Принц и Нищин, стр. 5

– Вы, конечно, говорите о его племяннике? – осведомился блондин. – Об Андрее?

– Вот именно, Алексей. Постарайтесь познакомиться с ним поближе. Говорят, дотаточно интересная личность. Или вы уже знакомы с этим господином?

– Да.

– Ну что ж… тогда постарайтесь побыстрее…

Алексей пожал плечами и осмелился перебить Антона Николаевича:

– Я работаю в этом направлении. У меня есть знакомство с одним человеком из близкого окружения Вишневского.

– И кто же это?

– Моя жена.

– О! – выговорил Антон Николаевич. – О! Однако. И кто же она при этом Андрюше Вишневском?

– Она солирует в его группе подтанцовки.

– Ясно. Она с ним как… в каких отношениях?

Алексей помрачнел.

– Кажется, в никаких, – наконец сказал он. – Андрюшу Вишневского, по всей видимости, женщины не интересуют. Вообще он редкий отморозок. Из гей-клубов не вылезает: то в «Центральной станции», то в «Черном лебеде»… то еще где-нибудь.

– Значит – педераст?

– Вообще-то, вроде как би.

– Что, простите?

– Би. Бисексуал то есть. И с мужиками, и с бабами.

Антон Николаевич пожал плечами:

– Вот как? Ну что ж… бывает. А репертуар у него, по-моему, ничего. Моя дочь, во всяком случае, слушает и на концерт ходила раза два. В ночной клуб. Во всяком случае, бывает и хуже.

– Я не люблю нашей эстрады, – холодно ответил человек из службы безопасности одного из богатейших людей России, из числа тех, кого кратко именуют «олигархами», – владельца нефтяной империи и ряда алюминиевых заводов Романа Арсеньевича Вишневского.

– В общем, так, Алексей, – сказал Антон Николаевич, – я могу вам помочь в разработке племянника Вишневского. У меня есть неопровержимые доказательства того, что несколько лет назад Роман Вишневский и Лев Габрилович подстроили гибель матери Андрея. Своей соответственно сестры и жены. Она знала что-то такое, отчего им мало бы не показалось. Ее убрали…

ГЛАВА ВТОРАЯ. ЗАНИМАТЕЛЬНЫЙ ВЕЧЕР ИМЕНИ ЖЕНИ КОРНЕЕВА

Женя Корнеев всегда считал себя очень крутым, преуспевающим и вообще в высшей степени замечательным человеком. Будучи вполне нормальным заурядным снобом, отличающимся от серой людской массы разве что количеством дензнаков – иногда зеленой окраски – в кармане пятитысячных джинсов, он тем не менее с трогательной высокомерной непосредственностью полагал, что человек, покупающий себе трусы меньше чем за сорок долларов, определяется простым и полифункциональным понятием «лох».

Утвердился он в этом примечательном мнении после того, как с подачи отца, преуспевающего бизнесмена, поступил на работу в казино при ночном клубе «Золотые ворота» и с первой же получки демонстративно приобрел в дорогущем бутике упомянутую деталь нижнего туалета на глазах несколько озадаченного Сережи Воронцова.

– Типа стоящая вещь, – сказал Женя, взвешивая на руке жалкий сверточек за пятьдесят семь долларов. – Надо учиться жить по-человечески. Когда я был во Франции проездом из Амстердама в Милан…

Заграничные поездки Евгения Корнеева ограничивались посещением ближнего зарубежья, то есть Крыма и Эстонии, а также короткого визита в Лондон, куда его как-то раз взял отец. Но это не мешало г-ну Корнееву строить из себя графа Монте-Кристо, объездившего весь мир. Правда, пока Женя не говорил с пренебрежительно отвисшей нижней губой: «У меня гарем в Смирне, гарем в Каире и гарем в Константинополе», как то позволял себе классический герой Александра Дюма, но какие его, то есть Корнеева, годы!

Ведь ему было только двадцать один год, т. е. ровно столько же, сколько его бывшему однокласснику Сергею Воронцову, так что он еще надеялся успеть покорить весь мир.

