Конспирология, стр. 131
Папюсс не ограничился тем, что дружил с русскими аристократами в Париже. Ему удалось познакомить своего протеже, провинциального ясновидца из простолюдинов “месье Филиппа”, с самим русским императором, и он перебрался вместе с ним в Россию, где “месье Филипп” стал доверенным лицом царской семьи. Нилус негодовал и множил обвинения в адрес “злостных агентов жидомасонского заговора”. А в то же самое время католик-пиетист Филипп и юдофоб Папюс давали императору ценные советы: “берегитесь социалистов и потрясателей основ, крепко держитесь христианской горячей веры, остерегайтесь либералов и евреев-ростовщиков”.
Странная ситуация. Антисемит Нилус обвиняет на основании “Протоколов сионских мудрецов” антисемита Папюса, вероятного автора “Протоколов сионских мудрецов”, в том, что он является одним из “сионских мудрецов”. Недоразумение? Ирония конспирологической истории? Невежество? Сознательная дезинформация?
Достоверно сказать что-то определенное в столь сложной истории невозможно. Но есть одна путеводная нить, ведущая к геополитике, которая снова приходит нам на помощь. Вспомним о дуализме масонских ветвей: о “холодной” масонерии и “масонерии горячей”. Холодная масонерия — колыбель либерализма и позитивизма. Горячая — мистицизма и иррациональности. Первая разновидность бывает консервативной и революционной, и вторая — консервативной и революционной. Но если в рамках “холодной масонерии” все умеренно, “прохладно”, эволюционно, направлено на путь постепенного реформирования или аккуратного консерватизма, то “горячая масонерия” всегда ориентирована экстремистски: если мистицизм и аристократизм, то чрезмерный, гиперконсервативный, реставрационистский, ориентированный на революционный и бескомпромиссный возврат не к “вчера”, а к “позавчера”, причем немедленно, “здесь и сейчас”, а если “социализм”, то тоже радикальный и беспощадный, революционный, повстанческий, бескомпромиссный и ниспровергающий. Две линии, два стиля, две типологии, два темперамента, две противоположности. Сходные внешние формы, но полярное содержание.
“Холодная” масонерия тяготеет к атлантистскому полюсу. Ее “централ” — в Англии, преимущественное распространение — в англосаксонском мире, хотя сильны ее позиции и во Франции. Она объединяет “просвещенных консерваторов” и “просвещенных реформаторов”, сторонников Системы, умеренных карьеристов. От ярко выраженного протестантизма развивалась эта линия к скептицизму и атеизму, что окончательно воплотилось в “Великом Востоке Франции”. Морализм этой ветви связан с “минимальным гуманизмом”, с желанием улучшить частные, второстепенные аспекты общественной жизни.
Совсем другое дело — масонерия горячая. Здесь, напротив, крайне правые и те, кто еще правее крайне правых объединены с крайне левыми, и теми, кто стоит еще левее крайне левых. Это гнездо предельного мистицизма и глобальных революций, альма матер бунтовщиков и заговорщиков, тамплиеров и нигилистов, поборников Средневековья и фанатиков “грядущего”. Можно сказать, что это — масонерия евразийская, ориентированная на “географический Восток”, что подразумевает прусскую ориентацию в рамках Европы, русскую ориентацию в рамках континента, а также страстный интерес к восточных традициям и практикам…
Теперь парадокс Нилуса-Папюса получает объяснение. Папюс — представитель евразийской ветви масонерии, ветви горячей. Отсюда его мартинизм, его посвящение в египетские ложи, его русофилия, его фанатичный оккультизм.
Заметим, что своим учителем Анкосс признавал Сент-Ив д’Альвейдра, другого француза, “горячего мистика”, автора проекта Синархии, социалиста и евразийца, убежденного русофила и мужа русской оккультистки графини Марии Викторовны Келлер, урожденной Ризнич. Сент-Ив является первым автором, кто принес на Запад концепцию таинственной подземной страны “Аггарта”, расположенной на Востоке, где нет времени и где пребывает “король мира”, “шакраварти”. Но Сент-Ив не ограничивался абстрактными рассуждениями. Он писал послания главам царствующих домов Европы, в том числе русскому Императору. Его он призывал отказаться от “вхождения в Афганистан без произнесения тайного Слова Божия”, так как по одной из версий вход в Аггарту располагался где-то в пустынных районах Афганистана. Более того, Сент Ив был активен и на социальном поприще: ему принадлежит странный трактат под названием “Миссия Рабочих”, в которой он смешивает социалистическую и синдикалистскую риторику с оккультистскими пассажами. Снова сочетание крайне правого и крайне левого, глубокого мистицизма и социалистического, революционного пафоса.
