Великий Гусляр, стр. 57

— Вернусь домой — скажу Малюжкину, какую он роль играет при Пупыкине, — он меня убьет, собственными руками убьет. Он же жизнь отдаст за свободу и демократию, — проговорил Удалов.

— И ветераны, — продолжал Минц.

— Вы Ложкина не знаете — он вчера на площади демонстрацией руководил за спасение часовни Святого Филиппа!

— Нет, я сам видел, как Ложкин эту часовню собственными руками на субботнике рушил, — возразил Грубин.

— А ты, Грубин, молчи. Я-то знаю, на что ты в самом деле способен. Весь наш город гордится твоими изобретениями!

Стало прохладно. Облака потемнели, снова подул ветер.

— Мне пора возвращаться, — напомнил Удалов. — Только желательно от Минца формулы получить.

— Формулы у меня в голове, — сказал Минц, — я все бумаги сжег.

Ситуация была какая-то ненастоящая, мистическая, словно приснилась. Стоял Удалов в своем родном Гусляре, окруженный не только друзьями, но и самим собой. Сейчас бы пойти посидеть в кафе или в театр махнуть, как культурные люди. А вместо этого они таятся за сараем на опустевшей базе реставраторов и даже не знают, куда деться и что делать дальше.

— Я в подшефное хозяйство пойду, — решил вдруг двойник Удалова. — Пойду Ксюшу проведаю. Мне ведь тоже домой нельзя.

Слова двойника Удалова обрадовали — значит, все же не чужие они люди. И он принял решение.

— Значит, так, — начал он, и все его внимательно слушали.

Потому что Удалов приехал из нормального мира.

— В наш мир сейчас отправится Лев Христофорович. Он сразу пойдет в гости к нашему Минцу и все ему расскажет. Заодно и формулы сообщит. У Минца голова государственная, что-нибудь придумает. А два Минца тем более придумают. Если нужно, сходите к Белосельскому, он может подсказать, к кому в области обращаться. А то и в Москву. Как решите — сразу обратно. Мы будем ждать.

— А вы, Корнелий Иванович? — спросил Минц.

— А я вместе с моим близнецом на сельскохозяйственные работы отправлюсь. Боюсь, что ему без меня у Ксюши прощения не получить.

— Спасибо, ты настоящий друг, — произнес второй Удалов, и скупая слеза покатилась по его грязной исцарапанной щеке.

Удалов достал платок, вытер ему слезу.

— А мне что делать? — спросил Грубин. — Я тоже хочу участвовать.

— Ты будешь ждать. В резерве, — определил Удалов. — Веди пропаганду в народе, готовь перевыборы.

Все послушались Удалова и, выйдя из-за сарая, стали подниматься вверх, переулком, чтобы не попасть на глаза противникам.

Уже поднялись до половины склона, как вдруг Минц остановился.

— То, что вы предложили, Корнелий, — сказал он, — очень разумно. В каком-нибудь фантастическом романе, наверное, так бы и произошло. Я бы отправился в параллельный мир, оттуда получил бы совет и помощь, вы бы с Удаловым подняли восстание в подшефном хозяйстве, где много горючего человеческого материала. И был бы счастливый конец. Но я сейчас сообразил: мы же не в романе!

— Ты прав, Лев Христофорович, — поддержал Грубин. — Мы в реальной жизни. И действовать должны, как будто никаких параллельных миров и нет. Может, их и в самом деле нет?

— Как так? А я? — спросил Удалов.

— А ты нам только снишься, — заключил Грубин.

— Точно, — подтвердил второй Удалов. — Ты прав, Саша. Сами мы Пупыкина вырастили, сами и ликвидируем.

— У нас не может быть революции! — напомнил Удалов.

— Кто говорит о революции? — ответил Минц. — Мы собираемся навести порядок в своем доме.

Трое друзей переглянулись и согласно кивнули.

— Минутку, — сказал Минц и вытащил из кармана записную книжку. Быстро набросал на ней три строчки цифр и протянул Удалову: — Вот это передай моему двойнику. Это, конечно, не расчеты, но если бы я был на его месте, то обязательно бы догадался, каким путем идти.

— Спасибо, — произнес Удалов. — Хотя все равно считаю, что вас, как ведущего ученого, мы должны эвакуировать в наш мир.

