Монстр сдох, стр. 13

— За что ты попала в карцер?

— Как раз из-за нее, из-за стервы. Зашухарила, когда я… — осеклась, не договорила. — Знаешь что, Лиза?

Вечерком я к тебе загляну потрепаться. Не возражаешь?

— После отбоя?

— Конечно после отбоя, когда же еще.

Глава 5

ГУРКО В ЗАМЕШАТЕЛЬСТВЕ

Гурко слушал кассету, которую ему с нарочным прислали из Конторы. Перед тем позвонил Самуилов.

Разговор у них, как часто бывало, начался за здравие (в буквальном смысле, генерал поздравил бывшего ученика с выздоровлением), а кончился за упокой.

После зоны, нашпигованный свинцом, как пирожок изюмом, побывавший в ослепительно-белом коридоре смерти и еле вернувшийся оттуда, Гурко приобрел черты характера, прежде ему несвойственные: стал вспыльчив, как прыщавый юноша, и сосредоточен, как гвоздь в сапоге. Он боролся, как мог, с накопившейся в душе тьмой, но пока не очень успешно. Даже Ирина Мещерская, любимая женщина, терпеливая и вдумчивая, едва ли не молившаяся на него, приходила в отчаяние от его нервных срывов. Ей казалось, он видит в ней врага. Она терялась, когда муж за завтраком, обжегшись кофе, вдруг выкатывал на нее налитые злобой глаза и тихо спрашивал: "Ну что, малышка, жалеешь, что не сдох?!" — а потом хватал в охапку, тащил в постель и занимался с ней любовью с таким пылом, словно назавтра ему предстояла тотальная ампутация.

Она чувствовала, как в нем кипят, подогреваемые полешками чудовищного самолюбия, неведомые, чуждые ей страсти, которые не смягчить, не утешить обыкновенной бабьей лаской. Он страдал так непоправимо, как седой ветеран, которого безусые мальчишки, посмеиваясь, вышвырнули из очереди за колбасой. Его уязвленность невозможно было утолить домашними средствами, и Ирина решила просто ждать, полагаясь на великого лекаря — время. Деваться все равно было некуда. На жизненном пути ей попадались разные партнеры, могучие, увертливые самцы и слабые, коварные мужчины-попрошайки; некоторых она любила, другими пренебрегала, но Олег был опаснее их всех вместе взятых. Она верила, что он непобедим, и полагала, что прибилась наконец к тому берегу, от которого некуда дальше плыть.

Однако генерал Самуилов знал Олега лучше, чем могла его узнать любая женщина, потому что сам был из тех людей, чья сущность пропитана отравой вечного противостояния с окружающим миром. Гурко покинул Контору, потому что не нуждался в ее опеке, и еще потому, что трудно дышать среди оборотней, но с Самуиловым они были связаны более тесными узами, чем ведомственное подчинение, оба путешествовали налегке в том измерении, где все звания и чины — туфта, и от земных побед остается лишь видимость.

Самуилов попросил всего лишь ознакомиться с некоторыми материалами, которые наверняка его заинтересуют как психолога, на что Гурко посоветовал бывшему шефу отправить эти, а также другие подобные материалы прямо в преисподнюю, где их, тоже наверняка, ждут не дождутся, объяснив свою резкость тем, что уже нахлебался дерьма досыта и теперь собирается годик, другой пожить в свое удовольствие, как все нормальные люди.

— Нормальные люди на Руси повымерли, — мягко возразил генерал. — Реформа, брат. И потом, что ты имеешь в виду, когда говоришь "пожить в свое удовольствие"? Запьешь горькую, что ли?

Нормальная жизнь, обиделся Гурко, это когда человек днем работает, пишет книги или пашет землю, тут разницы нет, по ночам спит с женщиной, а в свободное время, если выпадет часок, любуется на звезды и размышляет о смысле жизни. И уж во всяком случае не гоняется за призраками, которых так ловка выдумывать Контора.

— Призраки! — обрадовался генерал. — Очень точное слово. Именно о призраках речь. Значит, договорились, да, Олег? Послушаешь кассету и сразу перезвони.

Призраки! О, да. Но, пожалуй, в единственном числе.

Что-то вроде Фредди Крюгера. Но не так забавно.

