Принц и Нищин, стр. 21

– Лежать! – загремел Фирсов, выхватывая пистолет и устремляясь прямо на танцовщика.

Тот подогнул колени и упал на пол, а сотрудник Аскольдовской охраны, мгновенно избавившись от опьянения – скорее всего, оно было просто наигранным, – несколько раз выстрелил в потолок.

Сережа Воронцов отскочил от столика, на котором еще несколькими мгновениями раньше располагался Аскольд, инстинктивно попятился и наткнулся на другой столик.

Его заведенные за спину руки машинально ощупали холодную полированную поверхность и наткнулись на горлышко маленькой пузатой бутылки.

Сережа машинально поднес ее ко рту и осушил до дна, чтобы как-то пропустить через себя фантасмагорический переполох перед самыми своими глазами. И тут, как говорится, последняя соломинка сломала спину верблюда: перед глазами Сергея зафосфоресцировала мутная пелена, потолок ухнул и перевернулся, треща и искажаясь, как пленка старого немого кино. Незадачливый пьянчужка, накануне проигравший все свое имущество, неловко, бочком, ткнулся в поверхность столика и медленно сполз на пол.

Последнее, что он успел заметить, это как оторванная одним из выстрелов Фирсова огромная люстра падает, и с жалобным хрустальным всхлипом разлетаются по залу лепечущие стеклянные фонтанчики.

Правая рука неподвижно лежащего неподалеку Аскольда откинулась, и Воронцов увидел на тыльной стороне кисти татуировку в виде красно-белого рогатого черта и надпись на груди: MU. Manchester United.

Дверь хрустнула под мощным ударом, и в помещение ночного клуба «Голубое небо» ворвались черные люди с автоматами наперевес.

…В маленькой пузатой бутылке оказался старый французский коньяк.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. «ПРИНЦ И НИЩИЙ» ПО-НОВОРУССКИ

…Когда Воронцов с трудом разодрал серую пелену перед глазами, приоткрыв словно налившиеся холодным свинцом веки, в первый момент он не понял, где, собственно, находится.

Высоченные лепные потолки. Роскошная люстра. Оформленные под глубокий синий бархат со светлыми разводами тяжелые обои. Он поднял голову и увидел, что лежит на огромной кровати – даже не кровати, а каком-то просто-таки королевском ложе шириной метра под три. Такие номера ему приходилось видеть только в люксовых гостиницах Ниццы, Майами, Москвы, Парижа или Пальма-де-Мальорка. В кино, разумеется.

И только когда пелена перед глазами дрогнула и немного подалась назад, срывая налет щадящей мутности с окружающей действительности, Сережа понял, что сильно переоценил «люксовость» того помещения, в котором находился.

Но тем не менее он был уверен, что это не его квартира и, уж конечно, не медвытрезвитель, куда он вполне подходил бы по медзаключению. Поскольку вытрезвителей с таким уровнем сервиса он уж точно что-то не припомнит.

…Хотя, как утверждает Алик Мыскин, однажды в Питере он попал в некий вытрезвитель номер один, в котором – единственном в России! – были условия, как в хорошей гостинице, белоснежные простыни, а не заслюнявленные, облеванные и измусоленные тряпки, и даже полы с подогревом – на случай, если клиент свалится с кровати и возымеет желание спать прямо на полу. Чтобы, стало быть, переборщивший с алкоголем не заработал себе воспаления легких или не застудил какие-либо из прочих внутренностей.

– М-м-м… мне н-нужно принять во-о-онну… выпить чашечку ко-о-офе… – с трудом пробормотал несчастный Сережа Воронцов, падая обратно на подушку и чувствуя в горле пустыню Сахару, высушенную коварными суховеями плюс особо интенсивным феном «Elextroluxe». – Кгрм… симатичнейший Степан Богданович… язык под соусом государственный… филе Киркорова… ром… виски… сбренди…

Высвободив на все четыре стороны света эту бессмысленную чушь, он вцепился пятерней во всклокоченные короткие волосы и попытался оторвать предполагаемое вместилище мозга от подушки. Пятерня нащупала на голове только какие-то жесткие колючие клочки, на ощупь сильно напоминающие паклю.

– Мм-м… ета как?