— Эвакуировать пришлось бы весь город, — ответил Минц. Он протянул Удалову руку и добавил: — Спасибо, что к нам заехали. Вы нам сильно помогли. Действием и примером.

— Спасибо, Корнелий, — сказал Грубин, прощаясь с Удаловым. — Рад был встретиться.

Последним с ним попрощался двойник.

— Надеюсь, что Ксения поймет, — сказал он.

— Все образуется, — успокоил его Удалов. — Она у нас отходчивая.

И они втроем, как три мушкетера, так и не объяснив Удалову, что намерены делать, быстро пошли вверх по улице.

Страшно за них было. И приятно смотреть на мужскую дружбу. Прямо как крейсер «Варяг», подумал Удалов, когда он уходил в свой последний неравный бой. Удалову стало одиноко.

Он сложил вчетверо бумажку с формулами, спрятал в ботинок. Если задержат, может, не найдут.

Когда распрямлялся, услышал сверху короткий хлопок. Выстрел?

Он вгляделся. Нет, не выстрел. Это хлопнула калитка. Кто-то вышел на улицу и пошел рядом с тремя мушкетерами.

Удалов потоптался на месте еще с минуту…

И припустил в гору за друзьями, которые уже скрылись за ее гребнем.

А когда догнал их, увидел, что рядом с ними идут человек десять, не меньше. А двери и калитки все раскрываются…

Марсианское зелье

1

Корнелий Удалов не решился один идти с жалобой в универмаг. Он спустился вниз, позвал на помощь соседа. Грубин, услыхав просьбу, долго хохотал, но не отказал и даже был польщен. Отодвинул микроскоп, закатал рисовое зернышко в мягкую бумагу, положил в ящик стола. Потом шагнул к трехсотлитровому самодельному аквариуму и взял наброшенный на него черный пиджак с блеском на локтях. Пиджаком Грубин спасал тропических рыбок от говорящего ворона. Ворон их пугал, болтал клювом в воде.

— Ты, Корнелий, не робей, — говорил Грубин, надевая пиджак поверх голубой застиранной майки. — В ракетостроении перекосов быть не должно.

Ворон забил крыльями, запросился на волю, но Грубин его с собой не взял, напротив — сунул в шкаф, запер.

Удалов подхватил большой прозрачный мешок, в котором покоилась оказавшаяся дефектной красная пластиковая ракета на желтой пусковой установке, купленная в подарок сыну Максимке, пониже надвинул соломенную шляпу и первым направился к двери.

Грубин, превосходивший Корнелия ростом на три головы, шагал размашисто, мотал нечесаной шевелюрой, посмеивался и громко рассуждал.

Удалов шел мелко, потел и боялся, что его увидят знакомые.

Жена Удалова, Ксения, крикнула им вслед со двора:

— Без замены не являйся!

— Ну-ну, — сказал Грубин негромко.

Они пошли по улице.

Двухэтажный, большей частью каменный, некогда купеческий, а теперь районный центр, город Великий Гусляр к концу июня раскалился от затяжной засухи. Редкие грузовики, «газики» и автобусы, проезжавшие по Пушкинской улице, тянули за собой длинные конусы желтой пыли и оттого напоминали приземлившихся парашютистов.

Был второй час дня и самая жара. На улицах показывались только те люди, которым это было крайне необходимо. Потому Корнелий и выбрал такое время, а не вечер. Он даже пожертвовал обеденным перерывом: надеялся, универмаг пуст и не стыдно будет поднимать разговор из-за пустяковой игрушки.

Миновали аптеку. Грубин поздоровался с сидевшим у открытого окна провизором Савичем.

— Не жарко? — спросил Савич, поглядев на Грубина поверх очков. Сам Савич был потный и дышал ртом.

— Идем на конфликт! — громко известил Грубин. — Вменяем иск против государства!

Удалов уже жалел, что позвал Грубина. Он дернул соседа за полу пиджака, чтобы тот не задерживался.

— И вы тоже, товарищ Удалов? — провизор обрадовался случаю отвлечься. — У вас опять неприятности?

Удалов буркнул невнятное и прибавил ходу. Головой повертел, чтобы поглубже ушла в шляпу, и даже стал прихрамывать: хотел быть неузнаваемым.

Грубин догнал его в два шага и сказал:

— Правильно он тебе намекнул. Я давно задумываюсь, как с помощью материализма объяснить, что половина всех невезений в городе падает на тебя?