Семь секунд до конца света, стр. 22

15.

Элизиум (Мерлин)

Назвать это идиотизмом язык не поворачивался: это была наивность дикарей, дремучее и несокрушимое невежество.

– Но это же невозможно! – жалобно сказал Пит, призывая в свидетели невозмутимого Джонни.

Открыть чужой кейс – ничего себе задачка!

Он неприязненно покосился на этот самый кейс, потом перевел взгляд влево и так же искоса заглянул в открытую жестянку. Банка была уже пуста и чиста, он ее опустошил, выскреб и даже вылизал языком, насколько это было возможно. Пит вздохнул, положил руки на стол, а на них положил голову.

На столе уже лежали злосчастный кейс, потрепанный сборник старинных земных сказок и выпотрошенная жестянка из-под мяса синтетического консервированного. Пит еще раз заглянул в пустую посудину и решительно смахнул ее со стола. Очень хотелось смахнуть с него заодно и проклятый кейс, из-за которого Пит был обречен торчать в замке до тех пор, пока не откроет его. Или пока ему все это не осточертеет до такой степени, что он самоубийственно выйдет к знакомому вечноголодному дракону.

Пит занес было руку, но в последний момент несколько изменил направление удара и сбросил на пол не кейс, а книгу: все равно проку от нее никакого. Только местные дебилы могли всерьез полагать древнюю сказку зашифрованной инструкцией!

– Принцы, ага! – издевательски хмыкнул Пит.

Интересно, как они применяли на практике извлеченную из текста «полезную» информацию? Наверное, целовали кейс…

Пит закрыл глаза и воочию увидел аборигена-соискателя в традиционных многослойных мехах. Нервно косясь в сторону окна, за которым, нетерпеливо сглатывая слюнки, топотал еще молодой и полный сил синий дракон, кандидат в принцы страстно лобзал равнодушный кейс. Он старательно покрывал горячими поцелуями всю поверхность кейса в надежде обнаружить заветную точку, прицельно чмокнув в которую, можно кейс открыть. Бредовая мысль!

Пит слегка пожал плечами, смущенно оглянулся и быстро клюнул вытянутыми губами теплую поверхность чужого кейса.

– Ну вот, – немного пристыженно пробормотал он, тихо радуясь тому, что его поступка никто не видел. – Еще один царевич-дурак: благородный сэр Питер Корвуд, принц Вашингтонский!

Он встал из-за стола и, заложив руки за спину, прошелся по комнате, поглядывая на книжные полки. Так, но что же делать? Не отправляться же, в самом деле, на корм дракону? Он любит животных, но не до такой степени и избирательно.

Пит подошел к слепому от грязных подтеков окну и прислонился лбом к холодному стеклу.

А действительно ли это невозможно? Пит посмотрел на Джонни и попытался представить, будто он – не Пит, а совершенно посторонний человек, который непременно должен открыть его кейс, его Джонни. Что такой человек должен делать, чтобы добиться успеха? Он должен думать как Пит. Чувствовать как Пит. Знать то, что знает Пит. Другими словами, он должен стать Питом – хотя бы на секунду, только для того, чтобы Джонни его узнал!

– Значит, чтобы открыть этот кейс, я должен стать принцессой! – криво ухмыльнулся Пит.

Совсем просто! Но как это сделать?!

Пит обернулся лицом к стеллажам и незряче оглядел длинные ряды книг. Их давным-давно не снимали с полок, и все они стали одинакового серо-бурого цвета. Пит подошел ближе, послюнявил палец и потер один бархатно-пыльный корешок, потом другой. Прочитал открывшиеся названия, потом на мгновение замер, нервно взлохматил волосы. Поискал глазами, сорвал с кресла какую-то пыльную же серую тряпку и уже ею начал торопливо и яростно тереть мохнатые книжные корешки. И от тряпки, и от книг во все стороны летела вековая пыль, Пит быстро покрылся ею с ног до головы, начал чихать, но не останавливался и не прекращал своей работы.

