Момент волшебства, стр. 58
Однако появилось кое-что другое.
Выдры зашевелились. Испуганный шепоток пополз среди членов Кворума.
Глаза Оплода сузились, он начал гладить подбородок, стараясь понять значение происходящего. Конечно, это великое волшебство, но в чем его смысл и что оно несет?
Один Мадж знал, откуда взялись движущиеся светящиееся призраки, возникшие у ног чаропевца и пустившиеся в радостный танец. Он понял, кто они, потому что видел уже подобные явления.
– Как ты решился их позвать? – спросил он Джон-Тома тихо, завороженно следя вместе со всеми за пляской призраков.
Дуара продолжала издавать звенящие, громоподобные аккорды.
– Это геолки! – прокричал Джон-Том. – Только непонятно, что мы с ними будем делать!
Глава 16
Изящные, светящиеся существа все множились, пока не заполнили собой весь пол и большую часть стен. Они проходили сквозь камни, как будто плавая под музыку, которая была слышна им одним. Иногда ее ритм, казалось, совпадал с ритмом дуары, иногда – нет. Помещение осветилось всеми цветами радуги.
Джон-Том выразительно закончил припев и, продолжая играть, заговорил:
– Привет! Вы меня помните?
– Конечно. Приятно вновь встретить тебя, музыкант.
Возможно, с ним говорил тот же геолк, что и в прошлый раз, когда они впервые увидели друг друга в карстовых скалах Рунипай, а может, и совсем другой. Трудно сказать наверняка, потому что окраска геолка в этом случае ничего не значила.
– Поешь, как и прежде?
– Да, но теперь не на свободе. Мы все здесь пленники.
Тут Джон-Том осторожно попытался вставить в свою речь слова из песни «Леппард»: «Пленники страшного, темного мира…»
– Страшного? Объясни мне разницу между одним вакуумом и другим, – удивился геолк.
– Разница в свободе передвижения. То, что для тебя само собой разумеется. Вы можете выручить нас отсюда. Я буду играть для вас все что угодно и так долго, как вы захотите, только помогите нам отсюда выбраться. Там, выше, есть отверстие. Сделайте что-нибудь, чтобы мы могли туда забраться.
– "Забраться"? Что это значит? – холодно полюбопытствовал светящийся червь. Другие пленники следили за их диалогом как завороженные. – И что значит – выбраться? Нам нравятся ваши пустоты, но до ваших передвижений нам дела нет.
Наверняка есть что-то полезное, что умеют делать геолки, лихорадочно соображал Джон-Том. Они двигаются в сплошном камне, входят и выходят из него, когда им угодно… Ага! Они умеют создавать землетрясения.
– Послушай! Найдите в стене трещину… ну, в скале, которой мы окружены. Выстройтесь в цепочку, как вы делали раньше. И слушайте музыку!
– Не хочется этим заниматься, – возразил геолк равнодушно. – Чтобы начать содрогание, нужно соединить усилия, а сейчас у нас совершенно нет настроения.
– Как это – нет настроения? Нет настроения объединяться? – В разговор включился новый голос.
Джон-Том продолжал играть, одновременно пытаясь утихомирить Фаламеезара. Но в том проснулось политическое сознание, и успокоить его было уже невозможно. Он был охвачен вдохновением.
– Товарищ, доверь это дело мне! Здесь нужна организационная работа.
– Ты не понимаешь, Фаламеезар, – попытался возразить Джон-Том. – Они не обычные существа. Они не станут…
– Пролетарии всех стран, соединяйтесь и восстаньте! – завопил дракон. – В солидарности ваша сила, и тогда никто не сможет остановить вас!
– Нас и так никто не останавливает, – возразил темно-синий геолк. – К тому же мы не пролетарии.
Но Фаламеезар не обращал внимания на возражения. Он обрушил на светящиеся существа такой поток марксистской риторики, какого Джон-Тому никогда прежде слышать не приходилось. Ему эти лозунги казались бессмыслицей, но на геолков они действовали как гипноз.
– Владимир Ильич мог бы гордиться вами! – грохотал дракон. – Покажите всему миру, чего можно добиться настоящей рабочей солидарностью.
