Свадебный рэп, стр. 14

Это хрустальное состояние души друзья называли «Есть такая вещь – „Пять часов утра“».

– Так почему Россию невозможно оклеветать? – спросил Леня, толкнув засыпающего Александра.

– Что? – не понял тот спросонок. – Где мы едем? Строгино, что ли? – спросил Саша, увидев в предрассветном тумане баржи.

– Ага, – подтвердил Леня, – сейчас искупнемся в теплых водах Курчатника и по пивку, а?

Саша тяжело вздохнул, поняв, что Москва только промелькнула во сне, а он по-прежнему за границей, и все плохо, и первая попытка жениться на иностранке, как первый блин, вышла комом.

– Россию невозможно оклеветать, – скучным голосом хорошо оплачиваемого политтехнолога сказал он, – потому что какую гадость про нее ни скажешь, все скорее всего окажется правдой, а чаще – еще мерзее и подлее, чем можно себе представить. Ни одного светлого пятна.

– Ну да? – недоверчиво спросил Леня. – Так уж и ни одного?

– Назови любое событие – и обязательно найдутся какие-нибудь неизвестные страницы истории, которые расскажут такую правду о нем, что хоть стой, хоть падай. Сколько мы всего узнали про революцию, про войну?

– Какую войну? – спросил Леня, который не терпел приблизительности, особенно в такой важной теме, как клевета на родину.

– Все равно какую, – безразлично махнул рукой Саша.

– Нет, ну о последней войне мы все-таки кое-что знаем, – попытался хоть как-нибудь возразить Леня.

– Что? – искренне удивился Александр. – Что ты знаешь? Ты знаешь, из-за чего она началась? – издевательски спросил он. – Кто там с кем воевал? Или ты хочешь сказать, что знаешь, чем она закончилась? Это мы потом узнаем из газет, в рубрике «Неизвестные страницы истории».

– Да вся наша история состоит из неизвестных страниц! Ая думаю, – произнес Леня, осененный догадкой, – я думаю, что эти неизвестные страницы становятся известными тоже не случайно, а по чьей-то воле.

– Это по чьей же? – спросил Саша.

– А черт его знает, – пожал плечами Леня. – Ты думаешь, только в России такая история, с изнанкой? Да любую историю копни – тоже дерьма хватает, и тоже не сразу оно всплывает. Я не понимаю только, на хрена сообщать, если до этого скрывали?

– Замысел, – зловеще сказал Саша.

– Какой еще замысел? – с усмешкой спросил Леня.

– Не какой, а чей? Я ничего тебе доказывать не буду, потому что сам не до конца уверен, но есть, например, одна история, у которой нет неизвестных страниц. В принципе. Наглухо.

– Что это за история?

– Библию читал? – спросил Саша.

– Ах, ты вон о чем, – рассмеялся Леня, – но это же...

Он хотел сказать, что это в общем-то, строго говоря, не совсем история, но подумал: «Апочему, собственно, не история – вон сколько людей, и не самых плохих, верят, и наша мораль, в хорошем смысле этого слова, вся оттуда...» Леня посмотрел на друга: тот сидел, обессиленный ночным процессом, когда его половая энергия, не находя выхода, превращалась в духовную, и этот процесс, судя по всему, еще не закончился.

– Так ты думаешь, что все истории, кроме этой, упомянутой тобой, – с неожиданной осторожностью выразился Леонид, – от лукавого?

– Лень, ну чего ты меня мучаешь? Откуда я знаю? Но похоже на то. Все эти твои истории – мутняк и заморочка, а про Христа никто не смог еще сказать, что он был привезен в Иудею в пломбированном вагоне и действовал на немецкие деньги. У тебя выпить в машине есть? – взмолился Саша.

– Конечно.

Верный друг достал из бардачка фляжку виски «Шотландские братья» и с облегчением выдохнул. Ему совсем не хотелось в пять утра размышлять о такой серьезной материи, как история, особенно история России. Она всегда представлялась емугиблойтопью, не имеющей верных спасительных троп и вешек, где никогда заранее нельзя сказать, куда выйдешь, даже идя по указаниям академиков-болотоведов. Кроме того, болотина эта была заминирована, и роль мин играли те самые «неизвестные страницы». Время от времени взрываясь – то на газетной полосе, то под книжной обложкой, не то открывая, не то скрывая истину, – они обдавали всех правдой, от которой тошнотворно несло тиной, мертвечиной и серой.

