В конце времен, стр. 46

– Говорите сразу, что везете, если сами найдем, вам плохо придется!

– А если сказать, то вы у нас автограф попросите, что ли? – съязвил Доминик.

– Правильно, на бланке дачи добровольных показаний и добровольного же участия в сдаче контрабандных материалов. Подойдет такое?

– Нет!

Кащей скрестил руки на груди.

– Нет у нас ничего! – сказал он твердо. – Мы сюда приехали для налаживания дружеских отношений с местным монархом.

– Вы все так говорите! – съехидничали проверяющие. – А вот мы сейчас это лично и проверим!

Тот самый проверяющий, первым заглянувший в салон, протянул раскрытую ладонь.

– Предпочтете выдать ключики или желаете посмотреть, как ловко мы умеем вскрывать замки?

Советник зашарил по карманам, из вредности растягивая время. Но насладиться ожиданием так и стоявшего с протянутой рукой проверяющего не позволил крик с улицы. Другой проверяющий, склонившийся над самым большим чемоданом, в нетерпении вращал в пальцах тонкую, но прочную универсальную отмычку-микромонтировку.

– Так мы начинаем, или как? – воскликнул он. – Время не терпит, работа заканчивается, вот-вот сменщики подойдут и перехватят лакомые кусочки!

– Хватай, держиморда! – Советник с места кинул связку ключей, и они, описав короткую дугу, с металлическим звоном упали в широкую ладонь проверяющего.

– Вы так любезны! – услышал он в ответ.

Сам проверяющий в ответ услышал, как советник заскрежетал зубами.

Ключи передали по цепочке призывавшему поскорее завершить последнюю проверку чемоданов, и далее они разбрелись по всем проверяющим. Изумленная троица недолго понаблюдала за попытками проверяющих открыть замки тем, что оказалось в их руках. Их совершенно не заботило, подходит ли ключ к замку или не подходит. Им надо было открыть чемоданы, и они их открыли.

В результате Кащей, Доминик и Ларриан убедились, что проверяющие бывают двух видов: везунчики – это те, которым попались нужные ключи, и сильные упрямцы – это те, кому ключи с первой попытки не подошли, но со второй попытки такой проблемы уже не было.

Через три минуты чемоданы были открыты независимо от того, обменивались ли проверяющие ключами или вбивали их в замок, выжимая из них максимум полезности. Четыре ключа были зверски смяты по часовой стрелке, намертво застряв в узких скважинах.

В дело пошли привычные для персонала отмычки.

– И для чего я вам ключи передал? – вопрошал недовольный разгромом советник. – Если вы всё равно взломали их так, как и планировали с самого начала?

– Ну так кое-что осталось целым! – возразил проверяющий. Вещи были вывалены на широкий стол. Проверяющие поначалу азартно, а под конец с явным недовольством переворошили весь багаж и сердито глянули в сторону путешественников, наблюдавших за ними с молчаливым неодобрением.

– Что за гадость вы нам… вы сюда привезли? – загомонили они. – Где припрятанные матрешки, где чепчики с драгоценными камешками для понравившихся фрейлин, где портреты царского рода в рамках из чистого золота? Вы совсем озверели, человеки, у вас и конфисковать нечего!

– Могу предложить почетную грамоту самого выдающегося пиликальщика на скрипке! – с удовольствием предложил Кащей, показывая проверяющим сложенный вчетверо пергаментный лист. Развернул его, и глазам зрителей предстала картинка, изображающая человека, с остервенением водящего по скрипичным струнам лобзиком для работы по металлу. Ниже большими красными буквами было написано: ГРАМОТА, и далее мелкими черными витиеватыми буковками расшифровывалось: за что, куда и почему? Кащей не отказал себе в удовольствии вслух прочитать сделанную им же много-много лет назад запись:

– «Настоящая грамота выдана почетному пиликальщику на скрипке, своим пиликаньем запиликавшему до полусмерти концертный зал виртуозов пиликанья». С этой грамотой вам никогда не предложат сыграть в гостях на пианино или на рояле, спеть песню чудным басом, напоминающим рев льва, которому наступил на хвост индийский слон, или просто рассказать плохой и несмешной анекдот.

– Ты над нами издеваешься, правда? – с надеждой в голосе спросили проверяющие, нащупывая на поясах мечи, ножи и дубинки.

