Убийство за кулисами, стр. 13
– Я тоже вначале так думала, – упрямо мотнула головой Гудкова. – А потом вспомнила, как следователь... или кто он там... спросил у эксперта, кажется, про «пальчики». Отпечатки пальцев, значит... А тот сказал, что есть на пистолете, а на мебели – ни единого!..
Померанцев усмехнулся и посмотрел на Алевтину Борисовну с симпатией:
– Из вас самой получился бы неплохой следователь. Я согласен: убийца, у которого хватает хладнокровия протереть всю мебель в холле – кстати, на дверных ручках, помимо строгановских, тоже ни одного отпечатка, даже хозяйки квартиры... Словом, вряд ли бы он после этого снова наследил и тем более запаниковал. Думаю, не только благодаря подданству, но и этому факту в том числе, Юрия Валерьевича оставили под подпиской, но на воле... Кстати, насчет черного хода в протоколе осмотра – ни звука... Ладно, разберемся. Спасибо вам, Алевтина Борисовна, за разговор!
– Пожалуйста. – Она смущенно улыбнулась и поднялась. – Я могу идти? А то Пуф орет – голодный... И поддон ему пора поменять...
Только сейчас Померанцев понял, что именно мешало им в последние минуты разговора: со стороны кухни и впрямь доносились подвывающие, жутко неприятные звуки, которые с трудом можно было признать кошачьим мяуканьем.
– Вот бедолага, – пробормотала Галя. – Слушай, Померанцев, а ты не знаешь, кошки могут сходить с ума, например от страха?..
– Не дай бог! – охнула Гудкова. – Тогда придется бедного Пуфика усыплять... Жалко, он всегда был умницей...
Померанцев с сомнением пожал плечами и вопросительно поглядел на участкового, который все это время сидел в дальнем углу гостиной, со скептическим видом глядя в окно: с точки зрения старого служаки, все эти философствования по части «личности жертвы» были хороши разве что в глупых современных книжонках. В реальной жизни следовало руководствоваться исключительно фактами. А факты в данной ситуации безапелляционно и хладнокровно свидетельствовали против одного-единственного человека.
При чем тут, спрашивается, еще и кот, то ли сошедший, то ли не сошедший с ума от страха?!
Участковый с тоской подумал о том, сколько времени потерял с этими прокурорскими шишками. Им-то наплевать, все равно делать не хрена, кроме как вести пустые разговоры. А ему сегодня еще в трех квартирах побывать надо, выяснить, что за «черных» квартирантов пустили в одну из них, и прижучить родителей нынешних отмороженных подростков в двух других. А еще...
Померанцев, казалось, прочел его мысли, потому что, непонятно усмехнувшись, поднялся с места:
– Еще раз спасибо, Алевтина Борисовна... И вам тоже – за то, что потратили на нас время. – Это относилось к участковому. – Всего доброго!
Уже на улице, садясь в машину, Валерий поинтересовался у молчаливо о чем-то задумавшейся Гали:
– Ну и что ты обо всем этом думаешь, солнце мое?
Не обратив внимания на его довольно легкомысленный тон (задавака Померанцев всегда с ней так разговаривал), девушка ответила вполне серьезно:
– Знаешь, я все больше склоняюсь к мысли, что Строганов говорит чистую правду... Конечно, сбежать с места преступления оттого, что элементарно струсил, поступок, мягко говоря, не мужской... Но для музыканта, наверное, понятный... Даже с учетом, что убили женщину, которую он любил... Но он не лжет. И эта Гудкова вполне логично рассуждает, я с ней согласна.
– М-да!.. Ты хоть представляешь, что это для нас означает? – вздохнул Валерий.
– Представляю. – Галочка тоже вздохнула. – Вот уж твой шеф-то обрадуется очередному «заказняку», да еще и хитрому – с подставой... Ясное дело, копать надо вокруг театра!
– Да погоди ты, – нахмурился Валерий, – не повторяй прокола нашего друга из Мосгорпрокуратуры, не сосредоточивайся на одной версии: убийство с учетом характера жертвы вполне может быть и «бытовухой»... Судя по всему, наша дива вполне могла насолить крепко кому-нибудь не в меру темпераментному и мстительному...
