Бойтесь напуганных женщин, стр. 49
– Ну так попроси. Я предлагаю тебе защиту. Неужели твой инстинкт самосохранения этого не понимает?
Он качнул головой в раздражении. Видимо, разговор поворачивался совсем не так, как ему хотелось.
Вся его деловитость была шита белыми нитками. Он пришел с другим. То есть Тоня не сомневалась, что Костя о ней беспокоится, но что это будет ТАК!..
– Ты предлагаешь мне защиту в обмен на что?
Она даже не стала спрашивать, откуда и что именно он о ней узнал.
– Ни на что... – Он растерялся. – Разве я не могу просто защитить дорогого мне человека?
– Впервые об этом слышу! – отрезала она.
– Хочешь сказать, что я опоздал? И возле тебя пророс этот... тополь?
– При чем здесь Лавр? – рассердилась Тоня. – Он работает на Леонида Петровича. В смысле на культурное наследие совхоза.
Константин, не сдержавшись, фыркнул.
– Титова, что ты мне лапшу вешаешь?.. В самом деле, неужели ты не боишься?
– Боюсь, – неожиданно призналась она.
– Вот о чем я и говорю, – не удивился он. – Но ты не бойся, я буду поблизости.
– Почему? Зачем тебе это надо? – Ей хотелось все-таки услышать объяснение.
Неужели все это время Костя... любил ее? Или хотя бы был ею увлечен? И при том делал все, чтобы Тоня его если не возненавидела, то запрезирала.
– Глупый вопрос. Ты где решила с ним встретиться?
– На улице Мира.
– Ага, возле пропасти, значит. Решила нервишки пощекотать?
– Ничего я не решила. Просто там есть где посидеть, на что посмотреть, и всегда свет горит.
– Веселая ты девчонка!
– Я не поняла, для чего ты приходил? – повысила голос Тоня, увидев, что Костя направился к выходу.
– Что я хотел узнать, то узнал.
– Говорил, что тебе нужно десять минут.
– Это ты говорила про десять, а мне вообще нужно гораздо больше.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, что имею, то и...
– Хам!
– Титова, какая ты пошлая. Я совсем не то хотел сказать.
Ничего больше не говоря, он ушел походкой торопящегося человека, и Тоня смотрела ему вслед, пока за Костей не закрылась калитка.
– Ну и ну! – пробормотала она себе под нос, глядя в зеркало: наносить тени или не наносить? Нанесла.
Когда у калитки опять раздался звонок, Тоня взглянула на часы. Ровно восемь. Как раз в чьем-то дворе по радио прозвучали сигналы точного времени.
Она повела себя словно в лихорадке: засуетилась, схватила поводок, выбежала во двор, чтобы открыть вольер Джека. Как ни готовь себя, как ни призывай самообладание, а нестандартная ситуация все равно выбивает из колеи.
Еще несколько секунд пришлось постоять на дорожке, чтобы успокоить колотящееся сердце.
– Ты чего это собаку прихватила? – удивился Михаил.
– Решила прогулять его заодно, – запнувшись, пояснила Тоня. – Он ведь не будет мешать нам своей болтовней?
– Шутишь! – понимающе кивнул Михаил, внимательно глядя на нее.
Восемь часов вечера, на улице сумрак. Больше потому, что горы не дают лучам солнца вырваться из-за своих зубчатых вершин. Теперь они решают вопросы темноты и света.
На уличных фонарях вспыхнули лампочки, и в их свете глаза Михаила как-то лихорадочно заблестели.
– Откровенно говоря, я не вижу никакой необходимости в том, чтобы о чем-то там откровенно разговаривать. Разве я не все сказала своим уходом? – начала разговор Тоня, чтобы пауза не переросла в напряжение.
– Побегом, – невозмутимо поправил он, идя по другую руку от той, в которой Тоня держала поводок. – Кстати, куда мы идем?
– Едем, – отозвалась Тоня, подходя к своей «Ниве» со стороны водительского места.
– Вообще-то через два двора отсюда у меня стоит «мерседес».
– Моя «Нива» к здешним улочкам привычней.
– Почему обязательно куда-то ездить? – спросил он. – А нельзя, например, посидеть вон на той лавочке?
– Нельзя! – отрезала она. – Раз у нас вопрос жизни и смерти, лучше посидеть где-нибудь вдали от людских глаз.