Тот же граф Монте-Кристо в этом возрасте злобно протирал тюремные тюфяки замка Иф и поджидал, как его осчастливит и облагодетельствует своим визитом аббат Фариа. А вот Женя не ждал ни от кого благодеяний, напротив, он сам выступал в роли благодетеля – Женя Корнеев милостиво дозволял обучать себя преподавателям романо-германского отделения филфака университета – людям, которые совершенно явно подпадали под категорию «лошья», поскольку едва ли получали в месяц денег достаточно хотя бы для того, чтобы заплатить за половину новообретенных корнеевских трусов. Своим же многочисленным знакомым – друзей он принципиально в обзаведении не держал – он милостиво позволял именовать себя на нездешний лад Юджином. Третью милость Юджин оказывал своим подругам, коих, несмотря на его хоть и видную, но откровенно снобистскую внешность, у него почему-то было много. Милость заключалась в том, что Корнеев снимал на скрытую камеру свои любовные игрища, а потом, раздуваясь от спеси, показывал знакомым, хотя бы тому же Воронцову.

И вот этого честного гражданина Земли занесло в квартиру Сережи поздно вечером, на следующий день после чудесного автомобильного вояжа в горпарк. Хозяина квартиры он застал в совершенно растрепанных чувствах. Сережа нервно расхаживал по комнате и периодически восклицал себе под нос:

– Ну, на хер такое надо?!

В углу сидел, вернее, полулежал в глубоком кресле похмельный Мыскин с разбитой физиономией и тоже рефлексивно грустил.

Юджин поинтересовался, а в чем, собственно, дело. После того, как Воронцов, то и дело перемежая информативную часть своего рассказа сочными ругательствами, довел до его сведения, что произошло ночью, Корнеев начал хохотать.

Смеялся он долго, с наслаждением, так, что на глазах выступили слезы. Сережа буркнул что-то непечатное, а Юджин невольно ухмыльнулся, хотя забавного вообще-то было немного.

– Ладно, в общем, ситуация обрисовывается так, – заявил Юджин, – довольно предаваться сетованиям о растраченной юности и все такое… предлагаю культурно развеяться.

С тех пор как Корнеев поступил в казино, он почти полностью исключил из своего лексикона нецензурные выражения, а если и употреблял, то выговаривал их без всякой экспрессии, цедил сквозь зубы. Изъяснялся он вычурными формулировочками типа сакраментального бендеровского «всемилостивейше повелеть соизволил».

Сережа поморщился.

– Куда?

– Ко мне, естесссна-а. В «Золотые ворота». Проведем досуг как белые люди.

– А деньги? – тоскливо спросил Воронцов.

– У многих складывается ошибочное мнение, что в казино предполагается только просаживать деньги, – помпезно заявил Корнеев, краем глаза поглядывая на себя в зеркало: красавец! – но это совершенно неверно. Ко всему надо подходить с умом и осмотрительностью. Тогда даже самое расточительное, казалось бы, дело может приносить доход. Ловите мою мысль, нет?

Мыскин пробурчал что-то неопределенное, Сережа Воронцов и вовсе от комментариев удержался. Он просто сонно таращил глаза в стену, а в финале Юджиновой речи издал неопределенный звук, долженствующий означать смеховую реакцию, но на деле представляющий собой нечто промежуточное между кудахтаньем курицы и хрипеньем завзятого астматика.

У Сергея по-прежнему не укладывалось в голове, каким таким манером можно пойти в богатое казино, не имея за душой ни гроша.

– Например, известно ли вам, господа, что такое «ройал флэш»? – красуясь и гарцуя на стуле, выговорил Юджин. – «Ройал флэш» – это такое милое дело, благодаря которому в нашем казино недавно состоялся выигрыш в пятьдесят тысяч долларов. А все потому, что везение – ррраз! – начал загибать пальцы Корнеев, – рисковость – два, ну и, так сказать… гм… некоторая ангажированность крупье – три.

– Чево? – буркнул Алик, которого при пышном слове «ангажированность» едва не осчастливил визитом рвотный спазм.

– Да просто все, – сказал Сережа Воронцов, – клиент и крупье обули казино и поделили выигрыш. Так, нет?

– Совершенно верно, – торжественно объявил Юджин. – И я предлагаю вам сегодня вот такую игру. Ведь, если не ошибаюсь, вам нужны деньги?

Аргумент был, как говорится, из разряда неотразимых. Воронцов скользнул взглядом по обшарпанным стенам своего обиталища, из соседней комнаты которого слышался ужасающий храп деда, и выговорил: