Мой сын убийца?, стр. 21

В этот момент я понял, что мне нужно собрать все силы для борьбы. Если я этого не сделаю, то надвигающаяся волна уничтожит и меня, и Билла. Я с ненавистью посмотрел на них и сказал:

– Вы все время ссылаетесь на закон. А я говорю: Билл невиновен! Вы думаете, что я стараюсь закрыть глаза, потому что я – отец и сам виноват, когда выдал его полиции, потому что Фелиция… К черту! Меня не интересует, что вы думаете. Я верю, что Билл невиновен, понимаете, невиновен! И я докажу это! А если здесь будет вертеться какой-то адвокат и твердить о психических заболеваниях, то я сброшу его с лестницы.

Я чувствовал, что в этом поединке победил: в глазах Петера появилось какое-то новое выражение. Я торжествовал. Если я убедил Петера, то и Ирис пойдет за ним. Петер отозвался первым:

– Хорошо, Жак, адвоката спустим с лестницы, а дальше что?

Петер уже взял инициативу в свои руки.

– Прежде всего необходимо выяснить алиби всех заинтересованных лиц. Разве кто-нибудь пробовал установить алиби Билла и поискать этот злосчастный кинотеатр? Мы знаем, что он смотрел вестерн, знаем район, где находится кинотеатр. Физиономия Билла бросается в глаза. Может быть, кто-нибудь из кассирш узнает его по фотографии? А кто проверял алиби Джонсона? Была ли Жанна закрыта в комнате именно Ронни? А что с Анни и Гвендолен Снейгли? Может быть, они только говорили, что были вдвоем? Наконец, театр: Лейгтоны уверяют, что Магги их там видела, но надо еще ее спросить об этом.

Его горячность как бы разбудила меня. Я позвонил Магги. Да, она действительно встретила Лейгтонов у входа в театр и разговаривала с ними в антракте. Потом она спросила:

– Жак, ты сегодня придешь?

– У тебя есть что-то, что может мне помочь?

– Не уверена, но ты должен это знать. По телефону говорить об этом неудобно.

– Я приду.

Я рассказал Петеру о Лейгтонах и билетах. Он ответил, что это тоже надо проверить. Мы составили план. Ирис должна заняться Джонсоном. Петер с фотографией Билла обойдет кинотеатры. И тут я вспомнил о ключе Жанны. Билл мне не лгал, я был уверен в этом. Кто мог иметь доступ к ее сумочке? На Файр Истленд сумочку никто не трогал. Билл поставил мою машину в гараж и поехал к Сильвии Ример на метро. Только от Сильвии он пошел к Жанне. Значит, ключ могла взять и Сильвия. Она ненавидела Ронни так же, как и Билл. Кроме того, она ненавидела Жанну и любила Билла.

– А ты что будешь делать? – внезапно прервал мои мысли Петер.

Я решил пока не рассказывать Петеру и Ирис о ключе, чтобы они вновь не усомнились в невиновности Билла, и ответил:

– Я поеду к Сильвии Ример.

– Зачем? – спросил Петер.

– Она – близкая приятельница Билла и может что-нибудь знать. Потом поеду к Магги.

План действий был намечен. Перед уходом Ирис сказала:

– Жак, я виновата перед тобой. Как я могла хоть на минуту усомниться в Билле? Мы спасем его, правда, Жак?

ГЛАВА 19

Я нашел такси на Перри-стрит… Никто до сих пор не подумал о Сильвии Ример как о подозреваемой. Трант не проверил ее алиби. А ведь Сильвия видела Жанну. Она хотела помочь Биллу и ненавидела Ронни. И в голове у меня началась путаница.

На мой звонок дверь тут же открылась. Сильвия была без очков и узнала меня не сразу. Должно быть, она была слепа как крот. Потом она спросила:

– Есть новости?

– Нет.

– Прошу вас, войдите.

Мы прошли в комнату. На топчане все еще лежало неубранное постельное белье. Сильвия закурила, руки у нее дрожали.

– Вы видели его?

– Видел.

– В самом деле? А я думала, что вы провели день, стеная над трупом Ронни.

Я сел на топчан.

– Скажите, за что вы меня так ненавидите?

– Об этом нетрудно догадаться. Я дружу с Биллом.

– И каждый, кто дружит с Биллом, должен меня ненавидеть?

– Иначе быть не может. Ему только девятнадцать лет. А что он видел дома? Поддержку, понимание? Он должен уважать отца, если чувствует в нем опору.

– А меня он не уважал?

– Как он мог уважать вас, если целью вашей жизни было лизать ботинки Ронни Шелдону? Вы же этому чудовищу продали свою душу!

