Запах шахмат, стр. 4

Ван Гог сел на кровать, поставив кулек с фруктами на стул рядом.

– Меня зовут Винсент Ван Гог, – сказал он и продемонстрировал еще одну улыбку. – Я занимаюсь издательской деятельностью.

– Хотите… Хочешь опубликовать что-то из моих текстов? – спросил я. – Достаточно было просто позвонить моему агенту.

– Ха-ха-ха, – по слогам произнес он. – Очень смешно. Я издаю газеты, а не книги.

Он на секунду задумался о чем-то, но тут же вернулся к разговору.

– У меня мало времени, Альбрехт, – его голос чеканил слова, а глаза уставились куда-то у меня за спиной. – Поэтому не буду тратить его на реверансы. Сальвадор Дали неделю назад покончил с собой. Знаешь, кто это?

Я отрицательно покачал головой.

– Бандит. Он был бандитом.

Что владелец газет и пароходов имеет в виду под словом «бандит» – страшно предположить.

Ван Гог встал и начал ходить по номеру.

– Дали был моим компаньоном в основном моем бизнесе. Я знал его с первого класса школы. У него не было ни жены, ни детей, а родители погибли в автокатастрофе семь лет назад. У Дали был брат, который давным-давно уехал в Германию. Брат сидит сейчас в берлинской тюрьме, но об этом знаю только я – Дали этот факт не афишировал. Когда Сальвадор погиб, его друзья отправили письмо единственному родственнику, на его старый берлинский адрес – нашли в записной книжке Дали. А я тем временем решил сам заняться поисками его брата, – Ван Гог снова сел на кровать. – Пришло время подобраться к сути проблемы. Как ты думаешь, Дюрер, почему я среди ночи приехал к тебе сюда, в этот замусоленный польский городок?

Я пожал плечами, хотя страшные догадки навалились на меня со всех сторон.

– Дали и самоубийство – эти два понятия несовместимы. По крайней мере, я так думал, – задумчиво произнес Ван Гог. – Я хочу понять, почему он это сделал. И ты, я надеюсь, мне в этом поможешь.

– Каким образом? – спросил я. Наверно, не надо было спрашивать.

– Поедешь в Киев, поселишься в его квартире, подружишься с его друзьями… Ты будешь записывать все, что узнаешь. Ты ведь писатель. Ты даже похож на Дали, хотя братьям не обязательно иметь такое внешнее сходство.

Он угостил меня сигаретой и закурил сам.

– Я думаю, ты хочешь задать мне несколько вопросов. Даже знаю каких, – Ван Гог улыбнулся. – Первый вопрос, конечно же: «Почему я?» Потому что ты обладаешь теми качествами, которые так необходимы для этого задания: притворство, жестокость, умение фиксировать действительность. Еще потому, что у тебя нет другого выхода – я имею в виду историю с твоейподружкой на лыжном курорте. А самое главное – потому, что…

– Зачем тебе это? – неожиданно для себя перебил я Винни.

– Что «это»? – он удивленно взглянул на меня.

– Зачем тебе знать, почему Дали убил себя? Он мертв, и знание ничего не изменит.

– Изменит, – тихо ответил он. – Я перестану бояться.

10. Подробности

Поезд катился по Украине, постукивая переобутыми на границе колесами. В купе, рассчитанном на троих, двое – я и Мухина. Гоген – в соседнем купе.

Поезд, а не автомобиль – требование, которое я изложил Ван Гогу. Гоген за стеной, а не в моем купе – еще одно условие. Я говорил что-то о том, что присутствие мужчины в непосредственной близости давит на меня, мешает сосредоточиться.

Как и присутствие женщины. Но об этом я Ван Гогу ничего не сказал, понимая, что без наблюдателя он меня не оставит.

На столике стоит новый нотбук. Очень хорошая машина, подарок от Винни. Единственный документ, который находится на этом компьютере – досье на Дали и его друзей. Документ подготовлен Огюстом Ренуаром, о котором Ван Гог сказал: «Это мой секретарь. По заданию будешь общаться с ним».

