Гордая любовь, стр. 13

– Я останусь до тех пор, пока ты и Сойер не окажетесь в безопасности, до тех пор, пока вы снова не встанете на ноги.

Ремингтон подумал, что он все-таки сможет получить денежную премию. До конца года оставалось еще несколько недель. Но он не может уехать до тех пор, пока не убедится, что Либби находится в безопасности. Хотя в этом не было ни малейшего смысла, учитывая, что отец девушки собирается забрать ее в Нью-Йорк, как только получит телеграмму от Ремингтона.

Либби поднялась и подошла к задней двери. Распахнув ее, она стояла в дверном проеме и смотрела на восходящее солнце. Свет проникал сквозь ткань ее ночной рубашки, подчеркивая женственные изгибы ее прекрасной фигурки.

– Я не могу вам платить, мистер Уокер.

В ее волосах полыхали от солнечных лучей красные и золотые искры. Они были мягкими, словно шелк. Он вспомнил, что ощутил, когда, обнимая, прижимал ее к себе. Он вспомнил, как ее теплые слезы капали прямо ему на кожу.

«Боже, помоги мне избавиться от помутнения рассудка!..»

Опираясь на костыль, он встал со стула.

– Я не жду от тебя оплаты, Либби. Я сам хочу это сделать.

Она посмотрела на него через плечо. В ее зеленых глазах читалась растерянность.

– Ваша семья будет беспокоиться, не зная, что с вами случилось.

– У меня нет семьи, – в его ответе послышалась горечь.

Она отвела взгляд в сторону.

– У меня тоже.

Между ними теперь лежало море лжи и полуправды.

Он был не тем, кем назвался. Он вовсе не был джентльменом из южных штатов, который разводил арабских скакунов на родовой плантации. Об этом позаботились война и Нортроп Вандерхоф.

Но и она была не той, за кого себя выдавала. У нее было иное имя, иной дом и семья, к которой она могла вернуться.

Однако в этот момент ему казалось, что вся эта ложь не имеет никакого значения. Перед ним стояла молодая женщина, которой он очень хотел помочь.

Помочь ей и что потом?

На этот вопрос у Ремингтона не было ответа, и сейчас он совершенно не желал искать никаких ответов.

7

Нортроп откинулся на спинку обитого кожей кресла.

– Итак, О’Рейли, желаете взяться за это дело?

Он далее представить себе не мог, чтобы этот человек отказался. Правда, Вандерхоф предложил ему лишь незначительную часть денег, которые обещал заплатить Ремингтону Уокеру, но все-таки куда больше, чем стоил любой ирландец. Нортроп даже внимания не обратил бы на этого парня, если бы Гил О’Рейли не был рекомендован ему несколькими весьма уважаемыми людьми.

– Значит, вы желаете, чтобы я искал не вашу дочь, а детектива, которого вы уже наняли, чтобы ее разыскать. Я правильно вас понял, сэр?

Идиот.

– Да, совершенно правильно.

– У этого детектива есть имя?

Нортроп заскрежетал зубами.

– Конечно, есть, – огрызнулся он. – Ремингтон Уокер.

О’Рейли низко и длинно свистнул.

– Так вы самого мистера Уокера наняли? – Он поднялся со стула. – Я поступлю нечестно, если возьму ваши денежки, мистер Вандерхоф. Ремингтон Уокер – лучший агент из тех, что когда-либо работали у Пинкертона. Хотя я и не имел чести лично с ним познакомиться, но хорошо знаю, какой прекрасной репутацией он пользуется. У него настоящий нюх на розыски пропавших, вот что! Он найдет вашу дочь, если ее вообще возможно найти. А как только он что-либо узнает, то обязательно с вами свяжется. Я могу поклясться в этом на могиле моей дражайшей матушки.

– Так вы хотите сказать, что не желаете взяться за это дело? – вскинул брови Нортроп. – Даже если в дополнение я назначу премиальные? Скажем, тысячу долларов, если вы обнаружите мистера Уокера до первого сентября?

– Разве вы меня не поняли, мистер Вандерхоф? Вы выбросите деньги на ветер, нанимая меня, если уже нашли мистера Уокера!

– Это мои деньги, О’Рейли.

Рыжеволосый ирландец покачал головой.

– Так и есть. Так и есть.