И тут меня прорвало.

– К чему эта болтовня о чудовищах?! Вы считаете, что мой сын был нежным цветком, требующим ухода в течение двадцати четырех часов? «Папа тебя любит! Папе не нужны друзья!»

– Ронни Шелдон – друг!..

– В чем вы можете его упрекнуть?

– Что, хотите послушать, как он поступил со мной? Это произошло несколько лет назад. Мне был двадцать один год. Я приехала из штата Айдахо. Жаль, что вы не видели меня в то время. Я уже написала повесть в стихах. Она, наверное, ломаного гроша не стоила, но тогда мне казалось, что это самое большое достижение со времен Фауста. Я посылала рукопись в разные издательства, и мне отовсюду ее возвращали, но, наконец, она попала в фирму «Шелдон и Дулитч». Я получила письмо, где говорилось, что мистер Шелдон заинтересовался моим произведением и меня приглашают посетить издательство. Было от чего закружиться голове. Я нарядилась, оставила дома очки, хотя без них не вижу и в трех шагах… Ронни осыпал меня похвалами: говорил, что моя повесть необыкновенна, что он обязательно ее издаст, поскольку я – новая Гвендолен Снейгли! Я видела, что он покорен моей женственностью. Ронни пригласил меня позавтракать. Мы, оказывается, были созданы друг для друга. Он, видите ли, никогда не встречал такой женщины! Когда я добралась домой после нескольких бокалов мартини, то вспомнила, что приглашена на ужин – только вдвоем. Я была в восторге! Подошла к разбитому зеркалу и повторяла: «Он меня любит! Великий Ронни любит меня!..»

Я слушал внимательно. Для Ронни это было обычным делом. Попалась еще одна провинциалка, вот и все.

– Я отправилась на это свидание, одолжив у подруги вечернее платье. Ресторанный блеск поразил меня. Превосходный ужин, вина… Затем он предложил зайти к нему «выпить рюмочку хорошего вина». Конечно, я согласилась. Я была на седьмом небе! Мы поехали на квартиру Ронни.

– Какую квартиру? Ведь у Ронни был дом.

– О, он снимал квартиру для романов. В доме же была сестра и слуги. А здесь… Приглушенный свет, музыка, шампанское… Я ошалела от увиденного. Вдруг Ронни посмотрел на часы. Я подумала: неужели он еще кого-то ждет? Но Ронни подсел ко мне, подбирая ласковые слова. Когда он уверял меня в своей любви, вдруг пробило одиннадцать часов. В холле послышался какой-то звук. Я отодвинулась и со страхом сказала: «Там кто-то есть!..» Но он сильнее обнял меня. В этот момент в холле раздался женский голос, он повторял только одно слово: «Ронни… Ронни… Ронни…» Было так страшно, что я помню все до сих пор. Он сделал движение, словно был застигнут врасплох. Я продолжала сидеть. Голос этой женщины звучал у меня в ушах, как траурный звон. «Добрый вечер, дорогая, я забыл, что сегодня наша ночь…» Я видела только силуэт этой женщины. «Ронни», – застонала она. «Моя дорогая, я понимаю, что это не совсем красиво, но ты ведь светская женщина и должна понимать, что мужчине время от времени требуется перемена». Женщина быстро ушла, и я услышала, как захлопнулась парадная дверь. А Ронни упал на диван и сказал: «Это будет для нее хорошим уроком. Как мимолетная любовь она неплоха, но стала слишком многого требовать…» Он хотел снова обнять меня, но я в ужасе вскочила. «Вы знали, что она придет, и поэтому пригласили меня сюда!» – «Это только одна из причин, моя дорогая, но ты ведь тоже такой лакомый кусочек!» Я удрала оттуда. Бежала, путаясь в платье и плача. На следующий день я получила свою рукопись с отказом… Теперь вы поняли, почему я так отношусь к Ронни?

Я слушал, содрогаясь. Я бы дорого заплатил, чтобы все это оказалось ложью. Но в каждом ее слове звучала правда. Если в его жизни был такой эпизод, то должны быть и другие. Неужели я был настолько туп и легковерен? Я считался самым близким другом Ронни. Мне даже и не снилось, что у него имеется квартира для романов. А я, дурак, думал, что женщины в его жизни не играют никакой роли. Я понимал, что людям свойственны слабости. Но сейчас жизнь показалась мне лишенной смысла. Меня считали хорошим человеком, но разве ослепленный дурак, шут, может быть хорошим человеком? Сильвия Ример вправе пренебрегать мной. Теперь понятно и отношение ко мне сына.