Оглушенная история в очередной раз всплывала вверх брюхом, алюдидумали, что они постигли истинный смысл исторического события, не подозревая, что эти откровения про прошлые негодяйства служат не назиданием, а тайным оправданием негодяйствам сегодняшним, о которых узнают только будущие поколения, когда придет срок обсирать дела нынешних правителей. Хорошо, что Саша соскочил с этойтемы, потому что Леня не знал, что говорить ему дальше; до сегодняшнего утра он был уверен, что правда – это всегда хорошо, но Саша подтолкнул его к мысли, что правда, может быть, так же относительна, как пространство и время, соотношение валют, индекс Доу-Джонса, оценки в фигурном катании за художественность – короче, как и все в этом мире. Шутить не хотелось, для серьезного разговора было маловато выпивки, но потребность в нравственной опоре была.

– Ты, может быть, считаешь, что и Бог есть? – спросил он друга.

– Есть, – убежденно ответил Саша, глотнув добрую четверть фляги.

В постели с...

Вечером этого же дня, после того как Саша хорошенько выспался и пришел в себя после изнурительного марафонского диалога с Викторией Грайдент, Леня отвез его еще по одному адресу из пришедших в ответ на объявление.

– Ты не суетись, но сразу сориентируйся, – напутствовал Леня Сашу, словно тренер боксера перед боем, – пойми, чего она от тебя хочет, а то видишь, какие аномалии случаются? Посмотри на обстановку, оцени достаток. Хотя сейчас по мебели судить нельзя, всяких понтов, наворотов много, а все – пластик. Лучше бы, конечно, в банковский счет заглянуть, но это как смерть Кощеева, не доберешься.

Саша нетерпеливо посмотрел на часы.

– Презерватив взял? – спросил Леня тоном командира, отправляющего бойца в разведку.

Саша достал и показал яркий пакетик.

– Один? – удивился Леня.

– А сколько же еще надо? – недоуменно пожал плечами Александр.

– На два, на всякий случай, – положил Леня в ладонь Саши еще пару пакетиков с японскими иероглифами. – Мало ли как дело пойдет, может, и этих не хватит. Да, – спохватился Леня, – с сексом не затягивай, на вопросы отвечай, а сам ручонками тянись, имитируй страсть. Может, виагру примешь?

– Зачем? – испугался Саша. – Я и без допинга могу пока.

– Ну, чтоб об этом вообще не думать и сосредоточиться только на духовном, – оправдался Леня. – Ну, ни пуха ни пера.

– К черту, – сказал Саша и решительно шагнул в подъезд, лестницы которого были устланы синтетическими коврами.

Женщина оказалась блондинкой неопределенного возраста (хотя Леня с ходу дал бы ей лет сорок и ошибся бы года на два). Блондинка, молча улыбаясь, провела Сашу по лабиринту полутемных комнат и коридоров, делающих самые неожиданные повороты, так что он не то что не увидел мебели, но даже планировку квартиры представлял себе с трудом.

Наконец Блондинка привела его в комнату с широкой плоской кроватью посредине, лишенной какой бы то ни было другой мебели, если не считать таковой музыкальный центр со специальным концертным устройством для световых эффектов.

Блондинка взяла с сервировочного столика пульт, щелкнула им во все стороны – и комната ожила.

Свет стал постепенно гаснуть, как в кинотеатре, музыкальный центр ожил и передернул винчестер компакт-дисков.

Зазвучала томная, страстная музыка, в такт которой световой автомат начал выдавать свои эффекты.

По полу повалил безвредный эстрадный дым.

Блондинка начала медленно раздевать Сашу. Саша залпом допил виски и стал помогать девушке раздеваться.

Он обнимал и, гладя ее, сдирал с нее одежду, как старую кожу со змеи. Но вдруг он заметил, что, кроме его рук, над девушкой хлопочет еще чья-то. Потом еще одна. Следующая рука погладила уже самого Сашу. Живот девушки уже гладили четыре руки. Саша отшатнулся от Блондинки и оглянулся: комната, а главное, постель были полны полуобнаженными мужиками с атлетическими фигурами. Одни из них копошились в кровати вокруг Саши и Блондинки, другие общались между собой – поглаживая друг друга по бицепсам и трицепсам, улыбаясь и тихо разговаривая.