Свадебный рэп, стр. 25

– Кстати, о наездах, – начал Леня, в очередной раз разливая полюбившуюся генералу водку.

– Слушаю, – с трудом сосредоточиваясь, сказал генерал и хотел изящно опереться на сервировочный столик, но тот предательски уехал из-под его руки, и Александр Сергеевич чуть не ударил лицом в ковер.

– Все ваши заботы рискуют оказаться пустыми хлопотами, ведь фонд может накрыться в любой момент. Есть у нас такой Вилли...

– Токарев? – моментально догадался генерал.

– Нет, Педерсен.

– Ну и что? – спросил беззаботно генерал.

– А то, – сказал Леня. – Роет под нас, угрожает разоблачить как нормальных мужиков...

– То есть бабников, – пояснил Саша.

– А фонд, наш фонд, – уточнил Леня, почтительно приобняв генерала, – этот Вилли Педерсен хочет оставить себе.

– Хапнуть, – уточнил Саша.

– А вот это он видел? – Генерал изобразил руками непонятно что.

Леня и Саша отрицательно помотали головами, Педерсен наверняка ничего подобного не видел, и если бы увидел, то тут же на месте умер бы от ужаса.

– Мне все про это дело было известно, – привычно солгал генерал. – Все под контролем. Будем работать в этом направлении.

Люди в темно-синем

На стенах кабинета висели портреты сидящих за столом людей с фамилиями, известными всему миру: Толстой, Некрасов, Лермонтов, Пушкин, Шекспир, Диккенс, Хемингуэй, Достоевский.

Шло оперативное совещание, которое вел Начальник. Фамилии у него не было, вернее, их было столько, что упоминать их все не имело никакого смысла.

– А теперь товарищ Достоевский доложит нам о ходе операции по фонду Гугенройтера. Пожалуйста, Александр Сергеевич.

– В настоящее время владельцам фонда Кузнецову и Левину угрожает шантаж со стороны секретаря фонда Вилли Педерсена.

– Чем шантажирует? – заинтересованно спросил Толстой.

– Тем, что они ненастоящие гомики.

– А на самом деле? – спросил Начальник.

– Конечно, ненастоящие, – ответил Достоевский.

– Это серьезно, – задумался Начальник. – Какие предложения?

– Предлагаю задействовать для нейтрализации Педерсена уголовника по кличке Фаренгейт, личного врага Кузнецова и Левина, они его на бабки кинули. И на контору никто не подумает.

– Остроумно, – поддержал его предложение Начальник. – Но надо ребят выручать: укреплять легенду об их голубизне. Я знаю, что фонд Гугенройтера пытался внедрить в олимпийскую программу какие-то голубоватые виды спорта. Уточните в олимпийском комитете и пообещайте поддержку.

– Мужское синхронное плавание – это классно, – с неожиданным азартом сказал Хемингуэй.

– Но, думаю, тут перебарщивать не надо. А как же они на самом деле расслабляются? – поинтересовался Начальник у Достоевского. – Женщины у них есть?

– Нет, за ними в тридцать три глаза смотрят. Если они окажутся ненастоящими, они тут же потеряют право на наследство. А то и в тюрьму загремят за мошенничество.

– Это и нам полезно. Агент всегда должен быть на крючке, а то мотивация пропадает, но ребятам надо помочь. К следующему совещанию подготовьте предложения, как и где их свести с женщинами, чтобы не нарушить их статус. Но это все мелочи. А что вы предлагаете сделать с фондом Гугенройтера? Как его использовать? Куда направить эти фантастические суммы? Какова ваша стратегическая задача?

Достоевский замялся:

– Я думаю... может быть, на ликвидацию последствий наводнений, лесных пожаров, взрывов административных зданий...

