Маори, стр. 92

Опотики понял, что тут поможет только жестокость. Взяв себя в руки, он строго проговорил:

— Это не наши женщины. Наши женщины живут в других деревнях и мы обязаны защитить их, если потребуется. Если мы умрем здесь, позже пакеа доберутся и до них. Кто им тогда поможет? Мы должны уходить — это приказ! Давайте, быстрее шевелитесь!

Он начал подталкивать руками и ногами своих колеблющихся товарищей к задней части па.

Пакеа запалили дома и амбары. Вскоре всю деревню заволокло клубами темного дыма. В нем трудно было отличить пакеа от маори. Это затрудняло действия людей Опотики, однако, как оказалось, совершенно не волновало пакеа. Они продолжали палить во все стороны так же свободно, как и раньше. Почти поголовно белые бандиты были пьяны и им, было уже все равно, в кого они попадут — в маори или в своего же.

Опотики построил своих воинов в полукруг на случай отражения атаки. Двое молодых маори начали рубить канаты, которые крепили одну из секций частокола. Те Охине хвалился, когда говорил, что его деревня неприступна: после первых же ударов веревки лопнули, а бревна посыпались на землю. Образовалась дыра, в которую свободно мог пройти один человек.

— Мы можем окружить их снаружи и зайти в тыл, — с надеждой в голосе проговорил Аурунери. — Они не ожидают сейчас нашего нападения!

Опотики был неумолим.

— Нас мало, а их целая туча. Я думаю, что больше сотни. Кроме того, я не собираюсь воевать по навязанной мне тактике пакеа. Они любят сражаться в открытом месте, где нас всегда можно окружить и перебить, как свиней. Мы должны вернуться в лес.

Аурунери на минуту задумался, потом гордо выпрямился и проговорил:

— В лесу охотятся звери. Мне надоело чувствовать себя зверем.

— И все же укус зверя опасен для врага. Мертвые же звери годятся разве что на жаркое.

Два молодых воина скрестили суровые взгляды. Через минуту Аурунери был вынужден отвести глаза в сторону, коротко кивнуть и махнуть рукой. Он исчез в дыре, проделанной в частоколе.

Опотики дождался момента, когда территорию деревни покинул последний из его воинов. Прежде чем пролезть в дыру самому, он бросил последний печальный взгляд на деревню. Здесь он провел свое детство, самые счастливые и беззаботные годы в жизни… Когда пакеа еще не было на их земле. Справа в клубах дыма мелькало дерево, вокруг которого он играл со своими друзьями. И с сестрой, которая теперь умерла для него, поскольку ушла искать счастья среди поганых пакеа. Даже если его отец был насчет нее прав и она является всего лишь служанкой, этого уже было для Опотики достаточно. Понятно, как он мог относиться к соплеменнику, — уж не говоря о родной сестре, — который служит врагам.

Но если все-таки окажется, что она спит с пакеа, он убьет ее белого любовника. А если выяснится, что она спит еще и с Робертом Коффином, который был другом отца, Опотики убьет и Роберта!

И вообще перед ними стояла глобальная задача — перерезать всех пакеа, ступивших своими грязными башмаками на священную землю Аотсароа.

Его отец любил разглагольствовать о мире. Опотики знал совершенно точно, что с такими зверями мира быть не может. Это все равно, что жить в мире с акулой. Кроме пьянства и убийств пакеа, по мнению Опотики, ничего не умели делать.

Он пытался не обращать внимания на, крики умиравших безвинных женщин и детей, он отчаянно пытался закрыть глаза на то, чему только что явился свидетелем… Безуспешно. Картины зверств и смертей пылали в его мозгу пожаром. Он не мог забыть это и знал, что никогда не забудет.

Наконец, он отвернулся от деревни и пролез в дыру вслед за своими товарищами. До леса было рукой подать. Он преодолел открытое пространство в несколько огромных мощных прыжков.

Он знал, что будет помнить то, что сегодня случилось, до конца своих дней. И большее всего ему вспомнятся отнюдь не крики погибающих соплеменников, не шум пожара, сжигавшего деревню, в которой он родился. Большее всего ему будет вспоминать пьяный смех головорезов-пакеа.

