Некоторым образом драма, стр. 68

Глава первая

Ну-с, с чего начнем? Ежели классически: «Гости съезжались…» Тем более, гостей будет вагон и маленькая тележка. Или: «К нам едет ревизор…» Ревизия и живых и мертвых душ тоже предстоит…

А начнем-ка с дешевого, низкопробного штампа: древняя старушенция в этаком салопе и с берестяным коробом. И застряла она в стеклянных фотоэлектронных дверях шикарной гостиницы: не сработал на старушенцию фотоэлемент. А в салопе и с коробом она потому, что один штамп немедленно тянет за собой следующий. И в коробе окажется, конечно, кот.

Фон у старушенции планетарный – масса торопящихся японцев, малайцев, китайцев. А в планетарный фон вписано еще прелестное личико молодой женщины, которая глядит на застрявшую бабулю и смеется.

Швейцар. Мамаша, ты наш отель с Кузнечным рынком спутала?

Милиционер в форме. Электрика вызывай! Милиционер в штатском. На загримированного террориста смахивает. Как бы в ее коробе магнитной бомбы не оказалось. Сапера вызывай, а электрика потом!

Старушенция (вполне бесстрашно). Выросли ж такие балбесы! Распропала теперя моя бедная головушка! В коробе Мурзик, его соседка-ирод ногой стукнула, в животик, грыжа теперя, а ране сынок соседки глазок ему выколол – Мурзик по колидору кружит, кровь из его… Чтоб гвоздем-то ржавым кота-то в глаз!.. Житье у его хуже поповой собаки. Вот и ношу с собою…

Швейцар. На фарцовщицу вроде не тянет.

Прелестная молодая женщина (толкает дверь). Эта бабушка к нам, в гости, номер семь, люкс! Я Стонер, Мэри!

Старушенция (счастливо вырывается из стеклянной ловушки). Не Мэри ты, а Машка! Марья то бишь…

Спальня в квартире Данилы Васильевича Зайцева. Старинные большие окна зашторены, свет интимный. Середина дня.

Данила Васильевич и Галина Викторовна прикорнули на тахте. Они в некотором неглиже. Мир и покой, чуть слышна томная музыка из приемника, на котором стоит женская туфля. Отвратный, жуткий звук, от которого и у мужественного человека душа уйдет в пятки. Галина Викторовна вскрикивает и просыпается.

Данила Васильевич. Черт возьми! Наконец пар дали!

Галина Викторовна. Боже мой! Милый, что это такое ужасное?! Иерихонский глас какой-то!

Данила Васильевич. Не делай из мухи слона, дорогая. Просто резонанс в трубах отопления. Вставать пора. Мне статью об альбедо сдавать, а ты тут…

Галина Викторовна. Погоди, погоди… Что же мне снилось?… Да-да, как раз что-то иерихонское! Сперва масса сырой рыбы… Люди ее жадно хватают и несут куда-то в руках, в корзинах… Потом вижу кабана… или черного зубра? Не знаю… Нет, точно: кабан! Такой, как у тебя в холле висит, страшный, но свободно бродит по улицам города… Какой-то человек его убивает: одним ударом разрубает всего кабана… Я спрашиваю: почем будут мясо продавать?… Потом начинается шествие, торжественное. И ты – впереди всех, мой милый, мой любимый, мой ласковый! (Обцеловывает Данилу Васильевича.) Весь этот год я каждую секундочку была с тобой, каждую!.. Но что бы этот иерихонский сон значил?

Данила Васильевич. То, что дневной блуд – это не ночной блуд. Вставай, дорогая!

Галина Викторовна (очень покорно-послушно). Встаю, встаю… (Встает, проходит к окну, отдергивает штору. Открывается вид на бурную Неву, становятся слышны проносящиеся по мокрой набережной автомобили. Галина Викторовна разглядывает себя в оконном отражении.) Знаешь, милый, я уже в семь лет себя женщиной чувствовала, по пять чулок маминых сразу надевала… Ах, все проходит, как с белых яблонь дым. Но правда, у меня фигура после родов ни чуточки не изменилась? Почему ты молчишь? (Начинает одеваться.) Боже, как я устала от двойной жизни!

Данила Васильевич. Зачем же ты ее опять начала?

Галина Викторовна. Я?!

Данила Васильевич. Но не я же пришел к тебе домой и сел к тебе на колени, черт возьми!

