Конспирология, стр. 7

Любопытно отметить, что яростная трехсотлетняя полемика антимасонов и защитников масонства со всеми приводимыми доказательствами, разоблачениями, вскрытиями подделок и шумными кампаниями в прессе, ровным счетом никого ни в чем не убедила (и видимо, не убедит). Конспирологические антимасонские настроения поднимались отнюдь не по причине особой весомости аргументов разоблачителей масонского заговора, а спадали совсем не из-за убедительности масонских опровержений. В конспирологических циклах доказательность не имела почти никакого веса, и несмотря на все приводимые факты стороны с удивительным постоянством сохраняют приверженность изначальным парадигмам, которые, как ни странно, почти не меняются со временем и находят в XX веке не меньше приверженцев, чем в XVIII.

Антимасонский тезис отличается удивительной устойчивостью, что свидетельствует, по меньшей мере, о его соответствии некоторым действительным психо-политическим архетипам, которые не только пробуждают сходные интуитивные опасения у людей столь различных между собой поколений трех последних столетий, но и, возможно, аффектируют сам масонский мир, обнаруживая действительное присутствие второго дна в этом странном политико-культурном движении, быть может, неизвестного подчас и самим братьям-строителям Храма.

«Лучшего из гоев убей»

С концепцией «заговора масонов» тесно и подчас почти неразделимо связана концепция «иудейского заговора». Эта связь запечатлелась в характерном для конспирологов выражении «иудео-масонский заговор», ставшем распространенным клише и у противников «заговора» и у антиконспирологической пропаганды, постоянно пытающейся доказать несостоятельность и гротескность этого сочетания терминов. Но все же антимасонская конспирология не всегда прямо тождественна антииудаизму, и особенно потому, что антимасонство почти целиком является доктриной религиозной и контрреволюционной, прибегающей, в первую очередь, к теологической аргументации, в то время как антииудаизм часто бывает совершенно оторванным от всякой теологии и основывается в этом случае на чисто расовой или этнической аргументации.

Конечно, исторический антииудаизм, равно как и антимасонство, были по преимуществу христианскими. Неприятие Исуса Христа иудаизмом в целом означало фундаментальную оппозицию двух религиозных перспектив, которая еще больше усиливалась благодаря определенной преемственности христианства по отношению к иудаизму. Кроме того, определенный антииудейский пафос свойственен некоторым пассажам самого Нового Завета. Дело в том, что многочисленные места Талмуда отличаются непримиримой и теологически обоснованной (в сугубо иудейской перспективе) ненавистью как к Исусу Христу, так и к христианской Церкви. В отличие от ислама или других традиций, чья общая религиозная перспектива слишком далека от религиозной догматики христианства, в компетенцию иудаизма входила вся теологическая проблематика, связанная с Ветхим Заветом, его толкованием, расшифровкой смысла фигуры грядущего мессии и т. д. И это, естественно, происходило в духе совершенно противоположном христианской доктрине, которая однозначно, через святого апостола Павла, объявила о конце эры Закона (а значит, и теологической методологии, связанной с этой эрой) и о начале новой эры Благодати, пришедшей вместе с воплощением Самого Слова, Христа-Иммануила, которая радикальным образом изменила сакральные пропорции религиозного мировосприятия. Таким образом, иудаизм после Пришествия Исуса Христа стал естественным и первоочередным теологическим противником Церкви Христовой.

