Рыцарь в стиле хай-тек, стр. 27

— Адвоката? Вам не понадобятся адвокаты. Ваше дело не будет рассматриваться в суде. Во всяком случае, в гражданском суде.

— Что?.. Тогда о чем ты говорил всего минуту назад?

— Да это просто старые привычки дают о себе знать. Послушайте, если бы мы с вами поспорили, то мы бы изложили свои точки зрения перед графом Ламбертом, а он уже мог вынести решение. Точно так же спор между Ламбертом и его братом можно вынести на суд князя. Но князь Хенрик никому не приходится вассалом, и крестоносцы ему не вассалы. Поэтому надо все решить перед Богом.

— Вы имеете в виду церковный суд?

— Конечно, нет! Я имею в виду бой на ристалище. Крестоносцы выставят своего лучшего бойца, и боюсь, у вас нет ни малейшего шанса победить.

Замечательно.

Потом я сидел один возле чадившей масляной лампы с отточенным гусиным пером вместо ручки, чернилами в роге барана и пачкой пергаментных листов.

Дорогой Яша.

Это письмо тебе доставят вместе с детьми, которых мы спасли сегодня с паном Владимиром.

Злополучные жертвы несчастного случая попали в жуткую беду. Их дома сожгли, их семьи стерли с лица земли, их самих обратила в рабов кучка чужаков, называющих себя крестоносцами Их пороли и заставляли проходить сотни миль со стертыми ногами и окровавленными спинами. Их собирались продать в далекие страны — для удовлетворения богопротивных желаний мусульман, таких же язычников, которые сейчас удерживают святые земли, принадлежащие истинным христианам.

Наш христианский долг требует, чтобы мы позаботились о несчастных. Это будет нелегко. Они не говорят на польском и никогда не слышали о благословенном учении Христа. Мы должны приютить их, привести в свой дом, показать преимущества нашей веры, подарить любовь.

Я прошу каждую семью принять хотя бы одного ребенка и обращаться с ним, как с собственной плотью и кровью.

Они должны получать пишу, как и все остальные, за мой счет.

Им необходима одежда Я пишу своему сеньору, графу Ламберту, письмо с просьбой предоставить мне достаточно полотна не только для этих детей, но и для всех обитателей Трех Стен. Это также оплачу я. Ткани должно хватить для двух полных комплектов одежды — из льняного полотна и из шерсти на зиму — каждому крестьянину. Когда полотно прибудет, проследи, чтобы его бесплатно распределили между женщинами, а остаток положили в кладовую.

Читай это письмо людям каждый вечер перед ужином в течение трех дней. Я знаю, что могу рассчитывать на добрых христиан из Трех Стен, они исполнят свой долг.

С искренней любовью,

Конрад.

P.S. С крестоносцами мы до конца еще не разобрались. Они, возможно, попытаются провернуть пару трюков, но не беспокойся. Мы не можем проиграть, потому что Бог на нашей стороне.

Я перечитал письмо. Оно взывало к долгу, материнским чувствам, жалости, и в такой же степени к религиозности и жадности. Если моя затея провалится, обязательно потребую назад свои деньги у учредителей курсов по вербальному убеждению, которые я однажды посещал.

Моему сеньору, графу Ламберту, господину Окойтца, от второго дня августа, 1232 года.

Мой господин, знайте, что в этот день я обнаружил сто сорок два юных существа, которых оскорбляли на ваших землях.

Их приковали цепями шея к шее, пороли и заставляли идти босиком, нагими, несколько сотен миль. Из христианского милосердия и в соответствии с моей клятвой, данной вам, согласно которой я обязался защищать людей на ваших землях, я спас этих несчастных с немалой помощью пана Владимира.

Польское оружие с победой вышло из испытания, Бог был на нашей стороне. Мы, два ваших вассала, лишили жизни четверых иноземных рыцарей, двух ранили, возможно, смертельно, и обратили седьмого рыцаря в бегство.

