Символы священной науки, стр. 69

59. Кала-мукха [641]

В ходе исследования, о котором мы только что говорили, [642] А. Кумарасвами попутно исследует другой символ, значение которого находится в связи с Janua Coeli: речь идет о "голове чудовища", которая в разнообразных и более или менее стилизованных формах встречается в самых различных странах, где она получила разные имена, в частности Кала-мукха и Кирти-мукха в Индии, и Тао тэ в Китае; она встречается также не только в Камбодже и на Яве, но и в Центральной Америке, и даже не чужда европейскому средневековому искусству. Важно отметить прежде всего, что это изображение обычно помещается на дверную перемычку либо на замок свода моста, или на вершину ниши (торана), заключающей в себе образ божества. Так или иначе, оно чаще всего связывается с идеей двери, что отчетливо определяло его символическую значимость. [643]

Этому изображению давали разнообразные объяснения (само собой разумеется, мы не говорим здесь о тех, кто хотел бы видеть в этом просто-напросто «декоративный» мотив), которые могут заключать частицу истины, но большинство которых неубедительно — хотя бы потому, что они не могут быть применимы ко всем случаям без различия. Так, М.К. Маршалл отметил в изображениях, которые он изучал более конкретно, почти постоянное отсутствие нижней челюсти, а поскольку к этому добавляются круглая форма глаз [644] и оскаленные зубы, он заключает отсюда, что изначально речь должна была идти об изображении человеческого черепа. [645] Однако нижняя челюсть не всегда отсутствует, и она как раз существует в китайском Тао тэ, хотя и имеет здесь очень странный вид, как если бы она была скроена из двух симметричных частей, отогнутых с каждой стороны головы, что Карл Хенце объясняет поисками соответствия виду снятой шкуры тигра или медведя. [646] Это может быть верно в данном конкретном случае, но не в иных случаях, где чудовище имеет пасть нормальной формы и более или менее широко открытую; и даже в том, что касается Тао тэ, такое объяснение, в конечном счете, имеет лишь «историческую» ценность и, естественно, ни в коей мере не касается символической интерпретации.

Тао тэ, впрочем, в действительности не является ни тигром, ни медведем, ни каким-либо другим определенным животным, и г-н Генце так описывает сложный составной облик фантастической маски: "пасть хищника, вооруженная крупными клыками, рога буйвола или барана, лицевая часть и хохолок совы, крылья и когти хищной птицы, лобный узор в форме стрекозы". Это изображение является в Китае очень древним, т. к. оно почти неизменно встречается на бронзе династии Шан. [647]

Имя Тао тэ, которое обычно переводят как «пожиратель» или «людоед», похоже, было дано ему много позже, но, тем не менее, оно верно, ибо речь действительно идет о «пожирающем» чудовище. Равным образом, это верно и для его эквивалентов, принадлежащих к другим традициям, которые если и не имеют облика столь сложного, как Тао тэ, во всяком случае, никогда не могут быть сведены к изображению какого-либо одного животного; так, в Индии это может быть лев (и именно в этом особом случае его принято именовать Кала), или Макари (символ Варуны, что следует запомнить для понимания последующих соображений), или даже орел, т. е. Гаруда. Но под покровом всех этих форм основное значение остается неизменным.

Что же до этого значения, то г-н Хенце в только что упомянутой статье видит в Тао тэ прежде всего "демона мрака", это может быть верно в определенном смысле, но при условии дополнительного объяснения и уточнения, как, видимо, это и было сделано Хенце в другой работе. [648]

Это «демон» вовсе не в обычном смысле слова, а в изначальном смысле ведического «асура», и мрак, о котором идет речь, в действительности есть высший мрак; [649] иными словами, речь идет здесь о символе "Высшего Тождества" как поочередно поглощающего и излучающего "Свет Мира". Тао тэ и другие сходные чудовища соответствуют Вришре и его различным эквивалентам, а также Варуне, посредством которого свет и дождь попеременно удерживаются и выпускаются, и это есть попеременность инволютивных и эволютивных циклов универсальной проявленности. [650] Точно так же Кумарасвами мог вполне обоснованно заявить, что этот лик, каковы бы ни были его различные обличья, поистине является "Ликом Бога", который одновременно "убивает и животворит". [651] Это, стало быть, не вполне "мертвая голова", как того хотелось бы господину Маршаллу, если только последняя не принимается за символ, но это скорее, как говорит опять-таки Кумарасвами, "голова Смерти", т. е. Мрити, одним из имен которого является также и Кала. [652]

Кала есть, собственно, «пожирающее» Время, [653] но через транспозицию обозначает также само Первоначало, принцип как «пожирателя» или, скорее, «преобразователя» проявленности, которую он возвращает в непроявленное состояние, в некотором роде поглощая ее собой, что является самым высоким смыслом, в котором могла бы пониматься Смерть. Он также символически уподобляется солнцу, и, кстати, известно, что лев, маску (синкха-мукха) которого оно заимствует, является конкретно солнечным символом; это возвращает нас к тому, что мы уже говорили по поводу Janua Coeli, а Кумарасвами напоминает в этой связи, что Христос, который сказал: "Я дверь овцам" (Ин., 10, 1), одновременно является "Львом от колена Иу-дина" (Откр., 5, 5) и "Солнцем человеков". [654] В византийских церквах фигура Пантократора или Христа "в славе" занимает на своде центральное место, т. е. именно то, которое соответствует «глазу» купола; а последний, как мы уже объясняли ранее, олицетворяет находящуюся на верхней оконечности "Оси Мира" дверь, посредством которой осуществляется "выход из космоса". [655]

Возвращаясь к Кале, скажем, что составное изображение, известное на Яве под именем Кала-макара, в котором черты льва сочетаются с чертами Макары, также имеет по существу солярное значение, а в то же время своим аспектом Макары оно более конкретно соотносится с символикой Варуны. В той мере, в какой он отождествляется с Мрити или Ямой, [656] Макара есть крокодил (шишумара или шишумари) с разверстой пастью, который лежит "против течения", олицетворяющего единственный путь, коим неизбежно должно пройти каждое человеческое существо. Он, таким образом, выступает как "хранитель врат", которые следует пройти, чтобы освободиться от ограничивающих условий (символизируемых паша Ва-руны), удерживающих его в области случайного и проявленного существования. [657] С другой стороны, тот же самый Макара является в индуистском Зодиаке знаком Козерога, т. е. "врат Богов"; [658] следовательно, он имеет два противоположных аспекта, если угодно, «благотворный» и «злотворный», которые также соответствуют двойственности Митры и Варуны (объединенных в нерасчленимую чету двойственной формой Митраваруна), или "Солнца дневного" и "Солнца ночного", а это равносильно тому, что, в зависимости от состояния приближающегося к нему человека, его пасть становится для последнего "вратами Освобождения" или "челюстями Смерти". [659] Этот последний случай есть случай обычного человека, который должен, пройдя через смерть, вернуться к другому состоянию проявленности, тогда как первый — это случай существа, "готового пройти сквозь сердцевину Солнца" [660] посредством "седьмого луча", потому что само оно уже отождествилось с Солнцем, и потому что таким образом, на вопрос "Кто ты?", который будет задан ему, когда оно достигнет этой двери, оно поистине сможет ответить: "Я есть Ты".