Тайны Руси, стр. 3

То же самое случилось и с мамонтами. Сначала на Новосибирских островах, а потом и на острове Врангеля.

Гиганты Новосибирских островов погибли раньше – им и пищи требовалось больше, и хуже они оказались приспособлены к островной жизни. Кстати, отсутствие хищников тоже плохо сказывается на животных. Нет санитаров, некому уничтожать больных животных, и они распространяют болезни дальше. И вот наступил микроледниковый период. В Сибири в древности тундра была так велика, а мамонтов так много, что они могли мигрировать, то есть передвигаться южнее. А когда стужа наваливается на остров, куда денешься? Так и погибли последние мамонты. Они не смогли пробить снег в морозную снежную зиму, чтобы добыть себе пропитание.

А так как это случилось не столь давно, то фантастические рассказы нашего современника о встрече с последним мамонтом в Восточной Сибири не так уж далеки от истины.

ПЛАСТИНЧАТЫЕ ПАНЦИРИ. Амазонки русских степей

Как глубоко проникает народная память? Через сказки, легенды, предания...

Вначале мы думаем, что слышим именно сказку, выдуманную от начала до конца историю, а потом приходит какой-нибудь ученый муж и доказывает нам, что любая народная сказка, любой миф – это отражение древней истории народа, его первобытной веры и заклинаний. И тогда оказывается, что избушка Бабы-яги – Костяной ноги вовсе не избушка, а мужской дом, в котором юноши проходили инициацию, а сама старуха – образ Смерти.

И ты уже относишься к сказке с опаской. А вдруг золотое яичко Курочки Рябы – память о древнем обычае?

Например, разве не стоит задуматься над тем, почему в русском фольклоре столько независимых и воинственных женщин? Ведь в Древней Руси строй был вполне патриархальным и женщины чаще всего сидели дома и пряли пряжу, а если оказывались в лесу, то, как правило, в роли страдающей, кинутой, обиженной и заброшенной девицы.

А если обратиться к былинам и более древним песням, окажется, что они так и кишат странными женщинами.

С одной стороны, Баба-яга в древнейших былинах далеко не всегда выступает в роли старухи на помеле. Она ездит по степи верхом, у нее есть свое войско, а подземные жители куют ей мечи и кинжалы. С Бабой-ягой скачут ее дочери. Как писал академик Рыбаков, «эти описания... навеяны, очевидно, какими-то областями, расположенными за горами, с которых нужно спуститься вниз, в долину. Долины эти населены воинственными и многочисленными женщинами-всадницами...».

На юге, «за тридевять земель, за подсолнечным морем живет Царь-девица. У нее есть целое войско девиц, удалых полениц, с которыми она тешится в зеленых лугах».

Далее Рыбаков пишет: «Наличие женского воинства является главной отличительной чертой богатырских сказок... В сказках нас поражает обилие женских воинственных персонажей... Все это находится близ моря или за морями».

Но особенно интересным мне кажется то, что для русских былин совершенно обыден и привычен образ поленицы – женщины-богатырши, которая не уступает мужикам-богатырям. Причем такая поленица любит сразиться с богатырем, а порой и выйти за него замуж. Кстати, недурно тут вспомнить, что женой Добрыни Никитича, одного из основных богатырей, была поленица. Да и само слово чудесное: поленица – девушка с поля!

Вспомните легенды о короле Артуре. Вы там встречали всадниц-богатырш? Английская женщина должна трепетать в замке в ожидании вестей о своем рыцаре или, в крайнем случае, варить вредное зелье, чтобы, как поганая волшебница, сестра Артура Моргана, кого-то заколдовать или отравить.

Может быть, у нас в степях водились какие-то всадницы?

Причем из былин и древних сказаний видно, что эти поленицы, чудо-девицы или родственницы Бабы-яги – не одного поля ягодки с нашими российскими, славянскими богатырями. Они им противостоят, хотя скачут по одной и той же бескрайней степи.

Могут ли за этими столь необычными для фольклора образами скрываться исторические реалии?

Ведь в бытовых, внеисторических сказках женщина никуда не скачет, а сидит лягушкой в болоте и ждет, когда рядом шлепнется княжеская стрела.

