Рожденный Светом, стр. 28

На вторую ночь дошла очередь и до Ин.

Гим чувствовал, что ситуация вокруг герцога накаляется, но подавлял тревогу, молчал и бездействовал. У него не было доказательств. Он не мог объяснить своего беспокойства – ни себе, ни скорому на расправу правителю. Он в любом случае не хотел обвинить Ин в том, чего та не совершала.

Разум настаивал, что будь Ин убийцей, она сперва постаралась бы втереться в доверие к герцогу и сделала бы все так, чтобы снять с себя подозрения в покушении. Совершать же попытку убийства в первый же день знакомства, да еще – в момент, когда за тобой следят десятки настороженных, внимательных глаз охранников – сложно, непрофессионально и, по меньшей мере, глупо.

Когда зашло солнце, Гим бродил взад вперед по коридорам дворца, на расстоянии от покоев своего подопечного, и успокаивал себя логическими умозаключениями. Но, несмотря на доводы разума, Церон все больше и больше нервничал. Беспокойство росло и крепло в нем с каждой минутой.

Чтобы примирить как-то разум и чувства, Гим попытался пролистать перед глазами все возможные варианты так называемого «нападения Ин». Картины таких фантазий нахлынули одна за другой, приобретая все большую отчетливость, яркость и правдоподобность. Наконец, предстали так, словно происходили на самом деле. Словно Гим стоял сейчас у самой кровати своего господина и наблюдал за всем происходящим там собственными глазами.

Он «видел», как, повинуясь жесту Ронтонте, две сидящие посреди постели, раздетые (безоружные!) женщины начали медленно и ласково дотрагиваться друг до друга…

В этой фантазии не было ничего страшного, а Гим вдруг задохнулся от ужаса, наполняясь предчувствием чего-то непоправимого. И он тут же понял, что выглядело «не так» – улыбка на лице партнерши Ин задержалась там дольше, чем казалось естественным! «Зрение» приблизило картину и изменило ракурс – между шейными позвонками второй из девушек торчала маленькая и едва заметная булавка… Зрители-телохранительницы не замечали пока ничего странного. Ничего не подозревал и герцог, который с вожделением и аппетитом поглядывал на обеих сидящих на его кровати красавиц. А Ин медленно и очень правдоподобно потянулась руками уже к голове своего господина…

Гим очнулся – он готов был поклясться, что видел все так, словно оно происходило на самом деле! Возбужденные, растревоженные нервы не позволили рассудку сомневаться и дальше – Гим сорвался с места, изо всех сил бросился бежать по коридорам, не взирая на предостерегающие жесты потянувшегося за оружием женского караула, ворвался в двери герцогской спальни и метнулся к пологу огромной царской постели.

Партнерша Ин и на самом деле сидела подозрительно неподвижно. Рука кареглазой амазонки на самом деле тянулась к голове повелителя…

Он прыгнул, вложив в этот прыжок все свои силы – так стремительно, что ни одна из лучниц не смогла еще навести примитивное оружие на внезапно возникшую, динамичную цель. И все же, он не успевал – руке Ин с зажатой в ней смертоносной булавкой требовалось преодолеть несоизмеримо меньшее расстояние. Не думая, что и как делает, Гим всей своей волей пожелал оказаться между рукой девушки и головой подопечного. Любой ценой оттолкнуть убийцу от ее цели… Недопрыгивая, он выбросил вперед руки – с ладоней сорвался опережающий полет тела поток энергии, который ударил Ин и отшвырнул ее с легкостью ватной игрушки…

Девушка вылетела с кровати, разрывая тяжелый бархатный полог, путаясь в нем и тяжело падая на пол на расстоянии в хороший десяток метров. Герцог вскинул на Гима испуганные, бешенные, ничего не понимающие глаза. Амазонки вскрикнули, предупреждая открытие огня и тут же выстрелили из луков. Гим увидел, как десять стрел пронзают его грудь и улетают дальше, немного потеряв в скорости, а затем согнулся от жгучей, подавляющей сознание боли.

– В чем дело?!! – заорал Ронтонте, вскакивая на ноги. – Гим?! Что происходит?!!

– Посмотрите на Ри! – сквозь зубы простонал сержант, указывая на парализованную партнершу Ин.

