Улей, стр. 5
Боли в животе, яростно требовавшем своего привычного и так регулярно на протяжении семнадцати лет поставляемого топлива, не давали спать, доводили до тошноты, радужных кругов, искр и тумана перед глазами. Спать не давала и тишина. Стоило закрыть глаза, она словно взрывалась высокочастотным гулом барабанных перепонок, нервировала, не давала думать о чем-то привычном и спокойном. Таблеток оставалось совсем немного, но и одного воспоминания о них вполне хватало, чтобы в голове все начинало путаться, а цвета кабины блекли и растворялись в серой дымке утраченного мировосприятия. Григ ненавидел глубокой ненавистью и сами таблетки, и того, кто их выдуман.
Суставы ныли так, словно их обладатель долго и упорно работал руками и ногами. Ныли уже очень давно — дней пять или шесть. То сильнее, то слабее, но так, что забыть о боли не получалось никакими упражнениями по самоконтролю. Почему-то ныли и ребра, и позвонки — такое удобное, как когда-то казалось, кресло при долгом и тесном общении не нашло общего языка со спиной Грига и его шеей. Они враждовали. Враждовали со всей возможной непримиримостью и со всей неоспоримой бессмысленностью: за креслом сохранялось явное стопроцентное преимущество: в отличие от спины и шеи, кресло могло ждать бесконечно.
«Бесконечно». Это и было то самое слово, которое съедало рассудок, как песок, который медленно, но уверенно вгрызается в многовековые плиты древних памятников. Когда не с чем сравнить, когда нечем измерить, когда трудно представить, невозможно понять, нельзя оценить… Григ никогда не думал, что космос может стать таким жестоким! Не было смысла куда-то двигаться — движение в абсолютной пустоте не ощущалось, а ускорение только вредило и без того измученному без работы желудку. Не было смысла считать минуты — протяженность каждой из них могла меняться от бездонной пропасти ожидания до одного короткого и незаметного мгновения. Не было смысла смотреть вокруг — минута за минутой, час за часом, вздох за вздохом там оставалось одно и то же, одно и то же, одно и то же…
Он вырос в космосе. Он обожал пустоту во всех ее ипостасях. Он любил свой послушный, удобный, надежный кораблик. Он обожал стремительные полеты вокруг «Улья», обожал спринтерские и стайерские гонки с Братьями, обожал самоубийственный слалом в метеоритных облаках… Этот мир умер! Не стало ни «Улья», ни Братьев, ни метеоритов. Ничего не стало? Только Время и Боль. Боль и Время…
Когда маяк вспыхнул ярким указателем перед глазами Грига и зуммер шлема обрадованно заныл, услыхав наконец ответ на постоянный и беззвучный, отчаянно требующий помощи вопль в пустоту, Григу было уже все равно. Он не ждал, что будет дальше. Найдут или нет, подберут или бросят. Все это не имело значения. Ничто в этой пустоте не имело и не могло иметь значения!!!
ГЛАВА 2
— Неужели он пробыл в космосе несколько дней?!
В большом зале ангара перед центральным шлюзом несколько человек следили за разморозкой и дебактеризацией малюсенького космического кораблика с находящимся в нем человеческим существом мужского рода. Кораблик висел в метре над полом, поддерживаемый гравитационным полем камеры шлюза, и зондировался десятками электронных глаз. Перед людьми же разворачивались в самых различных ракурсах голографические изображения: самого кораблика; его привода в разрезе и так, самых элементарных, какие можно только себе представить, приборов, тонких необычной конструкции крыльев-поглотителей; и наконец вращающаяся голограмма отважного пилота — похоже, совсем еще мальчишки.
Трудно сказать, какое из изображений особенно не нравилось людям в комнате, но лица большинства из них были мрачными.
Нарушивший напряженную тишину звонкий голосок заставил всех обернуться. Голос принадлежал красивой темноволосой девчонке в спортивном комбинезоне, украшенном знаком отличия курсанта Высшей школы Леноса. Аналогичный наряд облегал ее подругу — такую же высокую симпатичную девушку, только блондинку.