Но конспирологический антииудаизм появился намного позже, только в тот период, когда теократическая христианская цивилизация Запада стала стремительно разлагаться. Видя упадок собственной религии, некоторые христиане связывали его с «происками» противников своей веры, а таковыми не только «мифологически», но и теологически действительно являлись и являются иудеи, исповедующие Закон так, как если бы Благодать еще не пришла в мир (другое дело, что в конспирологической перспективе роль этого объективно существующего теологического противоречия подчас раздувается до невероятных пропорций). Так, деградация Церкви и постепенная утрата ею центральных позиций в обществе привела к возникновению концепции «иудейского заговора», т. е. к тезису о существовании политической и интернациональной тайной организации иудеев, стремящейся к утверждению своей религиозной правоты на социальном, политическом и экономическом уровнях, что возможно лишь при уничтожении в мире христианского мировоззрения и связанного с ним общественного устройства. Конспирологи антииудейского толка обратились к талмудической и постталмудической литературе и распознали там базовые принципы особой иудейской политической стратегии, основанной на религиозных принципах иудаизма. Определенные места дышали религиозной ненавистью к тем, кто, с точки зрения ортодоксальных иудеев, является «неверным», «идолопоклонником», «язычником», «гоем» (по-древнееврейски — «народ»), «акумом» (по-древнееврейски — сокращение от выражения «поклонники звезд и планет»). И если доконспирологический антииудаизм обвинял иудеев в относительно «мелких» магических или экономических преступлениях (что не раз приводило к массовым гонениям на евреев), то специфика конспирологического антииудазма состояла именно в разоблачении международной секретной организации, ставящей целью тотальное утверждение иудаизма как высшей религиозной и политической силы на планете. Очень любопытно, что конспирологические разоблачения антииудеев предшествовали таким политическим феноменам, как создание «Всемирного еврейского альянса» Адольфом Кремье или собственно сионистского движения(Т.Герцль, Ахад Ха-Ам, М.Нордау), которые в целом как бы подтвердили опасения конспирологов о возможной глобальной и деструктивной по отношению к христианской цивилизации политической деятельности иудаизма.

Антииудейские концепции XIX века почти всегда единодушны в рассмотрении политического масонства как инструмента политического иудейства. Это масонство становится «служебным» звеном заговора, тогда как в XVIII веке, напротив, иудеи считались всего лишь «союзниками» деструктивной масонской политики. В XX веке пропорции XIX века сохраняются, и даже более того, антимасонская догматика конспирологов отходит на второй план, а антииудейские мотивы становятся доминирующими. (Но все же тематика масонского заговора сохраняется и даже в таких секулярных режимах, как Советская Россия эпохи Сталина: о масонах ЧК вспоминала вплоть до периода гонений на троцкистов и бухаринцев, что отразилось даже в сталинском кинематографе, пронизанном конспирологической тематикой).

На рубеже XIX–XX веков складывается и особая чисто этническая, расовая конспирологическая версия антииудаизма, которую часто принято называть «антисемитизмом», хотя этот термин неточен, так как в подавляющем большинстве случаев критике и разоблачениям подвергаются только лица и деятели еврейской нации, к остальным же семитским народам чаще всего никаких «обвинений» не предъявляется. Здесь мы имеем дело с двойственным феноменом. В первую очередь, секулярная и лишенная теологических коннотаций юдофобия связана с тем фактом, что иудаизм как религия четко и однозначно обращается только и исключительно к евреям по национальности, то есть к единственной этнической общности. В отличие от большинства других религий, иудаизм не приемлет прозелитизма и не допускает возможности исповедовать иудаизм всем людям, чьи матери не являются еврейками по крови. («Гиюр», принятие в иудаизм нееврея, является исключительным случаем, и традиционная иудейская община идет на это только при чрезвычайных обстоятельствах; в разные исторические периоды отношение к «гиюру» в иудаизме существенно менялось). Поэтому иудаизм как религия предполагает заведомую принадлежность к еврейству как к нации, как к расе. Отсюда естественное и отчасти обоснованное отождествление христианскими конспирологами иудеев как исповедующих особую религию с этническими евреями. С другой стороны, в этот период времени в номинально еще христианском мире теологические аргументы стремительно исчезают из сферы борьбы идей, и на их место все более и более вступают новые атеистические или чисто позитивистские теории. В ходе эпидемической дехристианизации Запада богословский антииудаизм теряет убедительность. Но так как конспирологические мотивации гораздо глубже рациональных идейных конструкций, то антииудаизм религиозной конспирологии переходит в чисто этническую расовую доктрину юдофобии, носителями которой становятся англосаксы, немцы и австрийцы, часто либо атеисты, либо неоязычники, либо мистики расистского толка.