В сердцах Гурко повесил трубку, не прощаясь, что было неучтиво по отношению к учителю, но слушать кого-либо дольше пятнадцати минут подряд у него не хватало сил. Рекорд они установили накануне с Ириной, выясняя, следовало ли ему на ней жениться или проще было сразу утопить ее в колодце, — целых двадцать пять минут обсуждали этот вопрос.

На кассете, которую подослал с нарочным Самуилов, были записаны несколько интервью, рассказы очевидцев, данные некоторых экспертиз, скупые комментарии специалистов, — а все вместе это создавало картину некоего любопытного расследованию, не доведенного до ума, либо было похоже на наброски жутковатого романа, которые автор смешал в неудобоваримую кучу. В монтаже, в состыковке фрагментов, в театральных паузах чувствовалась уверенная рука генерала, по какой-то причине поддавшегося мистическому настроению.

Михеев В. И., ночной сторож оптового склада в Люберцах, 48 лет: "…Ну что, под утречко пошел в котельную, на обход, там она лежит. Нога синяя, но одна. Грудяка отрезанная, и головы нету. Я, конечно, растерялся, думаю, может, мерещится со вчерашнего.

Потом вижу, голова все-таки есть, но сбоку, на клеенке, как на тарелке, и тоже с одним глазом, как нога. Я, конечно, в контору звонить, как положено по инструкции. Ничего не трогал, вызвал мен… милицию. Вас то есть, граждане начальники… Больше ничего не могу добавить, хоть что спроси…" — "Как же туда попал труп, если все двери заперты изнутри?" — "Чего не знаю, врать не буду. Может, в окошко впихнули, может, еще как. Способов много". — "Что значит — способов много? И до нее бывали убитые?" — "Бывали, как не бывать. Нынче повсюду трупаков полно. Сам, правда, не видел, врать не буду".

Комментарий сотрудника Конторы: "За последний квартал по данным МВД в Москве и области обнаружено 28 женщин, погибших при невыясненных обстоятельствах. Возраст: от 14-ти до 30-ти лет. Обращает на себя внимание идентичность способов умерщвления: отделение головы от туловища без обычного в таких случаях повреждения позвоночного столба. Ровный «бритвенный» срез. УВД отработаны версии под условным названием «Маньяк» и "Кавказский след", не получившие достаточных подтверждений. Дело взято на контроль особым отделом Главного управления.

Дата".

Люба К. 24 года, профессионалка с Тверской. Записано с помощью подслушивающей аппаратуры "ЗКЦ-618-Х".

Собеседник Любы К, не установлен.

"Люба К.:

— Пошел ты на хрен, придурок!

Собеседник:

— Три штуки мало, да? За одного выблядка?

Люба К.:

— Договаривались о пяти. За три рожай своего, понял?

С.:

— Не надо грубить, деточка. Я всего лишь посредник.

Л. К.:

— Да я лучше его в сортире утоплю, чем отдам за три штуки.

С.:

— Дело хозяйское. Гляди, как бы не пожалеть.

Л. К.:

— Обезьяна, кого пугаешь?! Да я тебе…

(Пауза, во время которой стороны выясняют отношения.).

Л. К.:

— Передай своему боссу — четыре и ни долларом меньше. Халявщики вонючие! Да я с клиента за вечер стригу по пятьсот штук.

С.:

— Люба, мой тебе совет: не горячись. Там не торгуются. Передать могу, но толку все равно не будет.

Л. К.:

— Канай отсюда, гнилушка…"

Голос комментатора: "Дополнительные сведения по Любе К. Двенадцатого апреля ее труп найден в лесопарке Свиблово. Способ убийства: отсечение головы от туловища. Дополнительные повреждения: отсутствуют внутренности — сердце, печень, матка. Выколоты глаза.

Ампутирована левая рука. По заключению экспертов операция по удалению внутренних органов, как и в подавляющем большинстве аналогичных случаев, производилась в условиях специального помещения (клиники, лаборатории), с использованием суперсовременной хирургической аппаратуры".

Из допроса Кацы Мухамедова, дело о контрабанде (анаша, маковая соломка). Курьер. 30 лет. При задержании ранил двоих сотрудников милиции, один из которых, капитан Шмаков, скончался по дороге в больницу. Связи не установлены. На допросах держится вызывающе, но явно чего-то боится. Требует медицинского освидетельствования.