Миллионы Стрэттон-парка, стр. 13
Ханна почувствовала пощечину не меньше, чем Кит, но Кит не только еще больше обозлился, но и был ошарашен так, как будто возможность услышать от тетки столько сарказма в свой адрес никогда не приходила ему в голову. Так же, как никогда не приходило в голову мне, что она будет настаивать на моем присутствии, а не на изгнании. Марджори, подумалось мне тут же, не будет пренебрегать никакими средствами, лишь бы добиться своего, – очень прагматичная леди.
С обманчивой наивностью Дарт проговорил:
– А в уставе этой компании нет какого-нибудь положения, что все заседания совета открытые? То есть, что на них могут присутствовать все акционеры?
– Чушь, – пробурчал Кит. Форсайт добавил:
– Присутствовать, но не выступать. Только по приглашению.
Голос Айвэна перекрыл сына:
– Нужно познакомиться со статьями или что там есть.
– Я это и сделал, – объяснил Форсайт.
Никто его не слушал.
– Прежде это не имело никакого значения, – заметил Конрад. – Кроме отца и тети Марджори, акционерами были мистер Моррис и… э… миссис Филиппа Фаулдз.
– А кто вообще эта миссис Филиппа Фаулдз? – раздраженным тоном спросила Ребекка.
Никто ей не ответил. Если кто и знал, то предпочел промолчать.
– А вы, – прямо ко мне обратился Дарт, – вы знаете, кто такая миссис Филиппа Фаулдз?
Я покачал головой:
– Нет.
– Если понадобится, мы ее разыщем, – провозгласила Марджори, постаравшись, чтобы ее слова прозвучали угрожающе. – Будем надеяться, нам не придется делать этого.
Она одарила Кита недобрым взглядом, что должно было прозвучать предупреждением.
– Если дойдет до того, что понадобится сменить директора, мы ее разыщем.
В том коротеньком списке держателей акций, который показывал мне Роджер, адресом миссис Фаулдз значилась фирма поверенных. Сообщения, предназначавшиеся леди, вне всякого сомнения, к ней попадут, но, чтобы найти ее лично, придется немало поломать голову. Возможно, даже придется нанять профессионального сыщика. «За Марджори не заржавеет, – подумал я, – надо будет, она разыщет кого угодно».
Мне также пришло в голову, что, поскольку она так уверена, что таинственная миссис Фаулдз проголосует так, как того желает Марджори, то Марджори, по крайней мере, знает, кто она. «Мне до этого нет совершенно никакого дела», – подумал я.
С явным намерением взять в руки ведение собрания Конрад произнес:
– Ну ладно, теперь, когда у нас есть директора, возможно, мы можем принять некоторые твердые решения. Короче говоря, мы просто должны это сделать. В следующий понедельник у нас еще одни бега, как всем вам, по-видимому, хорошо известно, и мы не можем продолжать бесконечно требовать от Марджори тащить на себе ответственность за каждое решение. Отец делал много такого, о чем мы не имеем никакого представления. Нам необходимо прежде всего быстро со всем ознакомиться.
– Первым делом нужно выкинуть полковника и этого идиота Оливера, – сказала Ребекка.
Конрад только посмотрел в сторону дочери и обратился к остальным:
– Полковник с Оливером – единственные люди в настоящий момент, кто поддерживает жизнь всего этого заведения. Нам нужен их опыт, и, если уж на то пошло, мы полностью полагаемся на них и зависим от них, и я намерен продолжать советоваться с ними по всем вопросам.
Ребекка сердито надулась. Марджори неодобрительно прищурилась на нее.
– Предлагаю, – к полной неожиданности для всех, проговорил Айвэн, – продолжать руководство ипподромом, как это было раньше, и оставить Роджера и Оливера на своих местах.
– Поддерживаю это предложение, – решительно заявила Марджори.
Кит зло посмотрел на нее. Не обращая на него внимания, Конрад сделал пометку в лежавшем перед ним блокноте.
– Первое решение Совета – продолжать управление делами без всяких изменений с настоящей минуты и далее. – Он поджал губы. – Мне кажется, нам нужен секретарь вести протокол.
– Можно использовать секретаря Роджера, – предложил я.