Теперь пришла пора обратиться к древним грекам, причем не к сказочникам, а к трезвым ученым, например к Геродоту, который в век сказок изо всех сил старался в сказки не верить.

Геродот следом за другими греческими авторитетами, не говоря уж о сказителях и слагателях мифов о Геракле и других героях, немало рассказывает об амазонках.

Амазонки – существа сказочные, нереальные. Они дали толчок к такому количеству песен, сказок и романов, что с ними могут поспорить по популярности лишь русалки.

Пожалуй, самые ранние упоминания об амазонках можно отыскать в «Илиаде», написанной в VIII веке до нашей эры. Там Гомер говорит об «амазонках, которые ходят войной, как мужчины».

Немало повоевал с амазонками сам Геракл, которому в числе двенадцати подвигов было приказано добыть пояс Ипполиты, царицы амазонок. Не зная, как добыть пояс, Геракл принялся выступать перед царицей, как культурист на помосте. При виде таких мышц Ипполита заявила, что влюблена в Геракла и тут же готова развязать свой пояс и отдать его бесплатно.

Она начала снимать пояс, чем привела в ужас своих подданных. Те решили, что царицу собираются украсть, накинулись на Геракла, он стал отбиваться, и ни в чем не повинная Ипполита погибла. Пришлось Гераклу с позором бежать. Правда, его друзья из команды корабля успели похитить несколько амазонок.

И что же сделали амазонки в ответ на эти безобразия?

Они объединились с дикими, воинственными скифами и напали на Грецию. Амазонки опустошили Элладу, и лишь Тесею с большим трудом удалось остановить их вторжение.

Даже само название «амазонки» явно было плодом сплетен или недоразумений.

«А» по-гречески означает «без», а «мазос» – «грудь». Греки были уверены, что амазонки в детстве вырезают девочкам правую грудь, чтобы она потом не мешала стрелять из лука. Жестокая фантазия, но все греки в нее верили.

Мужчин для продолжения рода амазонки похищали у соседей, а когда те надоедали, отправляли обратно к маме с папой.

Родиной амазонок греки полагали области у Черного моря. Народы там селились странные, дикие и непонятные. Чаще всего указывали на реку Танаис к северу от Черного моря. Там, по мнению греков, проходила граница между Европой и Азией. Теперь эта река называется Доном, а граница сдвинулась к востоку.

Но что удивительно, обычно сказки отступают перед действительностью. Мне как-то давно попалась американская книга о посещениях нашей планеты пришельцами из космоса. И каждая вторая байка в этой книге начиналась словами «в Советском Союзе, на окраине города Москва...» или «города Ленинград...».

Прошло несколько лет. В наши дни город Москва для американцев уже не такая экзотика, сами там бывали. И неудивительно, что свежее издание этой книги претерпело изменения. И теперь те же самые байки начинаются словами «в Северной Корее, в районе города Пхеньян...». Попробуй проверь!

Но вот с амазонками так не получилось. Уже за несколько столетий до нашей эры греки начали активно осваивать берега Черного моря и основали свои города-колонии в устьях крупных рек. Именно в тех краях, где селились амазонки. Что бы стоило писателям, особенно таким дотошным, как Геродот, сдвинуть области проживания амазонок куда-нибудь к гипербореям! В тундру, к последним мамонтам?

Ничего подобного. Амазонки, по словам Геродота, так и живут в южнорусских степях. Больше того, они общаются с совершенно реальными народами – например, со скифами.

Послушаем самого Геродота: «...Эллины вели войну с амазонками. (Скифы называют амазонок „эорпата“, что по-эллински означает „мужеубийцы“, ведь „эор“ означает „муж“, а „пата“ – „убивать“.) После победоносного сражения при Фермодонте эллины... возвращались домой на трех кораблях, везя с собой амазонок, сколько им удалось захватить живыми. В открытом море амазонки напали на эллинов и перебили всех мужчин. Однако амазонки не были знакомы с кораблевождением и не умели обращаться с рулем, парусами и веслами. После убиения мужчин они носились по волнам и, гонимые ветром, пристали наконец к Кремнам на озере Меотида. Кремны же находятся в земле свободных скифов. Здесь амазонки сошли с кораблей на берег и стали бродить по окрестностям. Затем они встретили табун лошадей и захватили его. Разъезжая на этих лошадях, они принялись грабить скифскую землю».