Слово Варяга, стр. 70
Внешне человек был неброский. Даже какой-то неприметный. Сухопарый, но не худой, и казалось, что он был соткан из клубка жил.
Глянув в окно, Русанов невольно отметил, что в ресторан он пришел не один – у входа стояло два человека в джинсовых костюмах, весьма крепкого сложения.
Русанов мгновенно сообразил, что появление этого человека не случайно. Его лицо показалось ему знакомым. Прапорщик попытался вспомнить, где он мог с ним встречаться. Не исключено, что в свое время тот был его клиентом. Но вспомнить Русанов не сумел – образ неумолимо ускользал. Русанов нахмурился, если тот пришел поквитаться за Бутырку, то это напрасно. По-другому это называется беспредел, а потому спросить за подобный разбой могут строго. Таких вещей не одобряют и блатные – даже муравью ясно, что в этой жизни каждый несет свой крест.
Не спросив разрешения, сухопарый сел напротив прапорщика, и такое поведение Русанову не понравилось. Он аккуратно выпил вторую рюмку, сделав вид, что ничего не произошло. «Вот всегда так бывает, стоит только немного расслабиться, почувствовать себя человеком, как обязательно отыщется какой-нибудь жлоб, который захочет пообломать тебе весь кайф. Ведь рядом десяток свободных столиков, но вот ему нужно обязательно устроиться за тот, который уже занят. Неужели ему невдомек, что человек не ищет компании! – в сердцах размышлял Русанов. – Чаевых халдею не дождаться!»
Выпив и закусив бутербродом с копченой колбасой, Русанов посмотрел на соседа.
– Какое-нибудь дело или просто компания нужна?
Сухопарый ощерился, а потом бодро сообщил:
– Тебе привет.
– От кого? – удивился прапорщик.
На губах его собеседника вновь промелькнула улыбка, и отчего-то Русанову она совсем не понравилась:
– А ты вспомни, для кого малявки носил!
Русанов невольно сглотнул слюну.
– Э-ээ...
– Да ты особо не напрягайся, – великодушно разрешил незнакомец. – Все в ажуре! – Достав из кармана пакет, он положил его на стол перед Русановым: – Это твои. Здесь сто тысяч баксов. Деньги хорошие, это тебе за работу.
– Понимаю... Почему встречаемся здесь? А потом, почему сто тысяч?
– Хорошо, что ты задал такой вопрос. Некоторые берут большие деньги, даже не спрашивая. Все путем! Это тебе премиальные за хорошую работу.
– Хм... Не ожидал, что меня так высоко ценят.
Нарочито лениво Русанов взял деньги.
– А потом, это тебе компенсация за некоторые неудобства. Твой клиент оказался на редкость живучим. Сейчас он лежит в клинике под капельницей.
Русанов невольно сглотнул горькую слюну.
– Да-а?
– На службу тебе лучше не ходить. Не советую, – сказал сухопарый. – Он может выжить, и тебя тогда закроют... Так что нашу встречу мы решили устроить на час раньше. Надеюсь, ты на это не в обиде?
– Нет, – машинально ответил Русанов.
– Не исключено, что тебя уже ищут. Домой лучше не ходи. А этих денег тебе хватит надолго, чтобы затаиться. – Помолчав, он добавил: – А еще лучше, прямо отсюда ехать куда-нибудь за границу. Потом перетащить семью.
Русанов вновь сглотнул:
– Понимаю... Как же вы меня нашли здесь?
Незнакомец улыбнулся:
– А мы тебя и не теряли. – Кивнув на недопитую бутылку виски, сказал: – Советую тебе не налегать на эту вещь. У тебя впереди тяжелый день и много хлопот. А для этого нужна трезвая голова.
– Я понял.
Незнакомец встал из-за стола и, не прощаясь, вышел из ресторана. Русанов поглядел на свои руки и заметил, что они слегка дрожат. Выпив одним махом рюмку виски, он небрежно бросил деньги на стол и заторопился к выходу.
Глава 19
ДИАГНОЗ – МАНЬЯК!
Одноместная палата, в которой отлеживался Антон, мало чем отличалась от обычных больничных мест, если, конечно, не считать решеток на окнах да нестерпимого тюремного запаха, который, казалось, проникал повсюду. Если посмотреть с четвертого этажа вниз, то можно было увидеть высокую стену, опоясывающую здание и одетую в густую колючую «егозу». Кроме того, по самому верху стены был пропущен ток, во всяком случае, так говорили, но вряд ли у кого возникало желание проверить это утверждение на собственной шкуре.
