Время истинной ночи, стр. 31

«Если они станут нашими союзниками, — подумал Дэмьен, — то мы сможем одержать победу. Но если они превратятся в наших врагов… тогда нам придется худо». От его взора не укрылось и то, что лишь на немногих из больших кораблей имелись орудия или какое-либо другое вооружение, и это почему-то подействовало на него обнадеживающе. К тому же очень трудно было представить себе существ, с которыми ему довелось вступить в бой в стране ракхов, — подлых и весьма чувствительных к солнечным лучам, обреченных обитать во тьме и едва отличающихся от зверей, — союзниками людей, которые создали такое великолепие и безмятежно теперь живут здесь.

«Но Зло, сразиться с которым мы прибыли, — весьма изощренное и может прибегать к самым разным орудиям и уловкам. Так что не вздумай расслабиться», — предостерег Дэмьен себя. Но ничего не смог с собой поделать: радужные надежды растекались у него по жилам, полня их драгоценным вином; от нахлынувших чувств у него начала кружиться голова. И хотя он по-прежнему старался сохранять хладнокровие и объективность, голос, прозвучавший из глубин его души, грянул с мощью величавого хора: «О Господи, это мой народ. И это Твой народ. И посмотри только, на какие чудеса они оказались способны Твоим именем!»

А восточный берег поднимался широкими террасами, уходя и переходя в горы, благодаря чему даже с такого расстояния уже можно было увидеть город. Огромная, расползшаяся во все стороны столица края устилала нижние ярусы предгорий своеобразным ковром невысоких строений из терракота, мрамора и белого кирпича. В самом центре Мерсии несколько зданий буквально подавляли собой все остальные, солнечный свет играл на их вознесенных в трудно представимую высь крышах. Одно из них, на взгляд Дэмьена, могло быть только кафедральным собором. А другие… Да чем угодно! Приглядевшись к верхним террасам, Дэмьен различил возделанные поля со сложной системой оросительных каналов.

Тут на корабле заскрипели лебедки — и это отвлекло священника от дальнейшего созерцания. Вокруг засуетились, убирая паруса, матросы. Судя по всему, Рошка получил сигнал с предложением встать на рейд, потому что, не дожидаясь, пока уберут последние паруса, в воду спустили тяжелые якоря. И тут же, словно в ответ на суету на борту «Золотой славы», от флагмана Тошиды к ним навстречу понеслась по волнам шлюпка.

Дэмьен поспешил к главному трапу, возле которого на палубе собрались судовые офицеры. Рася смотрела куда-то вдаль — на здешние корабли, понял Дэмьен, подметив в ее взгляде восхищение и зависть. «Интересно, — подумал он, — способен ли хоть кто-нибудь из мужчин вызвать у нее подобные чувства. Должно быть, нет», — решил он. Именно поэтому, заключил он, они и стали такими замечательными любовниками: сердца обоих были раз и навсегда отданы только их делам.

Трап покачнулся, раздался скрип; судя по звуку, на этот раз на борт «Золотой славы» поднимался один-единственный человек. И оказалось, что это вовсе не Тошида и не один из его советников, а гвардеец — и мундир и осанка которого свидетельствовали о том, что он является как минимум штаб-офицером. Тем не менее на палубу посланник взобрался несколько неуклюже, стараясь не выронить тяжелый свиток в одной из рук. Здесь он вытянулся во весь рост и обратился к гостям по всей форме:

— Его Превосходительство Тошида, лорд-регент Мерсии, просит вас пожаловать к нам, в Пять Городов, Божьей милостью расцветшие на здешнем берегу. Он просит вас проявить выдержку и терпение, пока он не позаботится о благополучии вашего пребывания в нашей стране во всех деталях. Уже несколько веков мы не видели пришельцев с Запада — и уж подавно не прибывало экспедиции, подобной вашей, — и поэтому приготовления к вашему сходу на берег займут больше времени, нежели это было бы желательно усталым путешественникам. И за это он просит у вас прощения.

Мне поручено осведомиться, не пожелаете ли вы чего-нибудь, что можно было бы доставить на борт, с тем чтобы сделать это ожидание более приятным. Мерсия стремится принять гостей по достоинству.

