Приглашение в Ад, стр. 36
– Все. Кажись, сдох…
– Живучий, однако, зверюга! Два рожка, как корова языком слизала!
– А если бы он добрался до нас? Что бы тогда было?…
Вадима передернуло. Развернувшись, он порывисто шагнул к выходу. Где-то под сердцем все еще стыл нерастаявший холодок. Да и другим вокруг было явно не по себе. Бойцы нервно похахатывали, то и дело зябко ежились. Уже у порога Вадим заставил себя обернуться. Сизый туман пороховой гари, Пульхен с дымящимся маузером, недвижная туша того, кто еще минуту назад мог, по слухам, обогнать лошадь. Вот так, братья-неверы! А вы говорили! На свете много есть еще такого, что и не снилось нашим мудрецам…
В дверях он столкнулся с Панчугой.
– Вадька, ты? Гармаш тут где-то, говорят! Неужто правда?
– Он, Панча. Собственной персоной.
– А я-то, дурак, опоздал! Сидел там в своем драндулете… Что-то ты опять бледный. Не задело тебя часом?
– Да нет, полный порядок.
– Тогда я пойду гляну. Все-таки гармаш! Дивное дело!..
Панча нырнул за дверь, и Вадим с завистью покосился ему вслед. Правильно жил Егор Панчугин! С должной легкостью и должным мажором. Не то что некоторые. И никогда уже бравому Вадиму Алексеевичу этому не выучиться. Потому что не дано. Потому что не удостоен.
Они снова курили, снимали стресс. Бойцы в отдалении, вытащив паука на воздух, растягивали чудище за лапы, измеряли длину. Нашелся бы у кого фотоаппарат, не удержались бы и обязательно поснимали. Как в старые времена, ступив охотничьим каблуком на труп поверженного. Но фотоаппаратов не было. С некоторых пор фотографии вышли из моды.
– Куда ты теперь? К Мадонне?
– К Полю, Пульхен, к Полю.
– Что-то не нравится мне твой видок.
– Мне самому не нравится. Однако больничного нам, сам знаешь, не дают. Так что буду шевелиться.
– Ты поосторожнее шевелись. Со своим-то плечом.
– Ничего! Спасибо гармашу, – адреналинчику в кровь впрыснул. Считай, набрался бодрости на весь день.
– Все шутишь?
– Это от страха. А в общем забот на самом деле хватает. Некогда болеть. Поль у меня давно занозой в голове сидит. Пора урезонивать нашего медведя.
– Ну, Поль – так Поль. А что говорить, если кто спросит?
Речь, по-видимому, снова шла о Мадонне. Вадим поморщился. Положительно «железная леди» сумела охмурить всех. И Панчу, и Клочковского, и полковника. Саньке вон, по словам Егора, велосипед подарила. Откопала ведь где-то! Специально! Теперь, считай, вся башня подкуплена.
– Говори, что отправился к Полю, – рассеянно буркнул он. – Да и потом кое-что намечается. Грядут дела великие…
– Что еще за дела?
– А ты потолкуй с Клочковским. Он тебе расскажет.
– Может, дать кого в сопровождение?
– Господи, Пульхен! Поль же мой одноклассник! В одной школе пыхтели! Какое там сопровождение?
Полковник внимательно посмотрел Дымову в глаза, сжав челюсти, отвернулся. Вадим молча порадовался. Если человек в состоянии сдерживаться, это уже замечательно. Самоконтроль – полушаг к самоуважению. Пульхен не уважал Поля, но себя он безусловно уважал. Или по крайней мере старался уважать.
Глава 9
– …Вот чудило! Спрашивает, откуда свищи появились? А откуда оно вообще все взялось? Двуроды, дикари, осень эта бескрайняя?
– А «Черная Химера»!
– Во-во!.. Видел когда-нибудь город призраков? Нет? И не дай Бог. Потому как поверье есть такое: кто «Черную Химеру» однажды увидит, тому уже недолго по этой земле хаживать.
– И здания там, говорят, из стекла, а по улицам туман фиолетовый стелется. Кругом пепел вместо снега. Люди, как тени, – и не шагают даже, а плывут.
– Где же такой городок объявился? Что-то не слышал.
– Понятная штука! Что ты там слышал у себя под землей? А город этот на месте и не стоит вовсе. То посреди болот прорастает, то прямо в сосновом бору. Я ж и толкую, что город призраков! Людей-то там нет, – одни тени.
– Может, из этого города вся нечисть и полезла? Свищи эти ваши, вампиры…
– Да нет, про свищей как раз все ясно. Ферму один доброхот создал. Под Новосибом. По разведению аллигаторов. Мясо хотел, видишь ли, в рестораны сплавлять, паскуда! Шкурку – на сумки, филе – в котел. Предприниматель хренов!.. Вот, стало быть, и вырастил крокодильчиков.