В палате у входа, почти упираясь спиной в дверь, сидел сержант и, подняв голову к потолку, высчитывал на нем мелкие трещинки. Присутствовать в камере он вообще-то не должен, но в силу важности клиента за ним решили присматривать и изнутри. И Чертанов, и администрация опасались, что маньяк способен наложить на себя руки. Собственно, сержант на службу не сетовал. Лучше находиться в обществе беспомощного серийного убийцы, чем мерзнуть где-нибудь в карауле или махать кайлом на улице. Грех жаловаться!
Кровать Антона стояла в углу. Операция прошла несколько часов назад и, как утверждали доктора, благополучно. Антон встретил появление Чертанова и Шатрова с довольной улыбкой. Он смотрел на них такими глазами, словно его навестили старинные приятели.
Чертанов расположился от Антона на расстоянии вытянутой руки, пытаясь отыскать на его лице растерянность или нечто похожее на смятение. Ровным счетом ничего! А может, ранение отняло у него массу душевных сил, что он даже не способен выражать эмоции?
– Знаешь, Антон, я не верю, что убивал ты, – сказал Чертанов.
На мгновение на лице Антона промелькнуло какое-то непонятное выражение, но он тут же собрался и сказал:
– А вы поверьте!
– Хм... Значит, все-таки ты?
В глазах всплеск удивления:
– А то кто же?! Я вам признался, рассказал все, как было. Так что же вам еще нужно?
– Зачем ты это делал? – спросил Чертанов.
Ненадолго задумавшись, бывший стажер ответил:
– Потребность такую испытывал... Что-то меня толкало. А потом, бабы такие дуры, стоит только их поманить, как они сами за тобой идут. А дальше остается только наброситься на нее, и все! Да, кстати, а того прапорщика нашли, что меня ножом ударил?
Чертанов нахмурился:
– Ищем!
– Думаю, ему кто-то приказал убрать меня. А так чего же рисковать?
– Возможно... И что, девушки вот так сразу тебе доверяли?
– По-разному выходило... Иногда доверяли, а иногда и нет. Тут ведь еще бабью психологию нужно понимать. Они ведь сочувствовать любят, на том их и брать нужно.
Чертанова не покидало ощущение, что Антон говорит чужими словами.
– Например?
– Однажды я сказал одной барышне, что у меня друг лежит в кустах, и попросил ее помочь перетащить его. И как только мы вошли в кусты, так я сразу на нее набросился.
– Почему же она не сопротивлялась? – сдерживая захлестывающий его гнев, спросил Чертанов.
Антон, казалось, выглядел удивленным:
– А чего ей сопротивляться-то? Я как навалился на нее, так она и не шевельнулась!
Шатров сидел поодаль, за спиной Чертанова, и не сводил с Антона внимательных, все подмечающих глаз.
– Что же ты чувствовал после того, когда уже убил свою жертву? – мягко спросил он.
Антон слегка пошевелился, и тотчас на его лице проявилось мученическое выражение. Больно стервецу, а подыхать никак не желает!
Некоторое время он молчал, как бы собираясь с мыслями, наконец заговорил:
– Это трудно объяснить. Понять можно после того, как убьешь... Вот вы убивали? – прищурившись, неожиданно спросил он. Чертанов промолчал. – Вот то-то и оно! – удовлетворенно сказал Антон. – В тебе происходит какой-то подъем. А потом хочется вновь пережить это чувство, и снова идешь убивать.
– И как ты себя после всего этого чувствуешь?
– Прекрасно чувствую! – счастливо улыбнулся Антон. – Я ведь теперь знаменитость! Тут до вас ко мне два специалиста приезжали. Один из Америки, а другой из Германии. Каким-то образом прознали, что я здесь лежу. Интересовались моими делами... С ними переводчица была. В моем вкусе барышня, – мечтательно протянул он. – Я бы ею занялся.
– И что же тебе говорили... эти доктора?
– Объясняли, что у меня не совсем типичный случай и что я их очень интересую. Сказали, что будут исследовать мой мозг. Пускай исследуют, – удовлетворенно сказал он. – Уверен, что там есть в чем покопаться! В последний раз они изучали в прошлом году какого-то Гарри Кендала. Негритоса. Он был геронтофил, интересовался белыми столетними старухами. Теперь вот я на очереди...