На мгновение наступила тишина. Членам экипажа и пассажирам потребовалось определенное время на то, чтобы переварить услышанное. В конце концов высказался капитан:

— Нам хотелось бы свежих фруктов.

— Ничего себе удовольствие, — вполголоса пробормотал кто-то из пассажиров.

— И свежего мяса, — вклинился другой.

А стоящая рядом с ним женщина добавила:

— Только ни в коем случае не рыбу.

По рядам прокатился смешок.

— Мыла, — вмешалась Рася. — И масла для светильников.

Полузакрыв глаза, она припоминала, что именно кончилось или подошло к концу на корабле за последнюю пару недель. Кое-кто из моряков высказал собственные пожелания, главным образом насчет съестного. И лишь один вспомнил о выпивке.

— Вот и все, — подвел черту боцман, вопросительно посмотрев при этом на капитана.

Рошка кивнул:

— И, разумеется, мы за все заплатим. Составьте, пожалуйста, счет и передайте его нам, едва мы высадимся на берег.

— Все присланное будет даром города, — возразил офицер. — Нам хочется как следует отпраздновать ваше прибытие — прибытие вопреки более чем непростым обстоятельствам. Его Превосходительство ничего иного не потерпит, — торопливо добавил он, чтобы предупредить возможные протесты капитана. — Пожалуйста, не надо настаивать.

Поморщившись, капитан решил не перечить, а затем отдал легкий поклон:

— Если такова ваша воля.

Дэмьен заподозрил, что вопреки напускному недовольству Рошка в глубине души обрадовался услышанному. И дело не в деньгах: подобный жест доброй воли служил добрым предзнаменованием.

— Его Превосходительство просит экипаж и пассажиров оставаться на борту, пока он вновь не выйдет на связь с вами, — объявил далее офицер. — Он указывает, что в случае пренебрежения этой рекомендацией возникнут затруднения. И, кроме того, он просит вас поднять на мачте вот это.

Посланник передал капитану тяжелый свиток. Рошка с помощью боцмана развернул его.

Это был флаг — или, точнее, вымпел — с алой лентой внизу и с длинным черным языком, который наверняка закрутит даже самый легкий ветерок. Красную часть вымпела украшали несколько печатей, но слишком мелкие, чтобы их можно было прочитать на расстоянии. «Официальные печати, — подумал Дэмьен, — и наверняка свидетельствуют о том, что корабль взят под охрану».

— Что это такое? — поинтересовался капитан.

— Это предостережение другим кораблям не подходить к вам близко, — пояснил офицер. — Большие корабли мы, как вы понимаете, можем отвадить и сами, но лодки, принадлежащие отдельным людям, иногда плывут куда им вздумается… Вот к ним-то и относится это предостережение.

— А если они все-таки подплывут и кому-нибудь удастся подняться на борт? — Дэмьен и сам удивился тому, что задал этот вопрос. — Как быть тогда?

— Они умрут, — невозмутимо ответил офицер. — Как умрут все, кому вздумается нарушить волю регента. Так что, сами понимаете, пусть они лучше увидят предостерегающий вымпел. Не так ли?

И не сказав более ни слова, он поклонился на прощание и отправился в обратный путь. На этот раз с трапом у него не возникло никаких затруднений, потому что обе руки были свободны.

На мгновение над палубой повисла тишина, тяжелая и гнетущая. Каждый невольно призадумался над тем, что же это за страна, в которую они попали, с легкостью сочетающая гостеприимство с безжалостностью и псевдоправосудие с невозмутимостью и с изяществом.

— Ладно, — буркнул наконец капитан, прерывая молчание. Он передал вымпел боцману, а тот в свою очередь кому-то из простых матросов. — Вы все слышали. Так что поднимайте-ка эту хреновину.

7

Тошида никогда не опускался до бега — он счел бы это ниже своего достоинства, но у него были длинные ноги и легкая походка. Путь от гавани до Материнского Святилища он покрыл в рекордном темпе, заметно опередив любого (как он надеялся), кому вздумалось бы отправиться следом за ним.