– Ты покрутела прямо на глазах, – усмехнулся он, – с чего бы? Если ты помнишь, я не верю в перерождение человека. Жизни и смерти, надо же!
– Чтобы Тато вдруг стала Антониной – в это ты не веришь.
– Тебе всегда была свойственна некая литературность.
Тоня откинула свое сиденье, и Джек привычно проскользнул на заднее место.
Михаил сел в машину, поглядывая, как Тоня выруливает наверх из узкой улочки.
– Ладно, сегодня ты правишь бал, – согласился он. – Год жизни без мужчины делает женщину мужественнее. Как выясняется. Считаешь, на природе я размякну и ты возьмешь меня голыми руками? Тато, ты по-прежнему ведешь себя как ребенок.
– А почему ты думаешь, что я хочу тебя брать? Я хочу с тобой договориться. Полюбовно.
Она замолчала, и Михаил не стал продолжать разговор.
Улица, конечно же, была освещена, но, на взгляд человека постороннего, весьма странным образом. Небольшой кусок асфальта, за которым свет будто обрывался и падал в никуда, а также не было фонарей по улице вверх и по улице вниз. Получалась как бы сценическая площадка, этакое приглашение к выступлению на ней.
Тоня поставила машину повыше, на выезде с улицы. Вверх улица Мира выходила на улицу Германа Куренного, обычную двустороннюю. Освещать ее у совхозного начальства уже не хватало средств, и потому лишь тусклые фонари во дворах граждан чуть разрежали царивший на ней мрак.
– Да, не скажешь, что здесь уютно, – поежился Михаил. – Может, в машине посидим?
– Ты боишься? – удивилась Тоня.
– Как-то не по себе, – признался он, усмехнувшись в ответ на ее удивленный взгляд. – Так и кажется, что по ту сторону света сейчас вылезет что-то огромное...
– Я думала, ты не боишься ничего. Ты всегда был так спокоен, так немногословен и суров. А тут – надо же! – образами мыслишь...
Она откинула свое сиденье и выпустила Джека.
– Пойди побегай, пока я с дядей поговорю.
– С дядей! – фыркнул Михаил. – Тебе давно пора иметь детей!
– А кто меня уговаривал подождать?
– Если женщина хочет родить, она не слушает никаких уговоров.
Вообще-то не только она пользуется запрещенными приемами. Теперь ее покладистость оборачивалась против нее. Идеальная жена, блин! Оказывается, он этого вовсе не ценил, как ей казалось, а посмеивался над Тоней. Для кого тогда она все пять лет семейной жизни что-то изображала?
Тоня присела на резную лавочку и показала глазами на место рядом с собой. А потом она задала вопрос, который в последнее время ее мучил:
– Скажи, Миша, почему ты женился на мне?
– По расчету, – криво улыбнувшись, проговорил Михаил.
И эта его фраза прозвучала для Тони как гром среди ясного неба.
Глава восемнадцатая
Она смотрела на мужа растерянно, чуть ли не со слезами. Неужели это правда?
– Ты говорил, что любишь... – недоуменно протянула она. – Я считала, что это само собой разумеется... Погоди, что значит по расчету? Если не считать наследной бабушкиной квартиры, я же была бесприданницей.
Он фыркнул.
– Да не нужна была мне твоя наследная квартира! Ты думаешь, расчет – непременно деньги? Расчет для меня – иметь тихую, послушную жену, которая не жаждет особых развлечений, несмотря на свою богемную профессию. Сидит себе дома, потихоньку малюет акварельки, не задает дурацких вопросов, не требует объяснений...
– Но я не сидела дома, – проговорила уязвленная Тоня, – я преподавала в художественной школе...
– Ну и какую часть семейного бюджета составлял твой заработок?.. Молчишь? Я подскажу: примерно одну двадцатую. Но я решил: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. В конце концов, если это придавало тебе особую значимость в собственных глазах... Это меня тоже устраивало в тебе: этакое негромкое желание работать. В школе. За небольшой оклад. Ты ведь не хотела во что бы то ни стало делать карьеру?
Тоня как зачарованная кивнула.
– Вот. У тебя было невинное развлечение, и все, никаких особых амбиций. А я, прежде чем женился, насмотрелся на жен-карьеристок, жен-активисток, жен-бизнесменш... Брр!