Кровавый след, стр. 20

Человек сделал один шаг в направлении моей постели. Увидев, что за ним никто не следует, я в один прыжок оказался рядом и нанес ребром ладони сокрушительный удар по его затылку. Моджахед приглушенно вскрикнул и рухнул на мою циновку.

– Шокар? Хэй, Шокар? – послышался голос с улицы.

Я приготовился к новому нападению. Если врагов оставалось двое, то я без труда мог справиться с каждым по отдельности или с обоими сразу. Но если их было за дверью больше, тогда ситуация осложнялась. Выбирать не приходилось во всяком случае, я должен был бороться за свою жизнь.

На пороге появился Ахмад с револьвером в руке. Медлить было нельзя. Сейчас он окликнет Шокара и, не услышав ответа, поймет, что к чему. Тогда он устроит переполох, и моя судьба будет решена в считанные секунды.

– Шокар? – действительно вопрошал в темноту Ахмад.

Я воспользовался замычкой и выбил у него из руки револьвер, а затем схватил афганца за горло. Тот вцепился сильными пальцами мне в руку и пытался освободиться. Я почувствовал, что он парень крепкий и может оказать достойное сопротивление, поэтому затащил его внутрь и ударил коленом в живот. Ахмад захрипел, но сдаваться не собирался. Рука, которой я сдавливал его шею, начинала уставать. Я на мгновение отпустил неприятеля и тут же резким ударом правой руки в голову сбил его с ног. Падая на пол, он наделал столько шума, что проснулся Сохиб. Парень вскочил на ноги и заорал от испуга.

Услышав крик, моджахед, поджидающий друзей на улице, ворвался в постройку, но в темноте не мог ничего разобрать. Он стоял в нерешительности и размахивал револьвером.

Пока Ахмад лежал на полу, откашливаясь и приходя в себя, я бросился на третьего противника. Тот угадал мое нападение, сделал шаг назад, но споткнулся о порог и упал на улицу. Я вскочил на него, вырвал из рук револьвер и наотмашь ударил им в челюсть. Моджахед потерял сознание.

Я хотел было вернуться к Ахмаду, как вдруг получил сильный удар по голове. Перед глазами поплыли красные круги, в ушах у меня загудело. На миг взору открылся красочный фейерверк, но потом земля резко ушла у меня из-под ног. Последнее, что я запомнил, было окровавленное лицо Ахмада.

Я очнулся, когда на улице было уже светло. Я не имел ни малейшего представления, сколько был в бессознательном состоянии. Руки задеревенели. Я лежал на животе и попробовал перевернуться на спину. Но не тут-то было: руки и ноги были туго связаны веревкой.

Вдруг я услышал, что кто-то открывает дверь. Превозмогая боль, я повернул голову на скрип, но смог увидеть только ноги в поношенных сапогах. Я снова опустил голову и закрыл глаза.

Вошедший не подходил ко мне, постоял несколько минут и вышел на улицу. Боль во всем теле была невыносимая, жутко хотелось пить.

Сохиб, – тихо позвал я, но ответа не последовало.

Я услышал свой голос и испугался. Голос казался мне чужим.

Я тщетно старался припомнить, что со мной произошло и при каких обстоятельствах я оказался связанным по рукам и ногам.

– Сохиб, – снова повторил я свой зов.

На пороге появился человек, который недавно приходил сюда. Я узнал его по все тем же сапогам.

– Пить, хочу пить, – безжизненным голосом попросил я.

Человек ничего не ответил, но я услышал, что он засмеялся.

– Дай пить, сука! – собрал я последние силы и выкрикнул вдогонку уходящему моджахеду.

Мои усилия оказались напрасными, он ушел. Я опустил голову на пол и закрыл глаза, надеясь уснуть. Только во сне можно было не думать о воде и боли, отзывающейся в каждой клеточке моего тела.

Когда я снова открыл глаза, в постройке начинало темнеть.

«Неужели я пролежал здесь целый день?» – пронеслось в голове.

Я понемногу приходил в себя и заметил рядом с собой троих вооруженных до зубов чернобородых афганцев. Они смотрели на меня и довольно улыбались. Я снова закрыл глаза, но почувствовал на себе теплые струи воды и очнулся.

– Ублюдок! – донесся до моего слуха дикий хохот.