Из досье я выяснил, что мой новый брат, Сальвадор Дали, умер в возрасте тридцать один год. Он выбросился из окна своей квартиры на двадцать первом этаже бизнес-центра, который ему же и принадлежал. Дали разбился на мелкие куски, и тело смогли опознать только проститутки по его гипертрофированному пенису. Дали оставил короткую предсмертную записку, и две графологические экспертизы подтвердили ее достоверность. Записка не фигурировала в досье – Ван Гог пообещал показать ее в Киеве.

Дали принимал участие в различных белых и черных бизнесах. Перечислены были только белые: рекординговая компания, две газеты, две FM-станции, ночной клуб и сеть ресторанов. В этих делах он имел компаньонов, в каждом бизнесе по одному.

Компаньон по компакт-дискам – Пабло Пикассо, 33 года. Фото.

По газетам – Винсент Ван Гог, возраст не указан. Без фото.

Компаньон по радио – Огюст Роден, 28 лет. На фото – лицо убийцы.

Ночным клубом Дали владел совместно с Татьяной Яблонской, чей возраст тактично не был указан. Я узнал в ней поп-певицу, которая была безмерно популярна два года назад. Лет тридцать и очень хорошо выглядит.

И компаньон по ресторанам – Франциско Гойя, 65 лет. Крепкий старик, судя по фото.

До тренинга Сальвадор Дали в невероятных количествах поглощал различные наркотические вещества и алкоголь. О тренинге информация скорее отсутствовала, чем присутствовала. Он не имел названия, поэтому его приходится называть просто «Тренинг». Известно было, что Дали записался на Тренинг вместе с Яблонской. Они прошли две ступени, каждая по восемь дней. Шестнадцать суток пребывания в загородном доме. Сколько человек было в группе, кто были эти люди, какие занятия проводились – не известно. Поисками организаторов Тренинга в настоящее время занимаются специалисты Ван Гога.

Вот и все о самом Тренинге.

Последнее занятие завершилось пять недель назад, а неделю назад Сальвадор Дали выпрыгнул из окна. Я проверил по календарю – после Тренинга он прожил ровно месяц.

Поведение Дали после Тренинга коренным образом изменилось – он отказался от наркотиков, алкоголя и курения, стал вегетарианцем и почти перестал разговаривать с людьми, хотя до этого был очень общителен. Он никогда не делился своими проблемами с друзьями, а после Тренинга беседовал с ними только на темы настолько отвлеченные от реальности, что его просто перестали понимать.

Некоторые компаньоны и друзья Сальвадора уже через неделю после Тренинга стали высказывать опасения по поводу его психического здоровья. Но бац! Поведение Дали меняется снова. Он так же весел, все снова в тех же количествах, снова наркотики, мясо и проститутки, он прожил так десять дней и покончил с собой.

Дали имел четыре квартиры в Киеве. В последнюю неделю своей жизни он каждый день менял место ночлега, как будто пытаясь избежать слежки. От кого он бежал? Куда он прибежал?

Я пытаюсь найти что-то насчет брата Дали, но информацией о нем Ван Гог почти не располагает. Есть только его фотография пятилетней давности в обнимку с девушкой в одном из венских парков, на которой почти невозможно разглядеть его лицо. Я смотрю на подпись под фотографией, и понимаю, что имел в виду Винсент, говоря о самом главном совпадении между нами. Его зовут так же, как и меня – Альбрехт.

– Альбрехт, – Мухина свесилась с полки, коснувшись меня рукой. – Альбрехт, ты не спишь?

– Я сплю, Вера. Я всегда сплю.

– Ты такой странный, Аль. Можно, я буду звать тебя Аль?

Она спускается ко мне, и я закрываю крышку нотбука. Рыжая.

Локти и колени бьются о стену купе. «Он все услышит». Он – это Гоген.

Пусть слышит.

11. Новый телевизор

Ренуар оказался румяным толстячком лет тридцати, слегка педерастичным, если приглядеться.

– Как твоя нога? – поинтересовался он.

– Лучше.

– Замечательно!

«Замечательно», «великолепно», иногда даже «феерично» – он сыпал этими словами совершенно искренне, как будто реальность вокруг него действительно подчинялась каким-то неведомым заурядному человечеству оптимистическим законам. Он размахивал своими короткими ручонками у меня перед носом, исторгая фонтан бестолковых вопросов. Еще в машине я хотел поговорить о деле, но Ренуар отказался обсуждать дела, пока я не приду в себя после поездки.