Пройдя долиной смертной тени (Не убоюсь зла), стр. 92
— Джо, пожалуйста, еще один вопрос. Вы нарисуете меня, когда я стану большой как дом? На девятом месяце? Можно будет и подхалтурить. Может быть, даже придется схалтурить: вряд ли я смогу на сносях позировать долго.
Он радостно улыбнулся.
— Еще бы! У художника не часто бывает такая возможность. Большинство девок глупы на этот счет. Ничего не понимают в красоте. Но теперь умолкните. Вы должны гореть желанием. Думайте об этом. Не играйте, а желайте на самом деле. Вы горите желанием, Джоанна Юнис, Гиги вас уже раскочегарила. Вы хотите, но боитесь. Вы — девственница. Гиги вы просто хотите. Пожирайте ее глазами. Настройте себя, думайте об этом. Хотите ее по-настоящему.
Он подошел к осветителям и слегка поправил их, затем накинул на правое плечо и грудь Гиги промасленную тряпку.
— Хорошо. Как сосочки? Джоанна Юнис, вы можете сделать так, чтобы они набухли и поднялись? Попробуйте думать о мужчинах, а не о Гиги.
— Сейчас я все устрою, — заверила его Гиги. — Слушайте меня, дорогая. — Она начала нашептывать Джоанне в мельчайших деталях то, что греческая лесбиянка собиралась проделать с девственницей, беззащитной в ее объятиях.
Джоанна почувствовала, что ее соски так напряглись, что ей стало даже немного больно. Она облизнула губы и взглянула на Гиги, не замечая, что их фотографируют.
— Перерыв, — объявил Джо. — С трона! Пауза на всю ночь. Хорошие снимки.
Джоанна приподнялась и взглянула на часы.
— Боже! Уже полночь!
— Пора спать, — согласился он. — Позировать завтра.
— Я помою посуду, Джо, — сказала Гиги, — а ты расправь раскладушку.
— Я все помою, Гиги.
— Я помою, а вы можете вытирать.
Когда они закончили, Джо был уже в постели и, похоже, спал.
— С какого боку вы любите спать, дорогая? — спросила Гиги.
— Все равно.
— Тогда залезайте в постель.
Глава 24
Джоанна проснулась. Ее голова лежала на плече Гиги. Гиги смотрела на нее, и это помогло Джоанне вспомнить, где она находится. Она зевнула и сказала:
— Доброе утро, дорогая. Уже утро? Где Джо?
— Джо готовит завтрак. Вы выспались, дорогая?
— Похоже, что выспалась. Сколько сейчас времени?
— Не знаю. Вопрос лишь в том, хорошо ли вы отдохнули? Если нет, то спите дальше.
— Я отдохнула и чувствую себя великолепно. Давайте вставать.
— Хорошо. Но с вас причитается один поцелуй.
— Это грабеж! — Джоанна счастливо улыбнулась и уплатила пошлину.
Но Джо на кухне не было; он проецировал фотографии, которые сделал прошлым вечером.
— Вы только посмотрите, Джоанна, — сказала Гиги, — сам же вызвался приготовить завтрак и напрочь забыл об этом.
— Ничего страшного. — Джоанна улыбнулась.
— Вы можете говорить в полный голос. Джо ничего не слышит, когда работает. Чтобы он услышал, надо кричать. Что ж, посмотрим, что у нас есть, затем попытаемся и его накормить. Хм… не богато. Нечем гостью попотчевать.
— Я не ем много на завтрак. Сок, тост, кофе.
— Сока нет. — Гиги тщетно рылась в шкафчике. — Могу предложить «Реддипак», спагетти или что-нибудь в этом роде. Мне надо сходить в продовольственный. Если послать Джо, то он вернется с новой иллюстрированной книгой и тюбиками краски, счастливый как ребенок. Бранить его бесполезно.
Джоанна Юнис уловила досаду в ее голосе.
— Гиги, у вас нет денег? — осторожно спросила она.
Гиги не ответила. Не поворачиваясь к Джоанне, она достала полбуханки хлеба и начала нарезать тосты. Джоанна не отступилась.
— Гиги, я богата, — сказала она очень тихо, — думаю, что вы знаете об этом. Но Джо не возьмет у меня ни цента. Вам же незачем так упрямиться.
