Не имей сто рублей..., стр. 11

— Ежик, не хочу я с тобой эти дурацкие грибы искать. Давай лучше ты сама их поищешь, а я тут ягоды пособираю!

— С удовольствием, — ответила я и, оставив в чернике ребенка и картошку, помчалась колесить по округе.

Я люблю собирать грибы с самого раннего детства. Родители говорили, что впервые взяли меня по грибы, когда мне было лет шесть, не больше. И с тех пор нет большей фанатки этого занятия, чем Елена Горбачевская. Могу не спать, не есть, а только бегать с кошелкой по лесу. Особенно когда грибов много, как сейчас. Самое забавное, что мне грибы как таковые не особенно и нужны. То есть я могу насобирать их, а потом запросто кому-нибудь отдать. Мне доставляет удовольствие сам процесс. Точнее, то короткое мгновение, когда вдруг среди мха и опавших листьев видишь крепкую коричневую или алую шляпку. И прямо все вздрагивает внутри! А вот еще! И еще! Ну, право же слово, что может быть увлекательнее!

Но сейчас, перелезая через многочисленные упавшие деревья и заглядывая под нижние ветки елок, я не ощущала обычного воодушевления. Из головы не шли мысли об этом Черном озере. Жаль, что Антонина не смогла нам толком рассказать о нем. Что это за гиблое место? Почему?

Симпатичная впереди полянка. Вереск и лишайники. Наверняка боровичок должен быть. То есть будь я на его месте, я непременно бы там выросла. И я нашла. Но только не боровичок, а нечто такое, что повергло меня почти в шок.

Прямо посреди полянки лежали ежиные колючки. Одни колючки, без ежика. По краям на них были даже капельки крови.

Оказывается, наши, то есть ежики, вовсе не так уж неуязвимы и хорошо защищены, как все думают! И кто же это такое сотворил! Я смотрела на эти мертвые одинокие колючки и чувствовала ни с чем не сравнимую жалость. Будто тут погиб кто-то из моих близких. Меня мои друзья и домашние уже так давно зовут Ежиком, что именно Ежиком я себя зачастую и ощущаю. А тут такое!

Сразу расхотелось собирать грибы.

Когда мы вернулись, папа предъявил нам целый кукан, унизанный рыбками. Из них только одна могла считаться относительно крупной, но ведь с берега что-то приличное поймать сложно. Хотя и мелочь, зато много. Уха должна была получиться отменная! Да к тому же еще и ребята рыбы подбросили.

Я хотела было приготовить обед полностью из лесного и озерного рациона, благо Санька набрал черники и обеспечил десертом, но Сережа воспротивился:

— Ты что! Кто же в походе грибы ест?! А если что-нибудь не так, какой-нибудь плохой гриб попадется?

— Откуда же он попадется, если я сама их собирала, а я грибы отлично знаю?

— Знаешь-то знаешь, а вдруг? Не у всех же такие луженые желудки, как у тебя! Ты уже на кефире закалила свое пищеварение, а я не желаю получить расстройство!

Мое пристрастие к кефиру уже давно стало притчей во языцех. Когда-то давно, лет пять назад, мне здорово болел желудок. Гастрит мучил настолько, что я даже снизошла до визита к врачу. Надо сказать, совершенно напрасно потеряла время. Зато методом научного тыка я сама себе нашла прекрасное лекарство. Обыкновенный кефир. Я взяла себе за правило выпивать стаканчик с утра, натощак, и перед сном. Буквально на третий день стало намного легче, а через пару недель гастрит приказал долго жить. А любовь к кефиру осталась. При этом возникла почва для нашего с Сережей конфликта.

Дело в том, что я терпеть не могу пить что-нибудь холодное, из холодильника. Это осталось еще с детства, когда я страдала постоянными ангинами. А гретый кефир, на мой вкус, гадость несусветная. И поэтому я каждый раз возмущалась, когда хозяйственный Сережа прятал кефир в холодильник.

— Но он же испортится. Прокиснет! — отвечал он.

— И вовсе не испортится, даже если прокиснет!

— Но его же пить невозможно, желудок расстроится!

— Ведь ты же его все равно никогда не пьешь, — убеждала я.

— Не пью, — наконец хоть в чем-то муж со мной согласился.

