажу вам тропинку. Это лучше, чем идти вокруг озера. — Она чуть улыбнулась. — Я не хожу в Финсе пешком, я езжу на лодке.