Волчьи тропы, стр. 36

Через полвздоха они уже работали, оставив двоих в патруле, ножами и топориками срезая широкие колючие лапы и заботливо укрывая ими отогнанные к самой обочине джипы. Минута за минутой, теряя привычный облик, те начали превращаться в темно-зеленые холмы. Трудились молча, в ненапряженной тишине, изредка обмениваясь короткими фразами и лишь однажды рассмеявшись, все-таки не выдержав без привычной раумсдальской шутки — резкой и обидной, когда зазевавшегося на нижней ветке огромной сосны Арнольва стряхнули в мокрую кучу бурелома. Попытки гиганта догнать обидчиков и переломать им кости пресёк ярл, яростно, хоть и тихо откостеривший шутников. Молча продираясь сквозь колючие ветки лапника, тянущиеся к его лицу и шее, Ивальд старательно работал рядом с Ормом, изо всех сил стараясь не отставать от темпа северянина, и не без сожаления наблюдал, как покрывается пятнами смолы его чистая до этого времени рубаха. Заброшенная за спину винтовка беспощадно колотила по хребту, цепляясь за любой сучок и норовя соскользнуть на бедро.

Бросив несколько последних веток на искусственные курганы, в которые за четверть часа превратились машины викингов, Атли придирчиво осмотрел маскировку и скомандовал о коротком перекуре. Сложив на землю вещевые мешки и сухие ветки, северяне расселись вдоль дороги, пустив по кругу пару банок консервов и уже известную Ивальду бутыль. Запахло табаком. Сам кузнец, задумчиво проглотив несколько ложек и запив «огнём», мгновенно убившим вкус синтетического мяса, курить не стал. Машинально передав бутыль и банку дальше по кругу, он опёрся спиной на влажный холодный ствол сосны и невидящим взглядом уставился на раскачивающиеся над головами хирда ветви.

Ночь, все ещё непривычная и пугающе чёткая, обступала со всех сторон. Орм сказал, что раньше подобного не происходило ни на охоте, ни на тренировочных походах из-за адреналиновой недостаточности, а теперь вот… Физически ощущая токи крови внутри себя, кузнец прислушивался к обступающей его яви, полноту которой смог ощутить только сейчас, по прошествии целых шести лун. Ночь, отражение дня, но для раума лишь смена красок… Упавший на приклад винтовки взгляд заставил Ивальда вообще усомниться в реальности происходящего. Он, конечно, ожидал, что когда-нибудь его возьмут с собой в вик, но чтобы так? Неожиданно, без предупреждения — военный поход. Время изведать на прочность построенную северянами веру.

Ивальд перевёл взгляд на Атли. Ярл сидел возле брата, задумчиво докуривая и что-то отвечая гиганту. Арнольв — чудовище в облике человека. Он ведь не брат ярлу — побратим, хотя у северян грани между подобными понятиями очень часто размывались вовсе. Асбьёрн, отец Атли, подобрал Арнольва совсем ребёнком где-то под Новосибом зим двадцать назад, почти перед собственной гибелью. Найдёныша взяли в дом, после в хирд, затем и в семью. Ивальд смотрел на этих совершенно разных людей, до глубины души верующих в собственное братство, и пытался представить себе, что произойдёт с его собственной верой, когда ей предстоит пройти испытание. Он принимал нового отца, хоть и не без трещин в душе, он верил в покровительство и мощь Асов, но…

Северяне редко молились — если только перед хольмгангом или битвой, да ещё когда просили у Асов урожая, детей или доброй добычи, хотя разговор с богами в момент принесения жертвы молитвой назвать можно лишь с трудом. Прочность и глубина веры, как говорит ирландец, не определяется частотой молитв, и это правда. Сейчас, в этой сырой и холодной тайге, разглядывая окружающих его людей, Ивальд чувствовал, как не хватает ему чего-то твёрдого, монолитного, чего так много было в них. Словно прошлое, хотя и рваное да неказистое, отобрали, а взамен нового так и не вручили… Странные люди со странными законами, странными способами выживания, существования в мире, сохранения и продления своего рода, странным отношением к женщинам и старикам, странной верой и странной тайной, хранить которую мог лишь живущий с ней внутри… Сейчас хотелось помолиться.