Он поднес ладонь к глазам и вдруг увидел, что ногти его аккуратно накрашены в зеленовато-синий, морской волны, цвет и подпилены, а на тыльной стороне кисти красуется наколка в виде какой-то дикой всклокоченной рогатой морды в спартаковских тонах и аббревиатуры латинскими буквами: MU. Manchester United.

Как у Аскольда. Вчера, в «Голубом небе». Сережа сдавленно хрюкнул то ли от истерического смеха, то ли от похмельного горлового спазма, и окинул комнату взглядом, которому он постарался придать способность видеть мало-мальски сносно. Кроме него, в комнате больше никого не было.

– Эй, кто-нибудь, ммать вашу! – попытался рявкнуть Сергей, рванувшись вперед, но тут же рухнул обратно на спину, буквально срезанный всплеском пронизывающей острой боли в голове.

Голос его был на удивление слаб. Сколько же можно, подумал он. Каждый день одно и то же – прогрессирующий алкоголизм, иной раз разнузданное времяпрепровождение с дамами легкого поведения и просаживание диких «бабок» (это в смысле денег, а не люмпенизированных дам почтенного возраста), и вот – финал: дикий «отвяз» в гей-клубе, и еще неизвестно, что с ним произошло после того, как он… э-э-э… благополучно свалился под стол.

Сережа непроизвольно протянул руку, пошевелил пальцами и аккуратно ощупал… м-м-м… заднее место. Все-таки мало ли что, знаете ли… вокруг люди неадекватного мироощущения и нетрадиционной ориентации, и черррт его знает!!! Да вроде ничего. По всей видимости, эксцесса по наезженной в соответствующих кругах схеме «в жопу вжик – и больше не мужик» как такового не было.

Да-а-а… что и говорить… просто-таки венец карьеры идиота. И еще неизвестно, что будет дальше… ведь, если не изменяет память, сегодня ночью ему предстоит отрабатывать сразу два концерта.

Сережа повернул голову на подушке и подумал, что у него все-таки весьма прихотливая биография. Феерический вылет из университета, армия, война в Чечне… маленький психический сдвиг, благодаря которому он целый месяц ходил по вечерам с фонариком и с газовым пистолетом, который хотя и не был заряжен, тем не менее создавал ощущение приятной тяжести в руке. Была и попытка работать в офисе, и попытка восстановиться в университете. И даже неделя танцев в московском ночном клубе – это тоже было. И вот теперь – так.

…Но воспоминания воспоминаниями, шутки – шутками, а самочувствие Сережи в его новой – шоуменско-певческой – ипостаси было не ахти каким. И так часто упоминавшаяся им в последнее время белая горячка, возможно, уже была не за горами. С сопутствующими ей галлюцинациями.

…Воронцов привстал: по всей видимости, галлюцинации уже почтили его своим вниманием. А в функции «глюка» перед глазами несчастного страдальца появилось какое-то туманное облако весьма впечатляющих размеров и очертаний, а потом, поплыв, как темные водяные разводы на стекле, из него выкристаллизовалась внушительная фигура высоченного широкоплечего человека. Где-то я его уже видел, мелькнула скудная и обрывочная, как репродуктивный орган кастрата из монастырского хора, мысль. В голове отчаянно мутило, и мысли, как деревенские придурки в ночь Ивана Купала, водили маниакально-депрессивные хороводы.

– Доброе утро, Андрей Львович, – буквально пропела галлюцинация. – Чего-нибудь желаете?

– Же… желаю, – с трудом выговорил Сережа. – Как… какой еще Абрек Льво… во-от?

– Вы переутомились накануне, – настойчиво проговорил туманный силуэт, – а потом немного повеселились. Поэтому вам нужно немного поправиться. Вот, выпейте. Из тумана к самым глазам Сережи вынырнул фужер с чем-то холодным и легко пузырящимся. Он принял панацею мелко дрожащей рукой и не без помощи своего утреннего благодетеля отправил в рот. По телу пробежало приятное неестественное тепло, и в разобранной многодневными ночными парад-алле голове страдальца начало стремительно проясняться. И силуэт перед глазами тоже поддался общей тенденции и вырисовался в высокого, атлетически сложенного парня с короткими светло-каштановыми волосами, в темной футболке с коротким рукавом и строгих черных брюках.