– Ну вот еще! – ощетинилась Ребекка. – Все, что мы скажем, тут же станет известно этому чертову Роджеру. А вас никто не просил выступать. Вы здесь чужак.
Дарт перешел на стихи:
– Ах, если бы у себя могли мы увидеть все, что ближним зримо, что видит взор идущих мимо со стороны. О, как мы стали бы терпимы и как скромны…
– Чего! Чего? – не поняла Ребекка.
– Роберт Бернс, – мило улыбнулся Дарт. – «Ко вши».
Я едва удержался, чтобы не рассмеяться. Никому другому это не показалось смешным. Очень дружелюбно я сказал Ребекке:
– Раздевалку женщин-жокеев можно перенести в другое место.
– Ну, неужели? – Сарказм сквозил в каждом звуке, который она произносила. – И куда же?
– Я вам покажу. И, – продолжил я, обращаясь к Конраду, – можно было бы удвоить выручку в барах.
– О, боги – проговорил Дарт. – Что он говорит?
Я задал Конраду вопрос:
– У вас есть уже подробный проект новых трибун?
– Никаких новых трибун не будет – безапелляционно воскликнула Марджори.
– Мы должны… – начал Конрад.
– Мы продаем землю, – продолжал гнуть свое Кит.
Айвэн не знал, что ему сказать.
– Новые трибуны, – сказала Ребекка. – Новое руководство. Все новое. Или продавать.
– Продать, но позже, – упрямо повторила Ханна.
– Согласен, – кивнул Форсайт.
– Этого не будет, пока я жива, – сказала Марджори.
ГЛАВА 4
Когда собрание закончилось, стало понятно, почему его проводили на ипподроме, а не у кого-либо из Стрэттонов дома. Никто из них не жил с родственником, все жили отдельно.
Они вышли из комнаты, где проводилось собрание, будто и не были членами одной семьи, каждый заключен в броню самодовольства, и никто из них не желал признать факт моего присутствия.
Один только Дарт, шагнув к двери, оглянулся, чтобы посмотреть туда, где стоял я, наблюдая этот исход.
– Идем? – сказал он. – Ничего интересного уже не будет.
Улыбнувшись, я шагнул к двери, он ждал, задумчиво глядя на меня.
– Как насчет того, чтобы пропустить по кружке? – проговорил он и, увидев, что я колеблюсь, добавил: – Сразу за главными воротами есть паб, который открыт весь день. И, честно говоря, я сгораю от любопытства.
– Любопытство – улица с двусторонним движением.
Он кивнул:
– Что ж, согласен.
Он повел меня вниз другим путем, не так, как я шел на собрание, и мы вышли между конюшнями и около ограды, за которой расседлывали лошадей, в дни скачек обычно там толпилось много людей, но теперь стояло лишь несколько автомашин. В каждую из них садился кто-то из Стрэттонов, по одному в машину, и никто, ни один из братьев, отпрысков или кузенов не задержался, чтобы по-дружески перекинуться парой слов.
Дарт не увидел в этом ничего необычного и спросил, где мой автомобиль.
– А вон там, – неопределенно махнул я рукой.
– Да? Тогда залезайте. Я вас подвезу.
У Дарта был небольшой дешевый автомобильчик, запыленный и повидавший уже многое на своем долгом веку, он стоял рядом со сверкающим черным «Даймлером» с шофером за рулем. Это был лимузин Марджори. Медленно отплывая от нас, она с удивлением смотрела через приоткрытое стекло на Дарта, дружески разговаривавшего со мной. Дарт весело помахал ей рукой, чем очень напомнил мне моего сына Элана, отличавшегося точно таким же пренебрежением к власти драконов, отсутствием даже намека на проницательность и бездумной отвагой.
Хлопали дверцы, рычали моторы, вспыхивали сигнальные огни – Стрэттоны разъезжались. Дарт завел машину и поехал прямо к главным воротам, где медленно прохаживалось несколько невзрачных фигур с плакатами «Запретить стипльчез» и «Нет – жестокости к животным».
– Они пытаются остановить посетителей с того самого времени, как в прошлую субботу здесь погибла лошадь, – сказал Дарт. – Я зову их бригадой курчавых.
Прозвище я нашел удачным, потому что большинство их было в вязаных шапочках. Их плакаты были написаны от руки и очень неумело, но в их искренности сомневаться не приходилось.