– Нет, что вы, я говорю вполне серьезно! – обиделся Кащей. – Ну, посмотрите на себя: какие тут могут быть шутки? Разве можно шутить с хорошо вооруженными профессионалами, находящимися при исполнении? Я говорю правду и только правду!

– Так-то! А то смотри, – пригрозил пальцем проверяющий, – с нами шутки плохи!

– Это заметно, – прошептал царевич. – Что ж. Господа, вы проверили то, что хотели, теперь сложите всё обратно, как было, и мы разъедемся в разные стороны, словно ничего не случилось и как будто нас здесь и вовсе не существовало.

Проверяющие посмотрели друг на друга и захохотали так, будто услышали самую остроумную шутку в мире.

– Извини, царевич, но наша смена закончилась, так что ничего складывать мы не будем. И потом, мы умеем только раскладывать, понимаешь, работа у нас такая! Складывание вещей не входит в круг наших обязанностей. Этим вы должны заниматься сами.

– А если я заплачу один золотой?

– Подкуп должностного лица при исполнении? – нахмурились проверяющие.

– Как это, при исполнении, если у вас работа закончилась? – отпарировал царевич. – Это внеурочная работа с дополнительным заработком.

Проверяющие получили золотую монету, и только после этого царевич на самом деле убедился в том, что собирать чемоданы не умеет далеко не он один. Разные рубашки, брюки, костюмы были заброшены в чемоданы в произвольно сложенном виде и порядке, рукава выглядывали наружу из-под захлопнувшихся крышек, и проверяющие добродушно приговаривали: – А всё равно замки не закрываются, и так выпадет, если что не так!

Чемоданы забросили на крышу, перетянули веревками для пущей надежности и отчитались о проделанной работе:

– Всё готово! Путь свободен, проезжайте, куда хотите. Приезжайте к нам еще!

– С удовольствием! – воскликнул Кащей. – Как только мне надо будет открыть заклинивший чемодан, я вспомню про ваш бесплатный сервис!

Дверцы захлопнулись, карета тронулась с места. На небе сквозь серую пелену облаков проглянула первая звезда.

Часть 2

ОХОТА ЗА СУНДУКОМ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Огни пограничного пункта затерялись далеко позади, скрывшись за многовековыми деревьями, наступила полная темнота. Извозчик зажег четыре фонарика по бокам кареты на случай, если кто будет ехать им навстречу.

– Озверели проверяющие, слов не нахожу! – возмущался советник. – Хорошо еще, что нас самих обыскивать не стали. Я бы не выдержал, если бы они принялись выворачивать мои карманы, и кому-нибудь засандалил бы своими крепкими сандалиями между глаз.

– У них смена закончилась, потому и не стали. А сандалить между глаз – хочешь раздуть международный конфликт? – осадил его Кащей.

– Нет, хочу показать, что я – честный человек, и мне нечего скрывать!

– Все мы так говорим! – засмеялся Доминик. – То есть это они так говорят, что это мы так говорим.

Ветер усиливался. Промелькнувшая луна явила свой холодный лик в последний раз, прежде чем окончательно скрыться за грозовыми тучами. Где-то далеко сверкали молнии, отзвуки грома доходили секунд за тридцать-сорок, небо на мгновение освещалось, отчетливо демонстрируя рваные изгибы туч. Лес шумел.

Лошади перешли в галоп: извозчик намеревался доехать до постоялого двора к тому времени, как небеса разверзнутся и потоки воды хлынут как из ведра.

– Доминик, ты точно уверен, что стоит свататься к дочери местного царя? – спросил советник, с грустью слушая, как трепещут на ветру многочисленные рукава рубашек и другие, целиком не поместившиеся в чемоданах веши.

– А в чем дело? – удивился Доминик, отвлекшись от воспоминаний детства.

В ту славную пору переписка с царевной Нитой была постоянной и не прерывалась на длительное время. Обычно голуби за неделю успевали преодолеть расстояние между двумя царствами туда и обратно. Минуты чтения письма и время для написания подробного ответа пролетали незаметно. Доминик с изумлением обнаруживал, что на всё про всё уходило не менее полутора часов. Столько он не смог бы просидеть на уроках по родному языку, изучая его сложные и до смерти надоевшие правила. Учитель делал всё, что мог, желая привить ученикам любовь к правильной речи, и часто на уроках звучали веселые стишки, которыми он заменял сухие законы правописания.