Бойтесь напуганных женщин, стр. 10
– То есть ты хочешь сказать, что окружающий мир у каждого свой, иными словами, ваш холст – наши краски? Знаешь, по-моему, есть такая философия.
– Не знаю, – сказала Надя, – до всего этого я сама додумалась.
Глава четвертая
– Ты взяла его фамилию? – спросила Тоня немного погодя, медленно потягивая из рюмки ликер.
– А как же, именуюсь я теперь Надя Грэг Хендерсон, имею американский паспорт. Потому я так легко и пересекла границу.
– Границу-то пересекла, а вот как ты жить собираешься в России с таким паспортом?
– А у меня остался мой, российский. – Надя вдруг хихикнула. – Я ведь для поездки в Америку оформляла заграничный паспорт, а родимый – вот он. Со штампом о разводе... Какая я была дура! Да разве можно сравнить моего бывшего, моего Димку с Грэгом! И моложе, и красивей... Да что там красивей. Говоря так, словно их сравниваешь, а ведь и не сравнить! Небо и земля. Лучше наших русских мужиков никого нет! Наши правители бы радовались, что управляют таким народом! А вместо этого они... Слушай, мое собственное красноречие оказалось заразным. Меня опять потянуло на рассуждения.
Они посмеялись, но у Нади смех получался какой-то горестный, что ли. Словно ее давило что-то изнутри и никак не давало расслабиться и общаться со старой подругой с прежней легкостью.
– Вот я тебе о том и говорила. Мне почему-то было жалко того, что вы с Димкой развелись. Была нормальная хорошая семья. А теперь, наверное, он нашел себе другую... – задумчиво пробормотала Тоня.
– Да если он и свободен... Как говорил поэт, если даже пепелище выглядит вполне, не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне... Я вовсе не о том говорю, что хотела бы к Димке вернуться. Просто... что мучит, то и учит. За каким чертом мне эта Америка понадобилась?.. Я пробуксовываю?
– Это я свернула с темы в сторону, – повинилась Тоня. – Ты говорила про лузеров.
– Так вот, Грэгу была нужна жена-рабыня. Сам он мало что умел, да и не хотел работать. Зато он нашел путь, который позволял ему кое-чего добиться: он стал жениться на русских женщинах...
– Ты так говоришь – стал жениться, как если бы сказала: стал ходить на дискотеку.
– Думаю, и после меня он опять поехал бы в Россию...
– А тебя он куда бы дел?
– Там же, в своем огороде закопал!
– Минуточку, кажется, мы через что-то перескочили. Поехал бы за женой-рабыней? Но ты-то никогда прежде рабыней не была. Женщина самодостаточная, с высшим образованием, адвокат...
– Но я же не могла быть в Америке адвокатом. По крайней мере пока бы не выучилась и не сдала соответствующие экзамены. Но для этого ко всему прочему у меня не было статуса гражданина Америки. Мне надо было ждать... Вот Грэг этим и пользовался – моим бесправием.
Она вздохнула и с силой потерла лоб. Только теперь Тоня заметила, что от глаз подруги побежали в разные стороны лучики морщин, а в белокурых волосах мелькает седина. Такие перемены всего за полтора года?
– Говорят, многие наши инженеры и даже врачи на первых порах в Америке работали чуть ли не посудомойками и дворниками.
– Я была готова к тому, что мне придется физически работать, чтобы добиться процветания, если бы Грэг не любил распускать кулаки.
Да уж, чего на долю Тони не выпало, так это физических унижений. Хотя кто знает, останься она в семье, может, дошло бы и до мордобоя.
Она представила себе картину: бьющий ее Михаил. Картина не складывалась. Тоня просто не могла представить себе мужа, настолько не владеющего собой... Каким же она вообще представляла себе мужа, как оказалось впоследствии, вообще ничего о нем не зная?
– Неужели этот... еще тебя и бил?
– Бил. – Надя сказала это чуть ли не с мазохистским удовольствием. – Причем весьма охотно. А однажды, когда я попыталась ему противостоять, он вынул из кармана нож и полоснул меня по руке. Знаешь, так спокойно, будто хирург, вскрывающий нарыв. Смотрел, как у меня льется из раны кровь, и даже не сделал попытки помочь, перевязать. Сказал: «Эти русские понимают только язык силы. Скоро у меня в саду не останется места для их безымянных могил».