Обе смотрели большими, полными удивления и интереса глазами, обе держались за руки и обе, судя по всему, намеревались присоединиться к мужчинам в зале, явно не ожидавшим подобных гостей. Эта парочка наверняка только что покинула спортзал и попала сюда совершенно случайно, из чистого любопытства, проходя мимо и что-то пронюхав.
И они явились не одни, а с охраной — тот, кто мог позволить своим отпрыскам обучение в Школе Леноса, вряд ли отпустил бы драгоценных детишек одних даже в самую невинную прогулку от родного дома до соседского, а не то что на космическом лайнере в другой конец Галактики. Итого вместе с девушками в ангар ввалилось десять парней без каких-либо систем защиты, в обычных шортах и безрукавках, но зато вооруженных с головы до пят.
— Что здесь делают пассажиры?! — непонятно к кому обращаясь, рассерженно выпалил капитан — высокий и далеко не молодой мужчина в ослепительно белом кителе.
Все переглянулись. Похоже, вопрос предназначался для подружек, но те только пожали плечами и застенчиво улыбнулись, вероятно, ожидая, что за такие очаровательные улыбки им простят все что угодно.
Улыбок капитан не заметил — он кивнул одному из офицеров службы безопасности, который до этого с куда большим вниманием, чем все остальные в помещении, изучал космического страдальца.
— Майор! — Голос капитана зазвенел такой сталью, что офицер вздрогнул. — Немедленно попросите гостей покинуть ангар!
— Слушаюсь!
Солдаты службы безопасности — а их число в огромном зале ангара переваливало за пятьдесят (смешно, учитывая, что причиной переполоха послужил всего один попавший в беду ребенок!) — зашевелились, но никакого действия с их стороны так и не последовало, сопровождавшие подруг парни с какой-то непонятной в такой ситуации агрессивностью повыхватывали из заплечных чехлов излучатели и рассредоточились вокруг девушек, бегло обводя прицелами всех находящихся в зале. На какое-то время воцарилось «неловкое» молчание.
— Что это значит? — Капитан явно растерялся. Брюнетка хотела что-то выкрикнуть, но блондинка одернула ее:
— Ничего не значит, сэр. Но нельзя же нас выпроваживать таким хамским способом!
— Вот именно! — поддержала брюнетка. — Мы добрые, милые создания, а вы, капитан, вместо того чтобы продемонстрировать хоть какой-то элементарный такт, вместо того чтобы самому нас пригласить, проявить какую-то галантность, я не знаю… командуете своим лбам применить силу! Что же нам остается?
— Здорово, — заключил капитан. С каким-то усталым видом он вызвал себе кресло, упал в него и некоторое время молча осматривал «пассажирок» с головы до ног, массируя при этом висок. — Два чепе за день!
— Мы совсем не чепе! — То, как повернулась ситуация, брюнетку явно не задевало, а забавляло. Она скорчила обиженную мину, хотя и дала понять всем своим видом и блеском глаз, что попросту заигрывает с капитаном.
На заигрывания капитан не среагировал — вместо гостьи он посмотрел на дородного мужчину в шикарном тяжелом халате.
— Не подскажете, как на корабль компании попали люди с оружием? — спросил он.
Мужчина поморщился и принял вид человека, который знает, что делает:
— В качестве исключения…
— Какого исключения?! — Капитана словно подбросило. Он подскочил к мужчине, навис над ним всей своей рослой фигурой и вроде бы добился, чего хотел — некоторое смущение появилось на круглой сытой физиономии оппонента.
— А такого, — проворчал мужчина. — Компания не может позволить себе отказать двум альтинкам лишь потому, что они пользуются собственной службой безопасности!
Слово «альтинки» заставило большинство людей в зале посмотреть на девушек по-новому — с нескрываемым уважением и интересом. Но только не капитана.
— На корабле не может быть пассажиров с оружием! — рявкнул капитан. — Это устав! Не устраивает — командуйте тут сами!
— Ну и что, чего расшумелись? — представитель компании отстранился, ему все-таки удалось сохранить спокойствие. — Продолжите в том же духе, сэр, — я потребую медицинской проверки вашей психики… Нет тут ничего страшного. Это же не дети с бластерами, а лучшие наемники Лиги. Бартерианский военный орден, профессионалы. И знаете, сколько они заплатили?