Ивальд разглядывал молодые и обветренные лица северян, раньше срока покрывшиеся морщинами и страшными шрамами, и наблюдал, как в пронзительной мартовской ночи спадает с них налёт сонной зимы, словно меняется на змее кожа. Именно такие лица видели контрабандисты тем далёким днём в августе, последним днём свободы…

— Он выдержит? — не спуская взгляда с впавшего, казалось, в транс подземника, рядом с Ормом осторожно опустился на корточки Бьёрн. — Клянусь лентой Глейпнир, я видал подобное пару раз…

— Выдержит, — спокойно ответил тот, сплёвывая еловые иголки.

В разговор включился Харальд.

— Предпоследняя стадия реакции на сыворотку, — тихо сказал он, придвигаясь ближе и поправляя на поясе меч, — адреналиновый удар и трансформация способностей… скоро мы узнаем последнее, и да хранит его тогда Тор.

— Посмотри за ним, — все же недоверчиво покачал головой Бьёрн, — неуютно как-то.

— Посмотрю. — Орм кивнул и взялся обгладывать новую веточку. Негромко добавил, замечая, как поднимается с привала ярл: — Не всем, ближники, волчатам волками стать… Но учтите, если что, то лучше я сам.

5

Идти было нелегко. И даже не потому, что привалов не устраивали уже целую вечность и лес был усыпан сплошным и непроходимым ковром бурелома, а ещё из-за нового зрения, столь неожиданно открывшегося в ночи. Далёкие ветки прыгали в лицо, словно нависали ровно над головой, но стоило замереть, фокусируя взгляд, как оказывалось, что ветка та в десятке метров впереди. Тени и пробивающиеся сквозь высокие кроны лучи месяца создавали причудливое и страшное полотно, измерить глубину и реальность которого возможности не представлялось. Поэтому Ивальд старался лишний раз не смотреть по сторонам, отчаянно стискивал рукоять винтовки, тихо, сквозь зубы ругался и продолжал продираться вперёд, пытаясь делать это как можно тише и не терять боковым зрением крадущихся цепью викингов.

Северяне растянулись на три десятка метров, беззвучно пересекая таёжный массив, недовольно косясь на шумного, словно паровоз, дверга, и постоянно сбавляли ход, дожидаясь, пока тот победит в схватке с накинувшейся на него очередной хворостяной засекой. Ветер, потерявшийся в огромных соснах, отстал. Вернулся, наверное, к спрятанным джипам, и сразу стало значительно теплее. Из-под ног то тут, то там выпрыгивали квёлые ещё после зимы комки шерсти и притаившиеся в буреломе на ночёвку птицы. Шаг за шагом, ориентируясь на негромкие свистки ведущего Торкеля, северяне шеренгой прочёсывали лес, каждые полчаса останавливаясь на минуту, чтобы прислушаться и сменить идущих впереди разведчиков.

Тайга, лежавшая на ровном, словно доска, плато, не радовала зрелищами, уже за десять минут хода утомляя глаза видом однообразных рядов древесных исполинов и тел их павших собратьев. Редкие овраги, невысокие взгорки, кончившиеся прежде, чем северяне осознали, что идут по холмам, несколько полян и заполненных снегом глубоких ложбин. Подмёрзшие болотца, несколько топей, обойдённых по карте, затопленные водой поляны. Все густо-зеленое с коричневым и грязно-белым, кристально чёткое в серебристом цвете ущербной луны и наполненное тёмной глубиной дремучего леса. Мартовская ночь с удивлением притихла перед отчаянными людьми, ступившими на нехоженые вот уже множество зим земли.

Шаги воинов будили ночь и её детей. Те высовывались из-за стволов, испуганно рассматривали пришельцев и прозрачными тенями бежали прочь. Духи и невидимые обитатели леса спешно прятались под коряги, зарывались в снег и уходили на дно болот, разогнанные блеском висящих на бронежилетах Мьйолльниров. Лес хмурился, укрывал секреты, но пока лишь сердито молчал. Над тайгой витал запах талого снега, тины, гнилого дерева и прелой еловой хвои.

Здесь давно никто не жил. Один раз отряд наткнулся на брошенное, наверное, целый век назад поселение — разбитые вагончики и вросшие в землю избы, — да ещё разведчики донесли о странных каменных руинах к северо-западу. Развалины ярл предпочёл обойти по широкой дуге.