Нам досталась обильная добыча, которая, по оценке пана Мешко, превосходит ту, что я принес прошлой осенью, когда с Божьей помощью освободил ваши земли от грабителя, пана Райнберга. Все сейчас находится в кладовых пана Мешко, ожидает предстоящего раздела, по которому вы законно получите свою долю.

Спасенные дети отправятся в мои земли, где о них позаботятся За мой счет. Когда же они излечатся от ран, то смогут работать наравне со всеми, если пожелают.

Они все очень молоды, большая часть девушек еще не вступила в пору расцвета, но их тщательно отбирали для услады заморских сластолюбцев, так что все они довольно привлекательны. Думаю, через пару лет вы обнаружите в Трех Стенах роскошный розовый сад. Может быть, некоторые из детей захотят работать на ткацкой фабрике, которую я вам построил.

Несчастные были нагими, когда мы их спасли, и, таким образом, им понадобится полотно, как, впрочем, и моим людям. Не могли бы вы сделать мне одолжение и прислать шерсти для восьмисот человек и такое же количество льняного полотна? В качестве платы возьмите столько, сколько сочтете справедливым из моего сундука, хранящегося в вашей кладовой.

Мне бы очень хотелось посетить вас, но мой друг попал в беду в Саце и погибнет, если я не приду к нему на помощь.

Пан Манко говорит, что результатом моих действий могут стать некоторые проблемы с законом, но я по-прежнему считаю, что рабство противно Богу, и сегодня я не совершил ничего плохого. Я вернусь к вам через несколько недель, а залогом возвращения пусть станет все мое богатство.

Остаюсь вашим преданным вассалом,

Конрад.

P.S. К этому времени улья, принцип постройки которых я показал вашему плотнику, уже наверняка привлекли пчел. Вам, возможно, захочется приказать пчеловоду осмотреть и посчитать заселенные улья, чтобы убедиться в полезности моих услуг. Передайте, пожалуйста, мой самый горячий привет всем девушкам с фабрики.

Перечитав письмо, я решил, что слегка переборщил со словесными ловушками, но в конце концов Ламберт не так уж образован, чтобы что-то заметить. Я выставил себя в самом лучшем свете, не солгав при этом ни разу. Напомнил ему о своих прошлых заслугах и воззвал к его гордости воина (значительной), жадности (определенной), сластолюбию (огромному).

Просьба установить самому цену на полотно казалась чистой лестью, однако только так можно заставить Ламберта продать что-то за относительно небольшие деньги.

Если красивые речи и могут вытащить меня из неприятной ситуации, то это письмо свое дело сделает. Может, мне удастся даже избежать гипотетического поединка.

И все же я не беспокоился по-настоящему, хотя и не понимал почему. Наверное, потому что все казалось таким нереальным. В двадцатом веке, если бы я спас сто сорок два ребенка, меня назвали бы героем! Я попал бы в газеты и на телевидение, президент нацепил бы мне на грудь медаль. Здесь же меня собирались убить. Я просто не мог воспринимать угрозу всерьез.

Однако я с ног валился от усталости, когда, наконец, добрался о кровати.

ГЛАВА 10

Рано утром следующего дня я прочитал написанные мною послания всей компании, включая семью пана Мешко: наши версии происшествия должны совпадать.

Владимиру показалось, что мне следует добавить несколько строк о его подвигах, и я приписал пару абзацев на полях, где восхвалял до небес его искусство владения копьем. Пусть забирает себе хоть всю славу. Он заслужил, мне же это ничего не стоило. Меня заботило только благополучие детей.

Ламберт не умел читать, но пан Мешко пообещал прочитать мое письмо ему до того, как изложит другую сторону истории.

— Я раздумывал над создавшимся положением и теперь по-другому смотрю на этих детей, — признался пан Мешко. — Если бы кто-то так обращался с моим ребенком, им бы пришлось сначала убить меня… Хотя их отцы на самом деле мертвы, не так ли? Конрад, знай, что я поддержу тебя в каше, которую ты заварил.