Запах шахмат, стр. 15

Глаза болят.

– Все правильно, – говорю я, и по мере того, как эти слова покидают меня, все действительно становится правильным, не измененным, таким, как раньше. – Я здесь живу.

34. On-line/Off-line

– Ты проспал ровно сутки, – сказала Мухина, когда я открыл глаза. – Тебе звонили. Здесь все записано.

Она протягивает мне листок с именами. Ренуар, Миро, Малевич.

– Малевич оставил номер телефона? – спрашиваю я.

– Нет. Он обещал перезвонить, – Вера смотрит на часы. – Сейчас.

Я потягиваюсь под одеялом – самочувствие, на удивление, позитивное.

– Ренуар говорил о том, что тебе что-то угрожает, – произнесла Мухина.

– И Гоген говорил о том же. Вернее, он вообще отказался со мной разговаривать о тебе. Что происходит?

– Чистая правда, – сказал я. – То, что говорит Ренуар. Я в большой опасности. Меня скоро убьют.

– Ты говоришь это так равнодушно, – она чуть не сбилась на всхлип, но устояла на краю, встряхнув рыжей гривой. – Словно речь не о тебе, а о ком-то другом. Очнись, Альбрехт! Ведь это твоя жизнь. Возможная смерть, о которой ты говоришь – твоя смерть.

– Знаешь, Вера, – я сел на кровати. – Мне все равно. Мне действительно все равно, и я даже не смог бы объяснить, почему. Я сам не знаю, почему.

– Знаешь. Из-за Кете.

Она прошла к окну, замерла, теребя занавеску. Движение ее пальцев породило шелковую волну, растворившуюся под потолком.

– Я не верю, что ты ее убил, – сказала она вдруг.

– Давай не будем, – я завернулся в простыню и отправился в ванную.

На пороге остановился – зазвонил телефон.

– Это Малевич. Я согласен с Вами встретиться, Альбрехт. В парке Шевченко, через сорок пять минут. Там, где играют шахматисты.

Ах, ты еще и шахматист?

– Как я Вас узнаю? – интересуюсь я.

– Я сам Вас узнаю, – он вешает трубку.

Я отхожу от телефона и ловлю на себе взгляд Мухиной.

– Вера, где вещи, в которых я пришел вчера?

– Позавчера, – поправляет она. – Их забрала прачка.

– Там не было ничего кроме вещей? – интересуюсь я.

– Ты имеешь в виду это? – она протягивает мне пистолет. Ручка теплая.

Когда я был в ванной, позвонил Ренуар.

– Он хочет встретиться, – кричит Мухина сквозь дверь.

– Договорись на вечер!

– Он хочет сейчас!

Пришлось вылезти из-под душа, чтобы поговорить с ним.

– Ты в порядке? – поинтересовался Ренуар, слышно было, как широко он улыбается. – Винни хотел поблагодарить тебя за предупреждение. Он с тобой.

– Где он?

– Далеко, – ответил Огюст. – На отдыхе. Нам нужно встретиться, Альбрехт. С отъездом Винсента твое задание, естественно, не отменяется. Ты вел записи?

– Да, – откровенная ложь. – Мне нужно привести все тексты в порядок. Давай увидимся вечером. Я через двадцать минут должен встретиться с Казимиром Малевичем.

– Кто это? – спросил Ренуар.

– Он – один из организаторов Тренинга, – объяснил я.

– Молодец, Альбрехт, – Ренуар на другом конце провода восторженно хрюкнул. – Ты правильно мыслишь. Не отрывайся от Гогена, – добавил он. – И будь осторожен.

– ОК, Огюст. До вечера.

Я оделся, поцеловал на прощание Мухину и отправился в парк.

35. Среди шахматистов

В парке шло обычное летнее движение – мамы с колясками, наполненными малышами, голуби, парочки и шахматисты. Шахматистов было необыкновенно много – они заняли не только столики, но и все окрестные лавочки, потеснив остальное население парка.

Я нашел пустую скамейку недалеко от входа в парк, а Гоген уселся на трубу неподалеку.

Было около четырех, но шахматистов не убывало, появлялись все новые. Невысокий парень со складной шахматной доской сел на мою скамейку. Сквозь очки с толстыми стеклами он посмотрел в мою сторону:

– Играете в шахматы?

– Нет, – ответил я.

