Иногда Карлсоны возвращаются, стр. 9
– А ведь и правда, – тихонько сказала она, – где сейчас может быть Степа?
– Будем искать по друзьям, – предложил Алексей Петрович. – Э, кстати, – вспомнил он, – что вы там говорили о незнакомом мужском голосе? У него есть взрослые друзья?
– Нет... Я таких не знаю. – Голос у Сусанны был такой убитый, что Кротову невольно становилось жаль ее. Хотя, конечно, если в семье происходят подобные вещи, ответственность ложится на мать...
– У вас нет родственника, к которому мог бы сбежать мальчик? С которым у него особенно доверительные отношения? Может быть, дядя или двоюродный брат?
– Родственники есть, но... Ни один из них не принял бы Степана, не поставив нас в известность. А чтобы разыгрывать нас по телефону – вообразить себе нельзя!
Алексей Петрович призадумался. Ему вспомнился похожий случай, происшедший года два тому назад. Правда, там семья была среднего достатка, а денежная сумма куда скромнее... Тогда испуганным родителям тоже периодически звонил мужской голос – даже разные мужские голоса – требуя выкуп за сына-подростка. Когда четырнадцатилетнего ловкача, захотевшего на вырученные деньги съездить в Америку, изловила милиция, выяснилось, что он останавливал на улице случайных прохожих и просил сказать в трубку определенные фразы, объясняя, что «это такая шутка». Никто не насторожился, никто не заявил в милицию, все соглашались исполнить просьбу. Н-да, немало, оказывается, у нас шутников...
Но, с другой стороны, вариант с шуточками – еще не самый плохой. Хуже, если Степан скооперировался с неустановленным взрослым, которому на самом деле позарез требуются деньги. Получив с Кулакова двенадцать тысяч долларов, жулик поймет, что бизнесмен этого так не оставит и рано или поздно добьется от сына, кто подбил его на мошенничество. А значит, мальчишку-соучастника – слабое звено – в живых оставлять невыгодно. А значит...
А это значит, что «Глорию» Кулаковы все-таки пригласили не зря.
Личное дело Александра Турецкого. Неприятное пробуждение
В это утро Ирина Генриховна Турецкая проснулась с тяжелой головой. Рядом похрапывал муж; лицо у него было задумчивое и сосредоточенное, словно даже во сне он разгадывал загадку очередного преступления, а храп являлся при этом необходимым следственным методом. На потолке играли пробивающиеся из-за штор полосы солнечного света, как будто время перевалило за полдень, но Ирина знала: летнему солнцу доверять нельзя. Ночи сейчас короткие, дни длинные... Электронный будильник на тумбочке подсказывал, что до звонка, возвещающего подъем, остается около часа. Сперва Ирина попыталась еще чуток подремать, но сон, в котором она собирала на фантастическом зеленом лугу отличную темную сладкую вишню для маленького Васьки, сына Антона Плетнева, начисто испарился. А жаль – это было так замечательно,
точно в добром старом детском кино. Самое смешное, что вишня росла прямо в траве, как земляника... Ее сок пачкал босые ноги... Понаслаждавшись удивительным сновидением еще примерно пять минут, Ирина не заметила, как ее мысли постепенно перешли в другую область. Гораздо более напряженную.
О двух Плетневых – старшем и младшем – она в последнее время думала очень часто. Ну, так ведь и заглядывала к ним нередко... Мальчик-сирота, лишенный матери, Вася прямо-таки прикипел к «тете Ире», которая не отказывала ему в заботе и ласке. Что касается Антона, этот сложный, много переживший человек долго скрывал свои чувства, но во время последней их встречи, которая произошла не далее как вчера на кухне плетневской квартиры, признался, что ему трудно без Ирины. Учитывая характер Антона, не привыкшего произносить высокие слова, это было фактически признание в любви!
