Война, которой не было, стр. 1
За давностью минувших лет и под их защитой легко вспоминать те дни добром. Шрамы поблекли, их уже не заметишь, если не присматриваться. Теперь я даже иногда бреюсь, а еще мне не приходится дергаться, когда на меня смотрят. И все же я предпочитаю носить бороду. Старые привычки живучи. Поблекшие шрамы - единственное свидетельство того, что те события действительно произошли. Капризная память, милосердная в своей избирательности, больше не мучит: глядя в чужие лица на улице, я уже не ищу в них друзей. Даже сны пре-
кратились - почти. Каждый день я прихожу в кафе, сажусь за свой столик на тротуаре, читаю газету и пью кофе. Это пустая жизнь без целей и амбиций. В ней нет тяги ни к приключениям, ни к самореализации. Сейчас мне этого довольно.
Встреча
- У вас свободно?
Удивленно подняв глаза от газеты, я увидел у своего столика пожилого мужчину. Хватило одного натренированного взгляда, чтобы составить его описание: выше среднего роста, худощавый, темный костюм, длинный плащ, черный зонт, черные кожаные перчатки, аккуратно свернутый «Ле Монд» под мышкой. Другой. Враг. Я слишком упорно выискивал малейшие свидетельства того, что хотя бы кто-то из них уцелел, вот он и сумел подобраться ко мне вплотную. Оружия у меня не было. Зато у Другого, разумеется, имелось.
- Конечно, садитесь.
Собрав страницы бессмысленной теперь «Таймс», я тщательно их сложил.
- Спасибо.
Он подтащил от соседнего столика стул, и я подвинулся, чтобы он мог сесть рядом со мной, то есть спиной к витрине кафе, лицом к уличному движению.
Изнутри вышел Бернард и на мгновение затоптался в нерешительности. Раньше я всегда пил кофе один.
- Vin rouge [1] , - заказал мой гость. Бернард отступил.
- Меня зовут… Смит. - Он явно раздумывал, не назвать ли свое настоящее имя, но решил, что лучше не надо. Это не имело значения, я все равно не сумел бы его выговорить. - Давно сюда ходите?
- Пару лет, наверное. Моя фамилия Нэш.
Смит кивнул.
- Так я и полагал. Остальные у нас учтены.
- Я думал, мы вас всех прикончили. Смит глянул на мою газету.
- Но уверенности у вас не было.
- Нет.
Сидя под навесом, мы смотрели, как мимо под моросящим дождем спешат пешеходы. Лишь мы двое рискнули в такой скверный день расположиться снаружи, остальные завсегдатаи теснились внутри, но когда я пришел утром, ровнехонько посередине двухдневной газеты стояла табличка «Столик заказан», - как это бывало каждый день последние шесть лет. Здесь понимают.
Мимо по мостовой прогрохотал грузовик, отравив дождь вонью солярки.
- Выживших не было, - сказал Смит. - Ни на одной стороне.
Начало
Когда рассказываешь историю, наверное, полагается начинать с начала. Я не знаю, когда началась война: может, за неделю до того, как я откликнулся на объявление о найме в «Таймс», а может, и тысячу лет назад. Я могу начать лишь там, где история начинается для меня самого, с моего почетного увольнения из армии. Там я был на хорошем счету, и все шло неплохо, но в какой-то момент на меня повесили ярлык «одиночка» - довольно точное, надо сказать, определение. После десяти лет службы, отмеченных несколькими наградами, медалями и прочими бесполезными побрякушками, мы с военщиной пресытились друг другом. Рукопожатие, хлопок по спине, и вот я уже гражданский.
К мирной жизни я тогда был приспособлен еще хуже, чем к военной. Я попробовал себя там и сям (охранником, вышибалой и прочее) и из полицейской академии ушел, в общем, по тем же причинам, по каким расстался с армией. Одиночка. Слишком много о себе понимаешь, говорили мне с глазу на глаз.
Объявление было просто создано для меня. Вероятно, его даже написали, чтобы именно я его прочел. Вверху стоял логотип ФБР, а ниже говорилось, что ищут бывших военных со специальной подготовкой и способностью к «свободному плаванью» - под незначительным надзором или вообще без оного. Я набрал приведенный ниже номер, назвался, и мне сказали, когда явиться на собеседование.
- А пораньше нельзя? В это время я на работе. На стройке, если память меня не подводит.
- Нет, - холодно и твердо ответил женский голос.
- А попозже?
- Нет.
Видимо, за каждое лишнее слово у нее из зарплаты вычитают.
- Но ведь мне придется уволиться, чтобы прийти на ваше дурацкое собеседование.
- Хорошо. - Мой гнев нисколько на нее не подействовал. Повторив адрес, она положила трубку. Я снова просмотрел объявление. Выглядело многообещающе, но с первой же минуты начались увертки.
Разумеется, я бросил работу. И на собеседование, конечно, пошел. По данному адресу оказалось стандартное бездушное офисное здание, и внутри тоже никаких признаков ФБР. Нужный кабинет я нашел на пятом этаже и назвался секретарше в приемной.
- Садитесь, пожалуйста, - только и сказала она.
Я опустился на виниловую банкетку, которая выглядела так, словно ее вытащили из семидесятых. Плакат у меня над головой восхвалял преимущества терпения. Напротив красовалась яркая фотография с выбрасывающимися на пляж китами, а внизу затейливым шрифтом провозглашалось, что успех приходит к тем, кто рискует ломать преграды. На низком столике передо мной лежали зачитанные финансовые журналы и свежая «Таймс». За пальмами в горшках по обоим концам банкетки прятались скрытые камеры - в дополнение к встроенным в потолок. Я убивал время, делая вид, будто листаю «Форбс», а сам выискивал камеры, которых мне не полагалось видеть. И заодно отмечал про себя мелкие движения секретарши. Держалась она с безжалостной деловитостью и на звонки отвечала так же лаконично, как и та женщина, с которой я договаривался о собеседовании, только голос у нее был иной.
Телефон мягко замурлыкал. Она сняла трубку, ничего не сказала и снова ее положила.
- Вон в ту дверь, - бросила она в мою сторону и вернулась к своим делам.
Встав, я открыл единственную дверь, о какой мне полагалось знать, и очутился в длинном коридоре, вдоль которого тянулись закрытые двери. Опять увертки. Я шел, держась середины коридора и ожидая, что кто-нибудь меня остановит. Если никто не появится, я просто развернусь и пойду домой. Сейчас весна, найдется место еще на какой-нибудь стройке.