– Меня зовут Казимир Малевич, – сказал он, после чего я рассмотрел шахматиста внимательнее.

Он выглядел лет на двадцать семь, был сутул и одет слегка неряшливо, но дорого.

– Я не шахматист, – сказал он вдруг.

– А кто Вы? – поинтересовался я.

– Программист. Можем на ты. Этот человек, – кивок в сторону Гогена, – с тобой?

– Да. Он мешает?

– Нет, – Малевич пожал плечами. – Я тоже не один.

Он кивнул в сторону шахматистов, словно имея в виду, что он с ними.

– У нас мало времени, – сказал Малевич, отложив шахматы в сторону. – Есть задание для тебя. Если ты его выполнишь, я отвечу на все вопросы, связанные со смертью твоего брата.

«Брата» он произнес как бы в кавычках.

– Почему я должен тебе верить? – спросил я.

– А почему бы не верить? – парировал Малевич.

– Какое задание? Надеюсь, не слишком сложное?

Все дают мне задания, и за этой кутерьмой я имею счастливую возможность забывать о том, что мои личные задания остались где-то далеко в горах.

– Проще простого, – сказал Малевич. – Ты был первым, кто обнаружил труп Пикассо, а потом ты снова пришел на место самоубийства. Ты что-то нашел там?

Интересно, он обо всем уже знает от Яблонской или просто знает?

– Да, нашел кое-что, – отвечаю я. – Имя одного человека.

– Попробую угадать, – он осклабился и демонстративно наморщил лоб, от чего массивные очки поднялись на несколько «этажей» выше. – Роден?

– Точно, – сказал я.

– И Роден, конечно же, ничего об этом не знает? – предположил Малевич.

– Не знает. О чем ты хотел попросить меня?

– Скажи ему, – сказал Малевич. – Скажи о записке, оставленной Пикассо, Родену.

– Какая гарантия, что ты не исчезнешь, когда я сделаю это? – поинтересовался я.

– Нет гарантий, – признался Казимир. – Просто доверяй мне, как я доверяю тебе. А Родену ты все равно сказал бы. Даже если бы я не просил тебя об этом.

Он удивлял меня каждым своим словом, особенно интонациями. Малевич разговаривал со мной таким тоном, каким увещевают ребенка, в очередной раз отказывающегося идти утром в школу. Мол, хочешь – не хочешь, все равно сделаешь так, как велят взрослые. Как велит Тренинг.

– Тогда зачем ты встретился со мной? – спрашиваю я. – Если я в любом случае расскажу про записку Родену?

– Это ты предложил встретиться, – резонно замечает он. – Я понял, что являюсь твоим тренером, и пришел на встречу. Но сейчас для тебя еще не пришло время основных занятий – нам придется встретиться еще минимум два раза. Минимум.

Он встал, поправил брюки, хотя штанины продолжали пузыриться как ни в чем не бывало.

– До свидания, Альбрехт, – сказал Малевич и ушел по аллейке, а там, где аллейка разветвлялась, я потерял его спину среди спин других прохожих.

Шахматы он, естественно, забыл на скамейке. Я встряхнул деревянную коробку, но вместо ожидаемого тарахтения фигур, услышал мягкий стук.

В коробке лежал детектив карманного формата под названием «Средство от скуки». Листа с номерами страниц 45-46 в книжке не было.

36. Перечитывая

Должен признать, что у меня никогда не было подружки, которая устраивала бы меня так же, как Вера Мухина. Я не любил ее, не ревновал, всегда хотел и забывал о ней, когда не видел. Эти легкие отношения были бы еще легче, если бы не сама Мухина. Она подо все хотела подвести логическое обоснование. Если я, глядя на нее, позволяю своему взгляду стать более задумчивым, чем обычно, для Мухиной это означает, что я влюбляюсь в нее. Если я не разговариваю с ней целый день – значит, я боюсь ее, боюсь своих чувств к ней. «Ты боишься привязаться», – говорит она сквозь рыжий завиток. Если бы ты знала, Вера, насколько я уже не боюсь привязаться!

– Где ты был? Видел что-нибудь интересное? – интересуется она сухо, так, словно мы не в одной постели, а по разные стороны стола для переговоров.

Сердится. За что – не помню.

– Не видел сегодня ничего интереснее, чем одна обиженная девушка, – сообщаю я откровенно.