– В каком смысле?
– В прямом. Он схватил меня за волосы и притащил на задний двор. Якобы там была могила его первой жены. И тыкал меня лицом в эту землю, а мне казалось, я слышу запах мертвой плоти...
Тоня от неожиданности чуть не задохнулась. Так и сидела некоторое время с открытым ртом, пока не решилась спросить:
– Ты хочешь сказать, что твою предшественницу Грэг убил?!
– По крайней мере он мне так сказал.
– Может, пугал?
– Может. Но у него в саду в самом деле имеется некий холмик... Знаешь, я поверила, что это могила. И испугалась. Потом я все время чувствовала этот запах прелой земли с каким-то сладковатым привкусом.
– Постой, насколько мне известно, полиция у них четко реагирует на жалобы народа, пусть даже иностранцев. Ты могла бы позвонить или написать заявление... Представляешь, они бы приехали, раскопали этот холмик...
– И оказалось бы, что там ничего нет!.. Да и кто я такая? У них же первым делом смотрят документы. Грэг же, не будь дураком, сразу отобрал у меня паспорт и спрятал в сейф.
– Но это же демократическая страна... По крайней мере как мне всегда казалось... Неужели у тебя не было никакого выхода, кроме того как терпеть?
Вопрос у Тони прозвучал почти без выражения, и Надя, видимо, подумала, что подруга ей не верит. Она быстрым движением стянула с себя свитер и показала правую руку. От плеча и до запястья рука была желто-зеленая с фиолетовыми разводами. А потом сняла джинсы и показала такое же фиолетовое бедро.
– И это спустя неделю после битья... Смешно сказать, что я почувствовала, когда Грэг привез меня на свою ферму. Он же высылал мне фотографию якобы со своим домом – такой веселенький особнячок в двух уровнях, крупным планом конюшня, просто земной рай, если и не богатого, то вполне обеспеченного фермера. И вот я приехала – мой будущий муж встретил меня в аэропорту на какой-то обшарпанной машине, у нее внутри даже обивка клочьями свисала. Вместо особняка – какой-то ветхий сарай со стенами из старых рекламных щитов. Единственное, что более-менее казалось крепким, так это псарня...
– Псарня? Ты же говорила – цветы.
– Цветы – это было потом... Каюсь, я не смогла быть только поденщицей на его псарне. Я же все-таки человек с высшим образованием, и, несмотря на то что Грэг первым делом меня избил за непослушание, я все же – униженно кланяясь и приседая – уговорила его дать мне на исследование рынка хотя бы неделю. Он дал два дня. Я съездила в пару собаководческих хозяйств, поговорила с заводчиками. Не то чтобы они так уж откликались на мои вопросы, но по моему предложению все же согласились ответить хотя бы на один: почему не стоит разводить породистых собак в этой местности?
– А ты хитрая девушка!
– Понятно, мой интерес был шит белыми нитками, но отчего-то оба заводчика ко мне прониклись. И предостерегали откровенно, не скрывая всех минусов собаководства. При этом они в отличие от моего мужа были настоящими профессионалами, а он... Не знаю, что пришло ему в голову разводить именно собак? Ну, кроликов я бы еще поняла... Кстати, Грэг возил меня все эти два дня, но сам из машины не выходил. И при этом зорко следил, чтобы я не стала кокетничать или говорить что-нибудь лишнее тем, с кем беседовала.
– И ты из страха перед ним не могла попросить о помощи кого-нибудь из них?
– А что бы я им сказала? Чужим людям. Что муж меня бьет? Угадай, что бы мне ответили?
– Это ваши проблемы.
– Вот именно. Оказалось, у Грэга, а значит, и у меня, просто не было шансов пробиться в этой области. Поблизости, всего в пяти милях от его так называемой фермы, оказалось два – одно на западе, а другое на востоке – собаководческих хозяйства, налаженных, раскрученных, не знаю, отчего пришло ему в голову с ними тягаться. Я поняла, что есть лузеры по недоразумению, а есть – из-за упрямства. То есть те, которые никого слушать не хотят и продолжают бросать деньги на ветер, несмотря на очевидную глупость этого действия.