Маросейка,12: Операция «Зеленый лед», стр. 20

Закрыв глаза, он вдруг увидел Любу с освещенными солнцем волосами. Никогда, никогда он не подарит ей шубу за десять тысяч долларов. А она как раз создана для того, чтобы носить дорогие шубы. Так что размечтался ты о ней, друг мой, зазря. Лучше уж думать о работе…

ПЯТНИЦА, 2 ИЮНЯ

1

– Леня, – напутствовал на следующий день выезжающих на проверку в офис «Самоцветов» Никита, – я не думаю, что ты там что-нибудь обнаружишь.

– Я тоже что-то сомневаюсь, – отозвался прозванный на Маросейке Гением Леня Пельцер.

– Скорее всего, ты там вообще ничего не обнаружишь, кроме предельной любезности и показных улыбок. Твоя задача – протянуть время. Если тебе удастся просидеть с проверкой весь день – считай, что ты оправдал свое прозвище. Главное, чтобы они испугались, занервничали, засуетились, ну и так далее.

Орел повернулся к майору Кочкину:

– А от тебя, Силыч, жду информации. Что, где, как. Выступишь в роли придурковатого помощника, пошатаешься по офису, сунешь всюду нос, задашь пару вопросов. По возможности самых тупых. Твоя задача – «сфотографировать» офис. Не только мебель и бижутерию. Я хочу, чтобы ты глянул им в глаза, попытался просечь общую атмосферу. Твое мнение очень важно. Ну и если разрешат прослушку, нам потом обернуться будет проще. Все, давайте.

Кочкин и Пельцер направлялись в главный офис «Самоцветов», приткнувшийся в Черниговском переулке.

Никита еще раз хлопнул Пельцера на прощание по плечу и вернулся к себе в кабинет.

Сергей Силович Кочкин, главный психолог КОБРЫ, а официально помощник экономиста, сухой жилистый мужик среднего роста, отличался необычайной усидчивостью. За что бы он ни брался: нужно ли было изучить какое-то дело или помочь сыну со школьной задачкой, – Силыч садился и не отрывался от избранного занятия до тех пор, пока поставленная цель не была достигнута. И еще Кочкин был законченным романтиком. Кроме любимой психологии, он интересовался эпохой средневековья.

Сложно сказать, повлияла ли на него романтика средних веков, или он был подвержен ей в силу особенностей своего характера, но в «террариуме» Никиты было только два всегда безупречно одетых человека – бухгалтер Ольга Муратова и Силыч. Рыцарей Силыч идеализировал. Когда Джексон намекнул ему, что в хвостах лошадей рыцарей Круглого стола наверняка были репьи, а сами они ели руками, романтик обиделся и не разговаривал с Женькой дня три.

Видя, как этот «помощник экономиста» придерживает дверь перед женщинами, независимо от их внешности и возраста, как галантно относится к любой даме, обратившейся за помощью, и как вдохновенно ухаживает за своими кактусами, женская половина «конторы» сгорала от любопытства узнать, как же он относится к собственной жене. Однако подробности его личной жизни были известны только избранным.

Известно было лишь то, что Кочкин является счастливым отцом двух десятилетних разбойников-близнецов и зятем тещи Аполлонии Андреевны, которая ездит на нем верхом. Повезло бабе с зятем.

Леню Пельцера, специалиста по налоговым проверкам, не зря прозвали Гением. Этот невысокий живчик в очках мог раскопать даже очень хитро запрятанную махинацию. Успеха он добился благодаря своему огромному опыту и потрясающей интуиции. Но ни в коем случае не благодаря усидчивости. Сегодня он мог сидеть в гордом одиночестве и терпеливо собирать головоломку, а завтра уже бросал ее, по дороге объясняя всем, что не может жить без человеческого общения.

В КОБРУ Гений не входил. Но когда подразделению требовалось провести финансовую проверку, Никита чаще всего просил заняться этим Кочкина, а тот всегда брал себе в напарники Гения…

Машина остановилась у небольшого ярко-синего особняка с белыми колоннами. Главный офис «Самоцветов» располагался в бывшем особняке графа Вельяминова-Злакова. Построен он был в восемнадцатом веке, и хотя не отличался оригинальностью, зато приятно радовал своих владельцев размерами.