– Ясно дело – радиация.
– Ничего себе радиация! Такие оглобли вымахали!
– А тут размеры не в счет. Они как в ту, так и в другую сторону меняются. Про мутагомов слышал?… То-то и оно. Завалило какой-то, слышь, роддом, и месяца два потом не откапывали. А потом как дошли руки, пригнали машин, рабочих. Понятно, ни на что уже не надеялись, – это уж так откапывали – для галочки, а может, улицу приспичило почистить. Словом, подогнали к руинам технику, подцепили ближайшую плиту, а из-под нее как заверещит! Крановщик с перепугу чуть было обратно плиту не уронил. Так и пошло с тех пор. Где, значит, были какие-то дети – грудняки или чуть постарше – эти самые мутагомы и объявляются. Без ног и вот с такими вот головами. Могут не есть, не пить, зато и не растут больше.
– Они, говорят, на детей-то уже не похожи.
– А ты как думал? Какая уж тут похожесть, если сразу говорить начинают. И не «маму» там какую-нибудь с «папой», а по-настоящему, о чем хочешь!
– Тоже, наверное, из-за радиации.
– Ясное дело, из-за нее…
Подобные беседы под треск костра были в банде обычным делом. Ужасы, чудеса – все здесь валили на радиацию. Это стало универсальным объяснением всему – мутациям, войне, потопам, призрачным видениям. Как правило, Артур в разговоры не вмешивался. Сидел в сторонке и слушал. Этот мир каждый день ошарашивал его чем-нибудь новым. Уже третью неделю он брел вместе с лесными братьями, медленно, но верно приближаясь к знаменитой Горке, а поводов удивляться не убывало. Стоило задать вопрос про свищей, и вот выползли на свет какие-то мутагомы, ветряки, город, который лучше бы не видеть, – с фиолетовым туманом и бесплотными жителями. А вчера, например, Кабан клятвенно уверял всех, что собственными глазами видел «безразмерыша». Так называли змею, ни головы, ни хвоста которой никто никогда не мог высмотреть. На нее натыкались в горах и на болотах, наблюдая текучие кольца и спеша убраться подобру-поздорову. Случай с Кабаном был и вовсе скучен. Две норы в земле и скользкое, узорчато-мощное тело змеиного гиганта, переливающегося из одного отверстия в другое.
– Хоть бы раз глянуть, какая у него башка!
– Вот и глянешь. Когда сам без башки останешься… – Кабан мрачновато отпыхивался. – То есть, я так думаю, если никто эту самую башку не видел, то ответ тут один: увидишь – пропадешь. Все равно как после «Черной Химеры».
– А я слышал, что он по жизни такой. Стало быть, безразмерыш этот. В смысле – безголовый и безхвостый.
– Это как же? – не понял Кабан.
– А так: кольцо – и все! Живое движущееся кольцо.
– Ты говори, да не заговаривайся! Как же оно жрет? Пасть-то у него все равно должна быть?
– По идее, должна…
– Стало быть, и врешь ты все!..
Артур хмыкнул. Вот именно – должна… По идее… Потому что идея универсальная – на все случаи жизни. Пасть, клыки и желудок. У любого Кецалькоатля – даже самого-самого, потому как и у самых-самых желания вполне плотские. Потому и бегают на своих двоих, трех, четырех или сколько там у кого по нынешним временам. А без вышеупомянутой беготни жизнь и впрямь представляется бессмысленной, где-то даже ущербной. Да и что, значит, кольцо? Раз перемещается, стало быть, знает куда. Не может же оно двигаться по кругу и только по кругу? Все в этой жизни перемещается целенаправленно. Чтобы искать, настигать и заглатывать. А так действительно тарабарщина получается. Зачем жить, если не глотать?
Артур искоса глянул на Кабана. Широкомордый этот детина с рыжей в полсантиметра щетиной пользовался в банде стойким авторитетом. А вот Артур его едва терпел. Может, в самом деле стоило поверить в какие-нибудь ауры. Лебедь, помнится, любил подобные темы. Вечно подбрасывал им журнальчики с аномальными статейками, задавал замысловатые вопросы. А они похохатывали – молодые, здоровые, всезнающие. Скептики-атеисты, мать их за ногу!.. И вот нежданно-негаданно наступила пора сомнений. Во всяком случае он уже не понимал, что такое приязнь и что такое неприязнь. То есть раньше понимал, а сейчас вдруг усомнился. Хотя, если говорить о Кабане, то поводов для неприязни действительно хватало.