Глава 10

Мерита молчаливо наблюдала за тем, как он одевается. Как это случалось почти всегда, особенно долго ее взгляд задержался на его седой голове. Так странно. Он рассказывал ей как-то, что поседел еще совсем молодым человеком. Это означало, что он в молодости выглядел гораздо старше своих сверстников. Это значило так же и то, что пока его сверстники старились, Коффин оставался практически неизменным. Порой он казался ей вечно молодым, а порой — вечно старым. В нем было слишком много противоречий даже для пакеа. Он был знающим, сильным, волевым человеком, однако в чем-то удивительно наивным. Причем сам не осознавал своей наивности.

Прошедшие несколько месяцев были не из легких. Она делала все, что было в ее силах, чтобы отвлечь его, развеселить, но он по-прежнему сильно переживал потерю сына. Узнав о случившейся трагедии, она испугалась, что теперь он отвернется от нее. Ведь сын погиб от рук ее соплеменников.

Какого же было ее облегчение, когда она поняла, что он по-прежнему привязан к ней.

Потом до нее дошли вести о страшной смерти отца и уничтожении всей их деревни. Теперь пришла его очередь успокаивать и отвлекать ее. Взаимное горе и боль не только не отдалили их друг от друга, но наоборот, еще больше сблизили.

Впрочем, его трагедия была глубже, чем ее. Ведь в какой-то степени она потеряла связь с семьей, когда поселилась среди пакеа, хотя это и было сделано с разрешения отца. Кроме того, у нее еще оставалось множество родственников, членов ванау, которые жили по всему Северному Острову. У Коффина же была только жена, но он рассказывал, что эта женщина не только не облегчает его страдания, но сама нуждается в помощи. Его другие родственники жили совсем на другом конце света, в далекой и загадочной стране пакеа, которая называлась Англией.

Здесь же у него была, в сущности, только Мерита. Она вполне осознавала всю ответственность своего положения, но и ей не удавалось развеять его печаль.

Когда она покинула отчий дом, то оставила за спиной все, к чему она привыкла с самого рождения, включая тепло родительского очага. Она тогда нуждалась в нем. Теперь, наоборот, он нуждался в ней.

Поначалу он и другие пакеа, в чей дом пришло горе, говорили о мести, о правосудии, но все это так и осталось разговорами.. Мертвой темой. Такой же мертвой, какой стала ее родная деревня.

После кровавого злодеяния в маорийской па люди, которые вдохновили его и принимали в нем участие, протрезвели, оглянулись на то, что сотворили, и устыдились. Многие разъехались в самые удаленные уголки колонии, некоторые уплыли за море. Их лидер, некий Барбер, вскоре после этого был убит в бою в местности Уревера. Большинство его ближайших сообщников сложили свои головы вместе с ним. Биться с ловкими маорийскими воинами оказалось для них труднее, чем с маорийскими женщинами и грудными детьми.

Все же среди пакеа, — даже среди «добропорядочных» пакеа, — нашлись те, кто не придал этому варварскому акту никакого значения. Для них это был просто очередной неприятный и достойный сожаления инцидент. Эпизод в затянувшемся и уже постепенно затухавшем конфликте, как они говорили. Разве сами маори под командованием таких бандитов, как Александр Руи, никогда не совершали подобных преступлений против мирных белых людей? Еще как совершали!..

Действительно, грань между маори и пакеа, принимавшими участие в боевых действиях, постепенно потеряла определенные черты. Среди пакеа все чаще и чаще стали подниматься споры о том, для чего и кому нужна эта война и какая сторона в ней ведет себя более цивилизованно.

Она перевернулась на кровати на другой бок. Белоснежные простыни красиво контрастировали с ее стройным, кофейного оттенка телом.

— Как бы я хотела, чтобы тебе не нужно было никуда идти, Роберт.

Застегивая ремень, он глянул на нее сверху вниз.

— Я не хочу уходить, Мерита. Когда я здесь с тобой, мне всегда хочется остаться как можно дольше. Порой я думаю о том, что это — единственное оставшееся в мире место, где я могу чувствовать себя счастливым. Но мне действительно нужно идти. Ты же знаешь.