Великий Гусляр, стр. 401
Эта правдивая и жуткая история идет к своему банальному завершению. И чтобы понять, почему конец ее будет банальным, следует вспомнить повесть известного советского писателя Михаила Булгакова «Роковые яйца». Вы ее еще не читали? Там по ошибке из яиц выводятся гигантские пресмыкающиеся, и ничто не может остановить их продвижения к Москве. Читатель живет в напряжении: какой же выход отыщет писатель Булгаков? А он говорит: тут на Москву навалился мороз, очень ранний в том году, и все рептилии и прочие гады на подползе к Москве замерзли.
Правда, потом Булгаков сам признавал, что финал повести неудачен.
Но слово было сказано, пример будущим поколениям писателей преподан.
И если вы ожидаете какого-то парадоксального решения, веселой или трагической авторской находки, я должен предупредить, что вы ее не дождетесь.
Все в жизни бывает проще, чем ожидаешь.
В тот самый день, когда нашествие единоплеменников на Россию было в полном разгаре, профессор Минц стоял в хвосте длинной очереди за молоком. Ведь магазины Гусляра, как вы сами понимаете, не справлялись, и в городе начались случаи нападения на огороды, хотя до дистрофии дело пока не дошло.
Минц в те дни, не обращая внимания на прибавление числа жителей в городе, занимался уже другой, вполне специальной математической проблемой, когда к нему, протиснувшись по улице, наполненной народом, приблизился Миша Стендаль.
— Лев Христофорович, — сказал он. — Народ в ужасе. Из Москвы идут факсы. Что будем делать?
— Я сделал все, что положено сделать патриоту, — отрезал Минц. — Потерянные соотечественники возвратились. Теперь дайте им смысл в новой жизни, а то уедут.
— Как так уедут? — всполошился Стендаль. — Я ведь завтра в кино иду с Алиной и Энди.
— Кто такой еще Энди?
— Первый муж Алины, — ответил Миша. — Темнокожий боксер. Алина подает на развод, чтобы соединить свою судьбу с моей. Она уже провела последнюю ночь у моего небольшого телескопа.
— Ничего не выйдет, — сказал Минц. — Разве вы не знаете, что жизненный цикл у всей колонии популяции вируса — сорок дней. А потом он исчезает. Полностью.
— И что же?
— А то, что у тебя четыре дня, чтобы завоевать сердце твоей Алины. А то улетит.
Минц отвернулся от Стендаля, потому что мысленно вновь погрузился в свои вычисления, а Стендаль, узнав, что у него осталось всего четыре дня, забыл о своем журналистском долге. Ну что бы заранее предупредить общественность. Он свое сделал, невесту для Стендаля вытребовал, а побочные эффекты… на то они и побочные эффекты, чтобы о них забыть. Великим людям свойственна рассеянность.
Совершенно неожиданно, утром в пятницу, миллионы вернувшихся на родину граждан пробудились ото сна и от наваждения.
Они посмотрели вокруг и на окружающих.
Они сказали себе и окружающим:
— А какого черта я здесь делаю, если мой бизнес в Детройте без меня погиб, а на мое место в вертепе Лас-Вегаса уже взяли Ханку из Катовиц!
И все эти люди, за малым исключением, ринулись к автобусной станции. Но тут же выяснилось, что все они в знак примирения с Россией порвали в клочья свои американские паспорта и внесли свои наличные доллары в Фонд защиты матерей-одиночек.
Несчастные эмигранты стояли толпами на автобусной остановке и многие рыдали. А коренные жители Гусляра, которые туда-сюда через океан не шастают, стояли вокруг и сочувствовали.
— Допрыгались, — с добрыми улыбками говорили они.
— Ни себе, ни людям…
— Привет звездно-полосатому флагу!
И прочие фразы.
В этот момент мимо проходил Ходжа Эскалибур. А может, он проходил не случайно.
Он остановился на краю толпы, от которой исходило напряженное гудение взрослых голосов и писк детских, и стал смотреть на людей любовно, как и положено основателю секты.