Я приоткрыл глаза и увидел, что моджахеды обступили меня со всех сторон. Они на меня мочились. Когда я понял это, мой разум закипел от злости, руки сжались в кулаки. Сил, чтобы ответить мерзавцам, не было.

Я постарался пошевелить ногой. Оказалось, что веревок уже не было. Заметив, что я очнулся, моджахеды принялись хохотать и показывать на меня пальцами. При этом они выкрикивали что-то на своем языке, но сейчас смысл фраз не доходил до моего сознания.

– Сволочи, – слабо простонал я.

Видимо, они знали, что означает это слово, потому что сразу же стали пинать меня ногами. Я старался уходить от ударов, но надолго меня не хватило, и я снова потерял сознание.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

(март 1992 г.)

Сколько продолжалась подобная обработка, я не знал. В самом начале я потерял счет времени. Приходя в сознание, я старался разгадать, где допустил ошибку, ведь должно же было быть какое-то логическое объяснение моему нынешнему незавидному положению. Я прокручивал в голове детали, но ничего убедительного не выходило. Все предположения оказывались неправдоподобными и шаткими.

Я допускал даже мысль, что меня приняли за кого-то другого, но и эта версия сразу же разбивалась, как только я обстоятельнее начинал ее обдумывать. В таком случае со мной хотя бы должны были встретиться и выслушать.

За мной никто не приходил, никуда не звал. Я проводил дни и ночи в грязной глинобитной постройке. Изредка наведывались охранники, чтобы доставить мне новые физические страдания или принести воды и лепешек, которые едва поддерживали мои силы.

Я вспоминал Сохиба и гадал, куда тот подевался. Этот парень вполне мог оказаться агентом Латифа. Возможно, он даже решил подзаработать на мне, иноверце и оговорить перед своим хозяином. В этой версии был здравый смысл, но она также казалась мне неподходящей.

В конце концов, я пришел к выводу, что бесполезно мучить себя предположениями и что полную картину можно воссоздать только при условии совершенного владения информацией. Но ее мне никак не удавалось заполучить. Охранники отказывались разговаривать со мной. Для них я был врагом-иноверцем. Как только я начинал требовать встречи с Латифом, они набрасывались на меня и избивали до потери сознания.

В моем состоянии смешно было думать о побеге – для этого сначала нужно было восстановить силы.

Меня держали в нечеловеческих условиях. Невозможно даже представить подобное, но меня даже не выводили в туалет, и я устроил его в дальнем углу жилища. Тело, неизвестно сколько времени не видевшее воды, стало покрываться слоем липкой грязи. Щетина на лице давным-давно превратилась в бороду, и я стал похож на моджахедов.

Однажды, когда охранник, как обычно, принес стакан воды, несколько лепешек и самбусов, и я хотел было приняться за поглощение этой безвкусной и давно приевшейся пищи, он не позволил мне этого сделать. Он наставил на меня карабин и велел:

– Вставай.

Я притворился, что не понимаю, моджахед повторил приказ жестами.

«Неужели меня требует к себе Латиф?» – пронеслось в голове.

Даже в условиях полнейшей неизвестности меня обрадовала эта мысль. Она сулила перемены. Я надеялся, что в скором времени мое положение прояснится.

Кажется, так оно и было, потому что бородач, подождав, когда я встану на ноги, пропустил меня вперед и подтолкнул карабином к выходу. Я послушно двинулся в указанном направлении.

Переступив порог, я остановился. Привыкшие к тусклому освещению глаза медленно привыкали к яркому солнечному свету. Я поднял голову вверх – высоко надо мной плыли облака. Я всей грудью вдохнул чистого воздуха.

Охранник снова подтолкнул меня прикладом и произнес:

– Пошевеливайся.

Я обернулся и посмотрел на моджахеда. Его лицо было перекошено от злобы.

– Иди вперед, – сказал он на пушту. Мы направились к дому.

В помещении, куда привел меня охранник, было более десяти человек. Все сидели на полу, а перед ними на низких столиках стояли всевозможные угощения: касы с шурбо, пиалы с чаем, лепешки, щербет, лежали целые горы, как мне показалось, шашлыков из баранины. При виде такого изобилия у меня закружилась голова, в глазах потемнело, а желудок издал угрожающее урчание. Я остановился, чтобы не потерять равновесие и не повалиться на землю к всеобщей радости моджахедов, которые с нескрываемым любопытством разглядывали меня.