У счастью для Гима, они поняли, о чем идет речь. Булавка, обнаруженная между шейными позвонками Ри, заставила герцога позеленеть от испуга. Ин выбиралась из ткани, но шевелилась с таким трудом, словно получила очень сильный удар по всему корпусу. Лучницы разделились – пять из них держали «на мушке» Гима, еще пять – явно намеревались пристрелить молодую подругу. В спальню спешил и наружный караул из вооруженных мечами амазонок, а по замку распространялся вой «сигнальной трубы», поднимая на ноги все посты и всех спящих воинов.

– Стойте!!! – изо всех сил крикнул Гим, стремясь остановить бессмысленное уже теперь кровопролитие.

– Не трогать ее! – тут же присоединился и герцог. Только красные от ярости глаза повелителя Излина говорили далеко не о прощении или жалости. Они вполне определенно кричали: «ей богу, лучше бы для тебя умереть прямо сейчас!»

– Взять под стражу и обездвижить! – зло распорядился герцог, глядя уже на Гима. – Молодец, что успел… Но интересно знать: ГДЕ ЭТО ТЫ БЫЛ РАНЬШЕ, ИСЧАДИЕ ЭЛЬТАРОВ?!!

Глава 12

Последовавшим за ночными событиями утром герцог был злым, нервным и задумчивым. Несмотря на принятые препараты, правитель страдал головной болью и не был расположен к общению. Во всяком случае – не желал видеть своего главного телохранителя.

До полудня Гим не знал ничего – ни о судьбе юной террористки, ни о планах Ронтонте, ни о том, чего ожидать ему самому – награды или наказания. А разбуженное этой ночью нервное возбуждение не успокаивалось, делая агента чувствительным к эмоциональному эфиру всего дворца и всех находящихся там людей.

Дворец излучал потрясение от чувства собственной незащищенности и ненависть к тем, кто представлял угрозу всеобщему благополучию. Первое чувство отражалось в голове Гима, как тормозящая мысли жидкость, второе – слепило глаза и требовало поспешных необдуманных действий. Если кареглазая амазонка все еще оставалась в живых, она должна была распространять нечто совершенно другое.

Любопытство, основанное на жалости, заставило Гима искать в воздухе эмоции, отличные от основных резонирующих друг другом волн. Энергетический организм делал чудеса – он мог настроиться на тонущие в общем потоке самые слабые мысли и чувства, как обычное человеческое ухо обладало способностью извлечь интересующие разум звуки из поглощающего их громкого шума.

Ин была жива. Откуда-то из глубин подземных помещений дворца амазонка излучала сильную ноющую боль и горечь от бессмысленности своих мучений и безысходности в один миг сгоревшей молодой, полной соков жизни.

Гим сразу понял, что желание обнаружить эмоции девушки, мягко сказать, было ошибочным – теперь он не мог ни отвлечься, ни терпеть, ни оставаться в стороне безучастным. У него мелькнула крамольная мысль: «я – начальник охраны! герцог обязан поделиться со мной полученной информацией!»

– Чего тебе надо?! – грубо поинтересовался Ронтонте, когда Гим нашел его в рабочем кабинете, сидящим перед большим голографическим панно видеосвязи.

– Хочу узнать судьбу девушки, – решительно заявил Гим.

– Ее судьба – не твое дело! – огрызнулся герцог. – Убирайся!

– Я так не думаю, мой герцог. Я отвечаю за вашу безопасность, и я – советник Эльтаров!

Герцог хотел что-то ответить, но захлебнулся в потоке эмоций и какое-то время только зло шевелил губами. Наконец совладав с собой, он заорал:

– Ты ничего не понимаешь, Церон! Тебе кажется, что ты хочешь помочь мне, а на самом деле тобой движет сочувствие нормального мужчины красивой женщине! Амазонки так устроены, понимаешь?! Их специально растили, чтобы такие, как ты, слюнтяи не смогли подавить животных инстинктов! Чтобы у вас текли сопли, а голова думала только о том, как добиться от девочки расположения и взаимности: «может быть, спасти ей жизнь? может быть, выручить ее из беды? может быть, показаться ей благородным и добрым?» Думаешь, я не знаю твои мысли?! Забудь про Ин! Выкинь ее из головы! Не лезь, куда тебя не просят!