Евразиец Папюс — ученик евразийца Сент-Ив д’Альвейдра. Антимасонская подделка, исходящая от одного из высоких авторитетов масонства. Жесткая юдофобская критика, составленная знатоком каббалы.
Аромат кратополитики в этой истории можно почувствовать с лихвой. Для банального сознания Нилуса он интерпретируется однозначно — “запах серы”. Но сера считается у алхимиков духовным, мужским началом, трансцендентным измерением вещей и существ, приравнивается к высшему дару.
Если в масонском лагере определенная ясность достигнута, и типологический дуализм замкнулся на полярности геополитических ориентаций, то как быть с Нилусом и черносотенцами? Можно ли списать все на обывательские штампы и некритическое принятие мифов, спущенных для определенной цели с высших конспирологических этажей?
Атлантизм “Союза Русского Народа”
Что поражает в черносотенцах, так это устойчивое и неизменное почитание Англии, англофилия. Наряду с жесткой критикой еврейства, либерализма и социализма теоретики “Черной Сотни” неизменно положительно относились к английской социально-политической системе, считая ее образцом консерватизма. Атлантизм культивировался также т. н. «старым двором», в центре которого стояла мать Николая II государыня императрица. На личном уровне подобная англофилия была отражением неприязни к Александре Федоровне, чистокровной немке, считавшейся проводницей германских и германофильских тенденций. И на этом основании между “старым двором” и руководством черносотенных организаций установились тесные контакты.
Показательно, что германофилия царствующей императрицы (мнимая иди действительная) точно отражала ее общий евразийский настрой. И теперь становится понятным, почему недоброжелатели традиционно ставили ей в вину ее мистический темперамент. По натуре Александра Федоровна, безусловно, тяготела ко всему “горячему” как в ортодоксальном, православном смысле, так и в области экстравагантных оккультных сил. Этим, собственно говоря, и объясняется ее пристрастие к ясновидцам, юродивым, магам и прорицателям. Типично евразийская черта.
С другой стороны, за англофилией черносотенцев стоят очень глубокие тенденции, имеющие отношение к самой сути романовского послепетровского периода российской истории. Сама система государственного устройства России была скопирована Петром I именно с Англии, и отталкиваясь от этого образца, он отменил Патриаршество, ввел порядок управление Священным Синодом светским лицом, пытался полностью уничтожить монашество, активно преследовал старообрядцев, искоренял национальное в русских традициях и быту. Петр был не просто западником, но атлантистом и англофилом в той степени, в которой это вообще было возможно в России, и именно в этом ключе следует понимать его перенос столицы в заново построенный, искусственный, по англо-саксонскому образцу выстроенный портовый город, лежащий на крайнем западе России. Петр мыслил Россию “второй Англией” и стремился превратить ее в “морскую державу”. Конечно, эта идея с геополитической точки зрения настолько абсурдна, что не выдерживает никакой критики, так как при всем желании осевые земли Heartland’а, “географической оси истории”, не способны повторить путь атлантистского западного острова. Поэтому постепенно атлантистский радикализм Петра ослаб и в период его собственного правления, а при последующих Романовых вообще мало-помалу сошел на нет при том, что западнический настрой и калькированная с Англии социально-религиозная модель сохранились. Этот настрой, наследие петровского атлантизма, жили как в консервативном, так и в либеральном секторах, вдохновляли реформаторов и консерваторов. И в рамках того же русского масонства эти тенденции фигурировали во впечатляющем объеме, доминируя в шведском обряде, а позже в ориентации на французские либеральные ложи. После запрета лож в 1822 году эти тенденции существовали в менее формализованном виде, но духовная преемственность сохранялась. И скорее всего само появление первых черносотенных организаций явилось структурным оформлением некоторого крайне консервативного, но при этом “холодного”, “кадрового” лагеря в русской политике, ориентированного атлантистски. Таким образом, таллассократ и масон Беклимишев сходился по ту сторону очевидности с антимасонским черносотенным движением, а промежуточным звеном мог быть “старый двор” через посредство близкого к Беклемишеву великого князя Александра Михайловича Романова, поощряемого императрицей-матерью.