— Ну, а со мной ничего не будет. В конце концов, это ведь мой желудок!

— Делай, как знаешь, — передернул он плечами, но прятать кефир в холодильник перестал.

С той поры возник новый термин: «Ежикин кефир». Часто получалось так, что я вовремя забывала его выпить, и он стоял по два-три дня, превращаясь почти что в газированный кумыс. А мне такой даже больше нравится! В конце концов, если эта пища подходит моему организму, почему бы мне ее не употреблять?

Хотя Сережа продолжает издеваться над моим пристрастием к этому продукту. Даже придумал проект тюрьмы 21 века. Никаких заборов, решеток, охраны. Просто всем заключенным на завтрак, обед и ужин в принудительном порядке подают «Ежикин кефир». Все равно далеко от удобств не смогут убежать, как бы ни хотели.

Ладно уж, грибы почищу и замочу, ничего с ними не сделается. А приготовлю дома. А сейчас ограничимся ухой с коньячком, бутылочку с которым мы запасливо захватили с собой и который уже неоднократно выручал нас по вечерам, согревая янтарным теплом. Правильно говорят, что отличие рыбного супа от ухи состоит в том, что уха принимается вовнутрь вместе с водочкой, а то, что кушается без оной — рыбный суп. Я думаю, что в нашем случае коньяк является весьма достойной заменой.

Итак, времени еще оставалось предостаточно, и я тоже решила присоединиться к рыболовам.

11. В каких единицах измеряется польза?

А дождь, мелкий и противный, все не прекращался. Сыпал и сыпал. Завернувшись в дождевик, я стояла на берегу и тупо пялилась на сонный поплавок. Через некоторое время он и вовсе стал вести себя неприлично. Словно пьяный, он покачивался, укладывался полежать. И так до бесконечности.

— Сережа, что это с ним такое?

— Внимательнее смотри, это у тебя клюет!

— Да какое там клюет! Он уже полчаса то привстанет, то приляжет. Может, крючок за траву зацепился?

— Ну, вытащи и посмотри. Может, у тебя мелочь уже всю наживку объела?

Ничего подобного. Наживка в лице полудохлого червяка покоилась на положенном ей месте, на крючке. Да и за траву он и не собирался цепляться. Я снова закинула удочку, и буквально тут же продолжились те же «танцы с волками». А дождик все поливал. Руки замерзли настолько, что я боялась выронить удилище. И при этом мои собственные колени охватила такая дрожь, что ровно стоять я уже не могла. Тоже мне, рыбачка Соня! В общем, надоело мне это занятие до боли зубовной, я отдала удочку Сереже и стала думать, как бы согреться.

Взглянув на жалкие остатки припасенного топлива, я решила принести дровишек. Взяла в белы ручки топор и полезла в самый бурелом. Чего-чего, а дров ветер заготовил для нас в избытке. Те, которые лежат на земле, за время дождей здорово промокли, поэтому я выбрала в качестве трофея сосну, обломавшуюся у комля, но задержавшуюся своей верхушкой за другие деревья. Ну и тяжеленная, холера ясная! Еле ее вытащила. О том, чтобы положить валежину на плечо и таким образом принести ее к биваку, словно дедушка Ленин бревно на субботнике, нечего было и думать. Коленки подогнулись сразу же. Пришлось тащить, ухватив за сломанный комель.

Сильно сказано, «принести дровишек»! Заякоренная намертво раскорякой дерева, я упиралась, словно бурлак на Волге. Разумеется, я думала пойти по самой короткой дороге. Но сосна, похоже, была совершенно несогласна в ближайшее время превращаться в дрова. Она цеплялась за все, за что только могла, и поэтому мне пришлось передвигаться самыми немыслимыми рывками и зигзагами. Зато почти согрелась.

От нечего делать сейчас, от холода, который накинулся на меня снова, как только я бросила сосну у палатки и от предстоящей насущной необходимости готовить уху я принялась рубить свой трофей на поленья.

— Ух ты, Ежик! А откуда такая дубина огромная? — спросил прибежавший Санька.

— Из лесу, вестимо, — ответила я. Дубина, действительно, была внушительная — метров шесть-семь длиной. И как я ее приволокла, сама не понимаю.

— Давай, я ее порублю! — предложил сын.

— Саня, тебе тепло?