Галина Викторовна. Но это ты сказал, что не можешь без меня!

Данила Васильевич. Я имел в виду программиста ЭВМ и узкого специалиста по обсчету параметров атмосферы планеты Венера, моя дорогая. А ты… ты сделала из мухи слона…

Галина Викторовна. Ну вот ты его и имеешь опять, мой милый! Чего ты так испугался? Никто ничего не знает и не узнает… Смешно, но весь этот год, пока я рожала Гульку и мы не виделись, я ревновала тебя даже к Венере! А где наша чудная Лизочка? Почему ты снял Мону? Она так здесь красиво висела: над тахтой! Надеюсь, ты ее не совсем выкинул?

Данила Васильевич (переворачивает подушки и валики). Ты мои носки не видела? Мона Лиза в кабинете за шкафом. Василий, когда ее увидел, так психанул, что в Бехтеревке оказался. Где же носки, черт возьми?!

Галина Викторовна. В ботинках. (Выходит из спальни.)

Данила Васильевич (находит и надевает носки). Вот влип! У попа была собака, он ее убил… А куда мне без программиста, если американцы уже на холке сидят? Кто мне альбедо считать будет? Кто? Любишь кататься, люби и саночки возить – так мама говорила в подобных случаях. Вот тебе, пожалуйста: без пяти минут академик, а зависишь от какой-то… Ладно, хватит паниковать! На Эльбрусе не паниковал, а тут…

Возвращается Галина Викторовна. Она несет странный двойной портрет Моны Лизы: Джоконда в натуральном виде и в профиль. Профильное изображение сделано ЭВМ.

Галина Викторовна (вешает Мону Лизу над тахтой). Значит, Василий Васильевич так психанул, что в Бехтеревке оказался? А хочешь, я тебе правду скажу? Он, конечно, необыкновенный человек и замечательный художник, но он очень плохо на тебя действовал. Нельзя вам с ним в шахматы играть! Сядут и играют, как пьяницы какие-то…

Данила Васильевич. Ты готова? И ты можешь понять, что я из-за тебя родного брата потерял? Я спрашиваю: ты готова?

Галина Викторовна. Куда?

Данила Васильевич. Иди, богом прошу, домой, к Гульке своему, да и к мужу. Я же говорю, у меня в печенках статья сидит, а мы тут… лясы точим!

Галина Викторовна. Иду, иду! (Звонок в квартиру.) А вдруг это Башкиров?

Данила Васильевич. Нет, это не твой благоверный, это посыльный за статьей. Где халат, черт возьми?!

Галина Викторовна. Знаешь, он влюблен в тебя прямо по-мальчишески…

Данила Васильевич. Пожалуйста, не говори девочкиным голосом.

Галина Викторовна. Не упрекай меня в де-вочкиных интонациях. Да, мы, женщины, иногда впадаем в детство, но это же вид кокетства! Что это за женщина, которая не кокетничает? И почему ты, милый, пижаму не носишь? Такую прелесть тебе в Гренландии Башкиров купил – чистой воды Кристиан Диор…

Данила Васильевич. Не лезет Русь в пижаму, не лезет! Уж как ее туда времена и обстоятельства засовывают, а она не лезет! Не нравится Руси в полосатом! (Идет на звонок в трусах и майке.)

Приемный холл в квартире Данилы Васильевича, над дверями огромное чучело кабаньей морды, по стенам другие охотничьи трофеи.

Входит Аркадий. Он с репортерским магнитофоном.

Данила Васильевич. Статья не готова! Передайте ответственному секретарю – пришлю завтра.

Аркадий. Здравствуйте, Данила Васильевич. Я не за статьей, я…

Данила Васильевич. Интервью? В пятницу после шестнадцати в обсерватории. До сви…

Аркадий. В какой-то степени интервью… В квартире еще кто-нибудь есть?

Данила Васильевич. А вам какое дело?

Аркадий. Все безумно интересно, гражданин Зайцев! Я со Смоленского кладбища. У нас инвентаризация, и тут как раз появляется эта англичанка… Ваша мама под девичьей фамилией похоронена?

Данила Васильевич. Да, то есть нет… Позвольте! Что: могила запущена?… Какая инвентаризация?

Аркадий. Нет-нет! Могилка ухоженная, но тут произошла удивительная вещь. У вас телефон отключен? Я так и понял. Пришлось без предупреждения – время не ждет… Мы с вашей сестрой, ну, с английской подданной…