Гениально! Усталый и грязный, Пит сел прямо на холодный пол и вознес горячую благодарность неизвестному составителю библиотеки. Не важно, кем он был и как его звали! Этот воистину мудрый и предусмотрительный сэр собрал и сохранил для потомков – для Пита! – воспоминания каждого человека, лично знавшего принцессу, будь то ее собственный папа-король, встречавшийся с дочерью ежедневно и по разным поводам, или младший поваренок, лишь однажды удостоившийся сомнительной чести получить от Ее Высочества принцессы Диди случайную оплеуху.

Пит задумался, выбирая источники информации. Взял мемуары девушки-прислуги – она находилась при госпоже почти безотлучно и, конечно, знала ее лучше, чем кто-либо. Лаконичные записки личного врача принцессы. Воспоминания ее подруги-фрейлины…

Пит вернулся за стол, обложился пухлыми тетрадями и погрузился в чтение.

Судя по всему, принцесса Диди была еще тот подарочек! Решительная и своенравная, она была очень похожа на своего папу-монарха, а он органически не переносил возражений и держал в железном кулаке и подданных, и семейство. Коко Добрый, больше известный как Коко Бешеный, славился жестокостью и упрямством, и дочурка, за глаза именуемая преданными слугами и любящей родней Диди-Заноза, уродилась вся в папеньку. Рано или поздно коса неминуемо должна была найти на камень, и это закономерно произошло, когда августейший родитель решил выдать дочь замуж, не поинтересовавшись ее собственным мнением на сей счет. Между тем свое мнение у Диди было, и оно решительно не совпадало с папиным.

Во-первых, капризной и своенравной барышне вовсе не хотелось замуж, во-вторых, ей в особенности не хотелось замуж за принца Фафа Ловкого (Скользкого). О чем Диди безотлагательно поставила в известность Коко.

Источники единодушно сообщали, что сделала она это в прямолинейной фамильной манере, громогласно и при большом количестве свидетелей объявив за обедом мирно вкушающему зеленый салат монарху, что «скорее сдохнет, чем свяжется с таким омерзительным вислоносым слизнем, как этот гнусный Фаф». Вывело ли Коко Доброго из равновесия упоминание о слизнях, особенно бестактное в момент, когда он жевал капусту, или же он взъярился от самого факта неожиданного внутрисемейного бунта, но король подавился салатом, запустил тарелкой в непокорную дочь и столь же громогласно велел ей выбирать между супружеским ложем и одинокой могилой. Не взирая на мольбы присутствовавшего при сем принца Фафа, норовистая Диди решительно предпочла могилу и прямо из-за стола была препровождена в одиночное заключение.

Девушка-прислуга, отлученная от своей госпожи и вспоминавшая об этом периоде своей жизни как о наиболее счастливом, свидетельствовала, что в подземелье к Диди не входил никто, а выходили – вернее, даже выбегали – оттуда только мыши и пауки, не сумевшие ужиться с принцессой.

Питу удалось разобраться, что заключена была Диди в одной из дальних комнат подвального этажа, рядом с кладовой, бывшей одновременно сокровищницей и арсеналом: там помещался личный королевский кейс, положенный для пущей надежности в стальной сейф, внутри же кейса находились государственная казна и запас самого современного – по местным меркам того времени – оружия.

Непреклонная Диди просидела в подземелье около двух месяцев и, вопреки ожиданиям папы-короля, не только не пала духом, но совершила невозможное. Непредусмотрительно оставленной ей крепкой стальной ложкой старинного земного производства она расковыряла небольшую каверну в пенобетоне и пробилась в кладовую, где взломала сейф и быстро приручила персональный отцовский кейс, безошибочно признавший в ней папины плоть, кровь и нрав.

Кейс, надо полагать, был бракованным, раз подчинился кому-то, кроме своего единственного хозяина, однако это не меняло сути дела.

Когда встревоженный долгим молчанием узницы король распорядился открыть темницу, посланные обнаружили в ней лишь счастливого в своем одиночестве паука. Диди в комнате не было. Зато в стене зияла сквозная дыра в соседний арсенал, и из этого пролома в стражей полетели пули. Принцесса уложила на месте двоих и еще одного ранила, после чего с криком «Свобода или смерть!» отступила в кладовую и закрылась в личном королевском кейсе.