Казалось, он минуту-другую обдумывал сделанное ему предложение и только потом сказал:

– Думаю, если вы уж все равно решили бросить эти денежки на ветер, вы вполне можете сделать это в моем направлении. Я согласен взяться за это дело и получить ваши деньги.

– Хорошо. – Нортроп наклонился вперед и хлопнул ладонями по крышке стола. – Садитесь, О’Рейли. Я покажу вам последнюю почту от Уокера.

К концу недели Ремингтона почти перестала мучить рана в боку. Правда, бедро периодически пронизывала острая боль и он не мог ходить без костыля, но двигался уже гораздо быстрее и куда меньше утомлялся. Не исключено, что силы возвращались к нему благодаря стряпне Либби. Блюда, которые она готовила, были всегда вкусны, а порции щедры.

– Где это ты так научилась готовить? – спросил Ремингтон, подкладывая себе на тарелку еще картофеля.

– Меня учила тетушка Аманда.

Он, конечно, и сам знал, что в «Роузгейте» она не могла научиться варить и жарить.

– По твоим рассказам получается, что твоя тетушка была интересным человеком. Расскажи мне о ней.

Либби улыбнулась.

– Она действительно была интересной. Я никогда не встречала другой такой женщины. Она могла не хуже любого мужчины набросить лассо на корову. Она стригла овец, помогала ягнятам появляться на свет и умела залатать протекающую крышу. Она могла в мгновение ока увязать в тюк шерсть от двадцати овец. К тому же она из своего винчестера, если хотела, могла попасть с двухсот метров прямо в ухо пуме. – Либби покачала головой. – Тетушка Аманда учила меня делать все, как она сама. Но, боюсь, это была безнадежная затея. Я не могу с ней ни в чем сравниться.

– Из личного опыта могу сказать, что кое-какие уроки ты усвоила очень хорошо. – Он косо усмехнулся, поглаживая ребра рукой. Потом, подкладывая еще несколько ложек консервированной свеклы в тарелку, Ремингтон спросил: – Она была сестрой твоей матери или отца?

После недолгого колебания Либби ответила:

– Тетушка была не похожа ни на кого из моих родителей.

Не то чтобы чистая правда, но и не ложь.

Он оторвал взгляд от тарелки и посмотрел на девушку. Она вилкой передвигала еду на тарелке, очевидно, взволнованная то ли его вопросом, то ли собственным ответом, то ли и тем и другим одновременно.

«Ей не хочется лгать мне», – понял Ремингтон. Эта мысль порадовала его.

– Хотел бы я познакомиться с твоей тетушкой.

Либби вскинула глаза.

– Мне бы тоже хотелось вас познакомить. Тетушка Аманда была совершенно необыкновенной.

Глаза Либби – самые необычные глаза на свете. Ремингтон никогда прежде не видел такого зеленоватого оттенка. И снова Уокер подумал, что портрет, висящий в «Роузгейт», явно не стоил тех денег, которые Нортроп заплатил за него. Художнику совершенно не удалось схватить суть оригинала. Ремингтон предполагал встретить здесь хорошенькую женщину, но никак не такую потрясающую красавицу.

Но суть заключалась даже не в том, как она выглядит. В портрете не отразилось ее…

Что же именно?

Он не мог точно определить чем, но сидящая перед ним отличалась от девушки на портрете. И дело было не в ее уникального цвета розовато-золотистых волосах и не в том, что годы сделали ее формы более округлыми и женственными. Разница касалась чего-то глубинного, вокруг нее словно образовалась некая аура, Либби была полна сил и жизнелюбия. Присутствовало ли все это в ней и прежде? Может, художнику просто не удалось уловить эти черты? Или это появилось совсем недавно? Приобрела ли Либби эти новые свойства вместе с новым именем и новой индивидуальностью?

Ремингтону очень хотелось получить ответы на эти вопросы.

Либби почувствовала, как под пристальным и долгим взглядом Уокера к щекам приливает кровь. Иногда ей казалось, что он способен читать ее мысли, словно точно знает, о чем она думает и что чувствует. Словно ему были доступны все ее секреты. А вот ей никогда не удавалось понять, что у него на уме! Даже когда он улыбался, часть его оставалась скрытой от нее, потаенной и загадочной. Ей очень хотелось преодолеть эту преграду. Ей хотелось…