Гиги отмерила кофейных порошок на шесть чашек. Затем так же тихо ответила:
— Джоанна, я была проституткой, когда жила с большим Сэмом. Кто-то должен был платить за квартиру, а половина его учеников никогда не платили обещанное, а остальные платили так мало, что едва окупали кофе и пончики, которые они же у нас и съедали. Черт возьми, некоторые и приходили только затем, чтобы поесть. Кто-то должен был зарабатывать. Я не часто бывала с другими мужчинами — Сэм этого не любил, — если только это не была «ромашка», которую он сам устраивал. Но старые лесбиянки бывают весьма щедрыми. И когда нам нужны были деньги, я шла в то кафе, где они собираются, и зарабатывала нам на жизнь. Сэм не возражал против этого.
Наконец я поняла, что меня используют, но не только для того, чтобы жить за мой счет. Когда он устраивал эти «ромашки», ему нужна была молодая женская особь, чтобы все это мероприятие сдвинулось с места. Джоанна, женщина готова сделать для мужчины что угодно… но ей противно осознавать, что это улица с односторонним движением. Джо — другое дело. Он продает немного картин, но никогда не использует женщину, какое бы тяжелое ни было положение. — Она посмотрела на Джоанну. — Когда я впервые позировала для Джо, он платил полностью, никогда не было этих разглагольствований о том, что часть он заплатит сейчас, часть попозже, а все остальное — когда продаст картину. У него, видимо, осталась часть денег от Юнис. Может быть, страховка. Но Джо очень мягкий. У него все занимали и никогда не возвращали, и у него те деньги кончились еще до того, как я стала жить с ним и следить за его деньгами. Кто-то заплатил за студию и за коммунальные услуги. Может быть, вы?
— Нет.
— Вы знаете об этом?
— Да. Один человек, который очень любил Юнис, позаботился об этом. Джо может жить здесь до конца жизни, если ему здесь нравится. А я могу замолвить словечко, и телефон будет снова подключен. Когда улаживали вопрос со студией, электроэнергией, водой и тому подобным, про телефон просто забыли.
— Нам не нужен телефон. Наверное, половина из тех, кто живет на этом этаже, пользовались им как бесплатным общественным телефоном… некоторые и сейчас пытаются и злятся, когда я говорю им, что телефон отключен, и вежливо их выпроваживаю. Потому что Джо работает. А того мужчину, который очень любил Юнис, случайно не Иоганном звали?
— Нет, не Иоганном. И теперь его не зовут Джоанной. Гиги, я не могу назвать вам его имени без его разрешения, а его у меня нет. Джо не задавал вопросов о студии?
— По правде говоря, он, наверное, об этом даже не задумывался. Он сущий ребенок в некоторых вопросах, Джоанна. Искусство и секс — больше он ничего не замечает, пока не разобьет себе об это лоб.
— Тогда, может быть, он не заметит и этого. У меня в сумочке рация, я могу вызвать машину. Если вы скажете Джо, что пошли в магазин, он же вас отпустит?
— Конечно. Без проблем… хотя он и горит желанием рисовать нас целый день.
— Вы скажете ему, что должны пойти, а я предложу вам свою машину. Мы можем ее неплохо загрузить, мои охранники нам помогут. Может быть, Джо не заподозрит, что я за все заплатила? Или вы можете сказать, что у него купили картину.
Гиги задумалась, затем вздохнула.
— Вы искушаете меня, ласковая девчонка. Но, пожалуй, нам лучше есть вчерашнюю пиццу, пока не продадим еще одну картину. А мы ее продадим. Я думаю, лучше не вмешиваться в то, что пока срабатывает.
(— Она права, босс. Оставьте это.
— Но, Юнис, у них ничего нет на завтрак, кроме кофе и черствых тостов. И у них всего четыре «Реддипака» и три пиццы… а три мы съели вчера. Еще кое-что, но совсем мало. Я не могу это так оставить.
— Вы не должны вмешиваться. Или вы хотите поссорить его с Гиги? Гиги очень ему подходит, она что-нибудь придумает. Ведь я знаю Джо лучше, чем вы, не так ли?
— Да, Юнис, но людям надо есть.
— Да, босс, но если они пару раз не пообедают, вреда от этого не будет.
— Черт возьми, девчонка, вы когда-нибудь голодали? А я жил в тридцатые годы.
— Хорошо, босс, но вы все только испортите. Я помолчу.
— Юнис, ради Бога, вы же сказали, что вчера я все сделал отлично.
— Да, сказала, и это действительно так. А теперь не надо портить все это. Оставьте их в покое или придумайте, как Гиги может честно сходить за продуктами… но не давайте им ничего.