Трудно сказать, что именно подействовало – музыка Джон-Тома, агитация Фаламеезара или все вместе, но геолки начали собираться в дальней стене и, извиваясь, выстраиваться в линию.
– Все отойдите! – предупредил Мадж. – И не удивляйтесь. Всякое может случиться, надо приготовиться. – Он улыбнулся своему другу-заклинателю. – Провалиться мне на этом месте, если мы отсюда не выберемся!
А геолков становилось все больше и больше, пока, наконец, противоположная стена не засверкала ярким светом. Джон-Тому пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть.
Фаламеезар вопил что-то вдохновляющее о рабочем братстве, а Джон-Том и его дуара начали исполнять знаменитую «Приди и почувствуй шум» группы «Квайт Райот». Земля вздрогнула, потому что геолки, выстроившись в мощную линию, похожую на канат, дернулись вместе.
Сотрясение сбило с ног Джон-Тома, и даже Фаламеезар отлетел в сторону.
Музыкант продолжал играть, хотя голова у него моталась из стороны в сторону. Он старался сохранить прежний темп и виртуозность игры, пытаясь подражать таким гитаристам как, Джими, Робин Трауер или Эдди ван Хален. Но в конце концов ему пришлось остановиться, потому что каменная пыль лезла в ноздри и он начал задыхаться.
И тут Джон-Том увидел свет. Не от геолков, а другой, настоящий.
Геолки исчезли, а с ними и основная часть стены. Свет потоками падал на дно колодца, так как правая часть крыши обрушилась. На месте стены и крыши до самого верхнего этажа поднималась гора камней.
Фаламеезар грудью пробивал себе дорогу среди обломков.
– Свобода! Долой иго империалистического неоколониализма! – И с энтузиазмом полез вверх по крутому склону. – Где он? Ведите меня к нему!
– Постой, товарищ! Полегче. – Джон-Том с трудом поспевал за разъяренным драконом. – Если он увидит тебя, то снова усыпит.
– Ничего подобного! – решительно возразил Фаламеезар. – Разбуженное сознание народа невозможно снова погрузить в спячку! – Из пасти дракона валил дым и сверкало пламя. – Я превращу этого фашистского диктатора в пепел.
И он снова полез вверх.
– Ты его недооцениваешь! – закричал Джон-Том вслед. Но безрезультатно. Фаламеезар был неглуп, но чересчур импульсивен, особенно когда его охватывала революционная лихорадка.
Сверху послышались крики, и, подняв головы, они увидели стражников Маркуса. Те с нескрываемым ужасом смотрели в провал, образовавшийся буквально у них под ногами. Тот, кого не испугало это зрелище, был обращен в бегство свирепым видом Фаламеезара, стремительно карабкающегося снизу. Верхний этаж опустел с потрясающей скоростью.
– Дракон займется солдатами, – пробормотал Джон-Том, – а мне предстоит справиться с Маркусом. Уж не знаю и как.
– Ты справишься, дружище. Ты вообще здесь единственный, кто может это сделать.
Джон-Том был исполнен мрачной решимости.
– Вдруг мне удастся уговорить геолков собраться у Маркуса в позвоночнике? Нет, черт возьми, мы его достанем! Смог же я организовать настоящее землетрясение по-марксистски! – Он помахал рукой своим товарищам. – Вперед! Пора наверх!
Подбадривая себя криками и лаем, выдры двинулись вверх по склону.
Оплод и члены Кворума последовали за ними на почтительном расстоянии.
В конце концов, они были руководителями, а не бойцами.
Фаламеезар обыскивал неразрушенную часть большого зала на предмет оставшихся в живых фашистов. А когда в дверь заглядывал какой-нибудь испуганный стражник, его встречал устрашающий язык пламени. Дракон вдохновенно запел «Интернационал», перевирая и музыку, и слова, но Джон-Том не поправлял его. Чешуйчатый марксист был слишком увлечен, превращая в пепел свору наемников капитала.
– Нужно как можно скорее найти Маркуса, пока тот не пришел в себя.
А Фаламеезар займется гвардией.
Джон-Том посмотрел на бывшего премьер-министра Трендави.
– Вы можете показать мне дорогу в его башню?
Престарелый ящер-панголин с достоинством кивнул: «Конечно, друг мой», и повел его через единственную уцелевшую дверь.