– Короче, налатаниедыр? – саркастически подвел итог убогих предложений Начальник. – Нет, я думаю, вам надо работать в другом направлении. Попробуйте-ка убедить наших, пусть и бывших, соотечественников выкупить на эти деньги государственные долги России. Попробуйте что-нибудь из патриотического арсенала: родина, дескать, переживает трудные... ну и так далее. Только не пережмите, умоляю. Ато я вас знаю, у вас ни в чем меры нет. Тут вам и ваши связи за рубежом пригодятся, – с намеком сказал Начальник, глядя в упор на Достоевского. – На сегодня все. Все свободны. Авы, товарищ Чехов, останьтесь. Михаил Юрьевич, – сказал Начальник, когда все остальные участники совещания вышли, – хочу вас попросить подстраховать Достоевского. У него был несанкционированный контакт с полковником Джеймсом-старшим. Так что сами понимаете, они вдвоем такого могут наворотить... Гребите все, что попадется, всю грязь, всю подноготную, а для на —

чала спрячьте куда-нибудь этого Педерсена, пока его не ликвидировал Фаренгейт. Есть у меня ощущение, что он еще пригодится.

7.62 по Фаренгейту

Вася Фаренгейт, сидя за полированным столом, покрытым грязной майкой с символикой спортивного клуба «Спартак», чистил пистолет системы «Макаров» и смотрел телевизор.

Первый канал Останкино показывал в этот вечер фильм Михаила Ромма «Ленин в 1918 году».

В это время у Васиного подъезда остановилась черная «Волга». Из машины вышли трое. Они вошли в подъезд и стали подниматься. Один из них поднимался в лифте, двое – по лестнице.

У Васи зазвонил телефон.

Вася вытер руку о более чистый рукав спартаковской майки и взял трубку телефона.

– Вас слушают, – сказал он женским голосом.

– Василий? Это Саня.

– Какой Саня? – спросил Вася, продолжая имитировать женский голос. – Я не знаю никакого Сани.

– Ну, Саня, который тебя с металлом кинул.

– А, педрила! – нормальным голосом обрадованно закричал Вася.

– Чем сейчас занимаешься? – донеслось до Васи из телефонной трубки.

– Сейчас? Макарку купаю, – сказал Вася, любуясь пистолетом.

– Есть работа по специальности.

– Где?

– У нас.

– У вас? В заднице, что ли? – заржал Василий.

На том конце провода промолчали. Василий прекратил смех и прислушался; кто-то сказал: «Зачем ты ему стал звонить, ему и так все скажут, что надо», и трубку положили. Васе стало не по себе, моментально пересохло горло, и очень захотелось ссать.

А на экране телевизора Фанни Каплан косоглазо и близоруко вела прицельную стрельбу по вождю мирового пролетариата.

В это время в квартиру Васи без стука и звонка вошли трое мужчин в штатском. Они профессионально отсекли Васю от дверей, окон и разобранного «Макарова». Один из мужчин ровным бесцветным голосом спросил:

– Василий Геннадиевич Нестеренко по кличке Фаренгейт?

Вася обреченно кивнул головой и протянул руки для наручников. Мужчина достал из кармана и положил на протянутые руки заграничный паспорт, потом международный авиабилет и конверт.

– Что это? – спросил удивленный Василий.

– Распишитесь и не задавайте вопросов, – ответили ему и положили на стол четыре ведомости. – Это за авиабилет. Это за паспорт. Заграничный. Это командировочные. Доллары США. Шестьсот шестьдесят. Словами и в скобках цифрой.

Вася вскрыл конверт и пересчитал доллары.

– А здесь только шестьдесят, – сказал Вася, думая, не ошибка ли это.

– Распишитесь, – тихо велел мужчина, и Вася расписался.

– А это чего? – поинтересовался Вася, приподняв четвертый листок.

– Браунинг. Бельгийский. Одна штука. Переделан под общеармейский калибр 7.62.

Стоявший у окна молодой человек достал из внутреннего кармана названный пистолет, добавил к нему длинный глушитель и положил все это перед Васей, собрав разобранный «Макаров» в газету.

– Вопросы есть? – спросил старший. – Вопросов нет.

Оперативники выключили телевизор, торшер, проверили газ. Все направились к выходу.

– Присядем на дорожку, – предложил старший.

Все сели кто куда. Помолчали.

– Ну, с Богом, Василий Геннадиевич.