Семья графа жила в Петербурге, в Москву наведывалась не так уж часто. Со временем наследники, попробовавшие пожить в таком купеческом районе, как Замоскворечье, подумали, подумали, да и продали его какому-то богатому купчине. Покупатель любил производить впечатление на друзей, а потому очень гордился своим новым приобретением. После революции усадьбу, как водится, конфисковали, дом разбили внутри на небольшие комнатки, куда вселили рабочих Кадашевских мастерских.

Время шло, все менялось. Усадьба начала потихоньку разрушаться. Какое-то время там думали разместить музей. Нашлись даже активисты, готовые по выходным мыть и реставрировать памятник архитектуры, но их порывам не суждено было реализоваться.

Сан Саныч Бурмистров достаточно быстро сообразил, что его развивающейся компании нужно много места – не только для офиса, но и для официальных приемов, а также, при необходимости, для презентаций продукции. Он поручил Тарчевскому подыскать что-нибудь подходящее, и Тарчевский взялся за дело с удовольствием. Это было одно из немногих заданий, которые он выполнял с удовольствием, а не ради денег. У него вообще была слабость к восемнадцатому веку, и этот особняк он приметил уже давно.

Было время, когда ему часто приходилось ходить мимо этого особняка, и каждый раз он с сожалением смотрел на его разрушающиеся стены. Правда, если бы ему предложили лично вложиться в ремонт или принять участие в покраске усадьбы, он бы ни за что не согласился – больше всего он ценил личный комфорт и спокойствие. И деньги. Но раз уж появилась возможность стать владельцем памятника архитектуры на халяву… то почему бы и нет.

Особняк отреставрировали, перед главным входом соорудили автомобильную стоянку, наладили подъездные дорожки, и сине-белую усадьбу вновь стало можно назвать жемчужиной. Правда, музейные активисты еще какое-то время злились, пробовали митинговать, но время ныне не для энтузиастов-босяков с ведрами и мокрыми тряпками.

Бурмистров был доволен выбором своего подчиненного. Роскошный трехэтажный особняк с флигелями, шикарный зал для приемов, уютные офисы, в центре города – и все же как бы вдали от основных магистралей. Тихо и роскошно.

…И вот теперь на стоянку перед усадьбой въехала бежевая «шестерка». Пельцер и Кочкин вышли из машины.

– Красиво, – протянул Кочкин. – Представляешь, каково соорудить бал в таком доме!

– Слушай, ты только о балах и думаешь. Пошли уж.

Друзья поднялись по ступенькам, прошли под белоснежными колоннами и оказались перед запертой дверью со встроенными микрофоном и камерой.

– Налоговая полиция, проверка, – сказал в микрофон Пельцер.

Дверь тотчас же открылась, прибывших впустили внутрь, навстречу им сразу же вышел молодой человек из службы безопасности в темном деловом костюме.

– Извините, ребята, очередная проверка, – начал на входе Пельцер. – Мы к вам уже заходили недавно, наверняка у вас все чисто, но начальство требует, сами понимаете. – Он развел руками.

Можно было обойтись и без вступления. Как и предполагал Орел, препятствий им не чинили. Проверяющим сразу же выделили специальное помещение с двумя телефонными линиями, а документы им разыскивали и приносили по первому требованию.

Кочкин же, посидев недолго с документацией, заинтересовался красотами архитектуры и, при свидетелях попросив разрешения у «начальника», то бишь у Лени, пошел на экскурсию по усадьбе, задавая попутно вопросы насчет реставрации.

Особняк был достаточно большой – три этажа и двухэтажные боковые пристройки-флигели. От центральной залы первого этажа вправо и влево уходили два коридора. Раньше это, разумеется, были не коридоры, а анфилады – комнаты, как ячейки, располагались одна за другой.

После реставрации самоцветовцы понаставили легких перегородок, анфилады аннулировали, и теперь получалось, что в оба конца здания расходятся коридоры, из которых слева и справа открываются двери в отдельные кабинеты.