Иное небо (Чужое небо), стр. 87

Пушкинская набережная, 2, строение 9

– А дом этот тоже им принадлежит? – спросил я, оглядываясь. Холл на первом этаже, где мы сидели, был великолепен, только обивка немного пострадала.

Феликс испуганно кивнул.

– А где они зарегистрированы? Совет директоров где находится?

– В Каире.

– Тоже хороший город... – я вздохнул. – "Эйфер". "Восторг". Придумали же название... Ладно, давай дальше.

Я продолжал вертеть в руках шприц-тюбик, и Феликс, как загипнотизированный, не мог оторвать от него взгляд. В тюбике, вообще-то, был промедол, но Феликсу я сказал, что – аббрутин. Дальнейших объяснений не потребовалось, он стал рассказывать все, что знал, и пока я не видел серьезных лакун в его информации.

На фирму "Эйфер" Феликс набрел в прошлом году, расследуя по поручению крипо убийство петербургского инженера, подозреваемого в коммерческом шпионаже. Заинтересовавшись некоторыми странностями в делах фирмы, Феликс стал незаметно, но глубоко копать под нее. Выяснилось, что фирма, формально сибирско-российско-египетская, создана на деньги – весьма немалые, восемьсот миллионов золотых марок, – полученные в виде займа у банка "Стахат". Даже не размышляя о причинах такой безумной щедрости банка, останавливаешься перед другим, куда более чудесным феноменом: никто и не помышляет о возврате долга. То есть под видом займа откуда-то эти деньги были перечислены. Далее: собственно коммерческая деятельность фирмы полна тайн и мистификаций, так, например, налог ею выплачен с сумм в тридцать-пятьдесят раз меньших, чем следовало бы ожидать, исходя из видимых объемов ее оборота. Очень трудно заподозрить налоговое управление Рейха, пусть даже его египетский филиал, в некомпетентности или нечестности. Следовательно, вся – или почти вся – деятельность фирмы фиктивна, и прибыли ее берутся вроде как ниоткуда. Кое-что удалось отследить: так, например, внесение на счета фирмы в кабульском и пишпекском отделениях все того же банка "Стахат" анонимных взносов в размере от сотен тысяч до миллионов марок. Расходы фирмы тоже не слишком обычные: так, на счета московской городской и общероссийской канцелярий НСПР перечислены в общей сложности сто сорок миллионов марок. Еще порядка двухсот пятидесяти миллионов ушло по сложным маршрутам, но, очевидно, на те же адреса. Обратил Феликс внимание еще и на то, что в банке "Стахат" некоторые выигрышные счета пользуются особым вниманием фортуны. Например, вклад генерала Шонеберга за время существования фирмы "Эйфер" четырежды утраивался – так что к финалу своей карьеры генерал подошел счастливым обладателем трех с лишним миллионов золотых марок, причем, что особенно ценно, законным и легальным их обладателем. В отличие, скажем, от Феликса, который стал обладателем поистине бесценной информации, но обладателем незаконным и нелегальным. Для крипо все это – в силу известных юридических положений о методах расследования – не представляло ни малейшего интереса. И тогда Феликса попутал бес: он решил продать собранные материалы... кому бы вы думали? Самой "Эйфер". То есть он решил продемонстрировать им несовершенство их систем безопасности и предложить свои услуги по созданию новых, абсолютно непробиваемых систем. На всякий случай многократно застраховавшись по классическому принципу "мертвой руки", Феликс вышел на контакт со службой безопасности фирмы – и не успел моргнуть, как был скручен, напичкан какой-то дрянью и уложен в небольших сравнительно размеров картонную коробку. В следующее мгновение он уже лежал в железной клетке, подвешенной между полом и потолком (карантин какой-нибудь из пожизненных тюрем? Очень похоже...), а секундой позже – стоял на зеленом ковре в кабинете человека, который не стал скрывать своего имени и должности: Гейко Николай Павлович, шеф контрразведки Сибири... Мы убедились в вашей искренности, Феликс, сказал Гейко и объяснил Феликсу, что такое аббрутин. Спасибо вам за то, что вы для нас сделали. Это исключительно ценно. Надеюсь на продолжение нашего сотрудничества. Так Феликс стал обладателем земельного участка в Красном Яре, самом престижном пригороде Нового Томска, и десяти миллионов рублей, положенных на его имя в Военно-крестьянский акционерный банк. На следующее утро он уже был в Москве. Через неделю ему полностью обновили аппаратуру, и он занялся тем, что на жаргоне программеров называется "тинтенв-лке" – "чернильное облако". Вскоре добраться до каких бы то ни было следов деятельности "Эйфер" стало почти невозможно. По ходу дела Феликс получал информацию о все новых и новых операциях фирмы: об отмывании – под весьма значительный процент – денег туранских "конопляных шейхов", о незаконной продаже предприятий и земельных участков в Индии японцам, наконец, о финансировании откровенно террористических формирований в России, Польше, Грузии, Египте, в странах Турана... Феликс предлагал вообще уничтожить эту информацию, но получил строгий приказ: маскировать тщательно, но не уничтожать ни в коем случае. Только тогда он понял истинную цель и смысл деятельности фирмы "Эйфер"...

А я сидел и, насилуя свой несчастный мозг, пытался наложить то, что говорил Феликс, с тем, что я знал помимо него и, в частности, о Гейко Николае Павловиче. С одной стороны, он бессменный шеф контрразведки аж с шестьдесят пятого года, то есть показал себя аполитичным, лояльным специалистом. С другой – все "азиаты" почему-то считают его своим. До сих пор ориентация и политические симпатии того или иного деятеля серьезного практического значения не имели, но сейчас ситуация переменилась. Значит ли это, что Гейко проводит некую свою, независимую от Толстого, политику? И вообще – что это за последние перестановки в правительстве? Стоп. Предположим, план Толстого срабатывает, Рейх и Сибирь образуют некий тесный союз, "уральский кордон" рушится, целостность России восстановлена. Троекратное ура, но через некоторое время рвется бомба: оказывается, правительственное ведомство Сибири занимается перекачкой наркомарок в Рейх... Толстой уходит в отставку – ой ли? – его преемник... Нет, как-то это ненадежно и мелкотравчато. С другой стороны, только для компрометации НСПР – партия существует на деньги торговцев наркотиками, ату ее! слишком громоздко и чрезмерно убедительно. Да еще японские деньги и японские бомбы...