Но у нее – муж. Единственный и неповторимый Александр Борисович. Которому она отдала более пятнадцати лет жизни. Которого она любила так, как больше никого в мире. Которого она изучила так, как ни одного мужчину в мире. Которого не раз ловила на супружеских изменах... Вот и последний эпизод из этого ряда, который кончился совсем недавно – а может быть, еще не кончился. Турецкий пообещал Ирине, что пойдет с ней в ресторан. Она, конечно, обрадовалась, прихорошилась... И вдруг любимый муж звонит и извиняется: дескать, очень жаль, Иришка, но тут такая ситуация, нужно срочно встретиться с представителем экологической службы. Это касается дела об авиакатастрофе, в которой погиб Кирилл Легейдо... Ну, работа есть работа, за много лет супружества жена сыщика приучилась понимать, что работа для Саши – это святое. Что ж, эколог так эколог, ничего не поделаешь. Ладно, замяли, как-нибудь в другой раз пойдем, на наш век ресторанов хватит... И вот – случайно выясняется, что ни с каким экологом он не встречался. Врет? Откровенно врет! А в каких случаях врет Турецкий – за много лет супружества Ирина приучилась моментально отвечать на этот вопрос. Когда очередную бабу обрабатывает...
При других обстоятельствах Ирина, может, и не слишком переживала бы по этому поводу. Из опыта ей было известно, что любовницы приходят и уходят, а она, законная жена, остается. Не лучше ли потерпеть, переждать? Но любовь Антона Плетнева изменила мироощущение Ирины. Почему она обязана терпеть измены Турецкого? Она себя не на помойке нашла! Ей всего сорок два года, она отлично выглядит, к тому же – несмотря на то, что муж так давно не напоминал ей об этом, она красива и умна. Она еще ой как способна нравиться мужчинам. Почему единственный, кто этого не замечает, ее блудный муж?
Ирина, повернувшись на подушке, уставилась прямо в профиль спящего Турецкого. Профиль остался неподвижен и невозмутим.
«Что-то нехорошее происходит между нами в последнее время, – тихонько вздохнула Ирина. – Он мне врет, я... Я ему тоже зачем-то соврала, что была дома, а на самом деле... На самом деле была у Антона, выслушивала его признания... А когда пришел домой Саша, притворилась, будто сплю... Как же сложно все! И напряжение какое-то нагнетается, будто перед грозой. Жарко, вдали погромыхивает, скоро начнут сверкать молнии, и в кого-то еще они попадут?»
Турецкий улыбнулся. По-видимому, ему снилось что-то хорошее и светлое.
«Новую любовницу видит, – с неприязнью, которую больше не хотелось сдерживать, подумала Ирина. – При виде меня он почему-то так не улыбается!»
Отбросив простыню, Ирина села на супружеской постели, отметив, что правильно вчера перед приходом Турецкого сообразила надеть ночную рубашку, несмотря на жару. Скандалить голышом было бы труднее. А сейчас она намеревалась именно поскандалить. Психологическая наука, которой Ирина Генриховна посвятила немалую часть своего времени, утверждает, что скандал – не метод выяснения отношений, но... Когда доходило до перипетий собственной личной жизни, Ирина Турецкая не считалась с рекомендациями выдающихся психологов. Она не верила, будто худой мир лучше доброй ссоры. Ссора, точнее, ее худшая разновидность, скандал – оружие, которое она в многолетней любви-войне с мужем применяла часто и охотно. Особенно когда речь шла о его изменах...
Лицо спящего приобрело сладострастное выражение. До неприличия сладострастное. Прямо какой-то послеполуденный отдых фавна!
– Турецкий! – сказала Ирина голосом, не сулящим ничего хорошего.
Турецкий чмокнул губами и перевернулся на бок, обратив к жене стриженую гладь русого, с немалой уже примесью седины, затылка. Затылок, в отличие от выдающего блудные помыслы лица, выглядел таким родным и беззащитным, что градус боевого накала снизился.
– Шура, – все еще требовательно, но не так резко, произнесла Ирина.
На этот раз голос супруги пробился сквозь сонную пелену. Взвопив что-то нечленораздельное, Александр Борисович соскочил с кровати и на автопилоте принялся натягивать трусы и брюки – он вчера лег обнаженным, в отличие от жены!
– Что, проспал? – наконец-то Турецкий смог выжать из себя внятные слова.
– Нет, Шура. – В голосе Ирины не осталось и следа предшествовавшего гнева, наоборот, он звучал мягко – подозрительно мягко. – Будильник еще не звонил. Я тебя разбудила, потому что считаю, нам надо поговорить.