– Ты не забыл, что выстрелов было два? – поинтересовалась Галя.
– Только два! – поднял палец Валерий. – И второй из них – в голову...
– То есть контрольный, – с некоторым торжеством заключила Галя, – а вовсе не случайный, как решили в дежурной бригаде: мол, выстрелили дважды, во время второго жертва падала, потому пуля и попала в голову... Заметь, никто из соседей выстрелов не слышал. И вовсе не из-за того, что все спали, а стены там в полметра: скорее всего, пистоль был с глушителем, выбросить который этот козел пожалел!..
Померанцев окинул Романову с головы до ног осуждающим взглядом:
– Ну и чему ты в этой связи радуешься? – поинтересовался он. – Забыла, что ли, что мафия бессмертна?..
– Возможно, это и не мафия, – пожала Галочка плечами, – а просто конкуренты?
– Ага! – иронично кивнул головой Померанцев. – Например, руководство Большого театра... Думай, что говоришь-то, а?.. Ладно, садись в машину и поехали к Сан Борисычу, а то опоздаем: к нему через час должен заявиться на допрос наш главный подозреваемый, надо бы пообщаться с шефом до него – во-первых, а лично мне поприсутствовать на собеседовании – во-вторых!
– Если он и подозреваемый, то вряд ли главный, – упрямо мотнула головой Романова, прежде чем нырнуть в салон выделенной им с Померанцевым от щедрот начальства машины – потрепанной, но все еще надежной «девятки» канареечного цвета.
Глава 6
Продюсер с мировым именем
Июнь наконец смилостивился над москвичами, и утро глянуло в окна домов чистым темно-голубым небом. Ослепительно-яркое солнце осторожно поднималось из-за подновленных свежим кармином крыш «сталинок» и выросших между ними за считаные месяцы нарядных сине-белых параллелепипедов. Эти здания, часть из которых нахально втиснулась в устоявшийся старый центр, появились уже на глазах Юрия и почему-то казались ему ненастоящими, чем-то вроде декораций, сколоченных наспех к горящей премьере: настоящее жилье для настоящих людей не могло возникать так быстро, словно ниоткуда...
Это ощущение не покидало Строганова и усиливалось каждый раз, когда его взгляд устремлялся за окно. Возможно, причиной ему было и то, что весь последний год собственная жизнь Юрия напоминала именно спектакль, поставленный каким-то сумасшедшим режиссером, не различающим грани между реальностью и своим бредовым воображением... И вновь: как же он был прав – старый, мудрый Зальц, с беспримерным терпением и неисчерпаемым спокойствием переносивший строгановские требования, более похожие на скандалы, – устроить ему, Юрию, российские гастроли...
Юрий понимал, что аргументы Фридриха относительно невыгодности предлагаемых контрактов и несостоятельности русских импресарио не причина – предлог. Что на самом деле Зальц боится (прав он был, как всегда!) того, что, вернувшись на родину, Строганов все сделает для того, чтобы осесть там навсегда... А Зальц чувствовал, что Юрий это понимает, и данная цепочка не озвученного ни тем, ни другим понимания была бесконечна. А вслух старый продюсер продолжал упрямо бубнить одно и то же – про жуликов-импресарио и про грабительские контракты.
А потом, во время «домашних» гастролей в Берлинской опере, Фридрих оставил его одного – внезапно и навсегда...
...В тот роковой вечер давали «Богему» Пуччини, партия Рудольфа была у Строганова из любимых, и, как всегда с блеском спев финальную арию, он, разгоряченный аплодисментами – столь бурными и длительными, что дирижер даже вынужден был сделать паузу, – двинулся к своей артистической. Юрий удивился, что Фридриха нет, как обычно, за правой кулисой. Двигался он медленно, сквозь толпу солистов и хористов, не занятых в следующей сцене, поздравлявших его – кто искренне, кто не слишком, кто просто со свойственной арийцам сдержанностью. В итоге Юрий потратил на путь к своей гримерке не менее десяти минут, с трудом удерживая в руках собранные им на сцене, брошенные к его ногам букеты.
– Фридрих?.. – Почему-то запомнилось, что один из букетов он все-таки уронил – уже на самом пороге. А спустя минуту из его рук выпали и все остальные.