— Домой хотите, болезные? — спросил он.
— Разве не видишь? — послышался в ответ общий крик.
— Значит, так, — сказал прорицатель. — Желающие улететь бесплатно в Соединенные Штаты сдают мне по обручальному колечку либо по бранзулетке соответствующей стоимости.
И оказалось, что у каждого нашлось что-то ценное.
Помощницы Ходжи Эскалибура стояли за ним и собирали подношения в корзины.
И надо сказать, что во всех других российских городах, где скопились эмигранты, голограммы Ходжи Эскалибура повторяли его слова и жесты.
Ровно в двенадцать часов Ходжа Эскалибур взмахнул руками, и все россияне, живущие в Америке, превратились в больших морских птиц типа альбатрос.
Ходжа махнул им, и птицы косяками, стаями, а то и полчищами поднялись в небо и взяли курс на Запад.
А в это время Гаврилов с товарищами возвращались с неудачной утренней охоты.
Шум сотен тысяч крыльев как ураган несся над ними.
— Гуси! — закричал Гаврилов и принялся палить по птицам.
К счастью, Ходжа издали увидел, как он поднимает ружье, и навел на него временную слепоту.
Американцы улетели. Без потерь.
Минц этого почти не заметил, потому что был углублен в новую проблему.
«Почти» не означает — «совсем».
Все же Минц спросил у Корнелия:
— Куда все американцы делись?
— Их Ходжа в птиц превратил, — сказал Удалов.
— Ну вот! — рассердился Минц. — Это же совершенно антинаучно. А потому импоссибль. Гнать таких жуликов!
Ходжа Эскалибур все слышал и загадочно улыбался.
Пока неизвестно, волшебник он или инопланетянин. А может, и то и другое. Но людей любит и человечеству помогает.
Хроноспай
Максим Максимович, внук Корнелия Удалова, школьник десяти лет от роду, был недоволен содержанием учебника истории. Об этом он сообщил профессору Минцу.
— Дедушка Лева, — сказал он. — У меня масса сомнений. А у Валентины Семеновны — ни одного.
— Объясни, друг мой, — попросил профессор Минц, гениальный ученый, давно уже проживающий в достойном уединении городка Великий Гусляр.
— Я ее спрашиваю, а правда Иван Сусанин завел в лес целый польский полк интервентов? Она говорит — нет сомнений. А я думаю, чего ж это поляки по собственным следам обратно не вернулись? Тайна? Историческая загадка?
— А в самом деле… — произнес Лев Христофорович. — Что им помешало?
— Ничего!
— Может, вечер наступил? — сказал Минц. — В темноте они и погибли.
— Хорошо, — сказал юный скептик, — но сомнения остаются?
— Остаются.
— Другой пример, — сообщил Максимка. — Татаро-монгольские захватчики завоевали Русь. А Новгород не завоевали. Тоже в лесу заблудились?
— Ну, тому много причин, — сказал неуверенно Лев Христофорович.
— Вечер наступил? — Глаз у школьника был хитрый и даже насмешливый. И ясно — детям порой надоедает, что взрослые имеют право их учить, хотя сами учились паршиво. Каждый взрослый дурак выпячивает пузо и начинает вещать, как телевизор.
— И много у тебя сомнений? — спросил Минц. Он был поумнее многих взрослых, иначе Максимка и не стал бы с ним советоваться.
— Миллион, — сказал Максимка. — И не знаю, что делать.
— Что же у тебя намечается в четверти по истории? — догадался спросить Лев Христофорович.
— Не исключено, что натяну на трешку, — ответил Максимка. — Но я ни в чем не виноват. Я даже книги исторические читаю. И если бы не было у меня сомнений, мог бы рассчитывать на четыре-плюс.
— И чего ты от меня хочешь?
— Говорят, что вы большой ученый.
— Я с этим не спорю.
— Вам даже Нобелевскую премию обещали.
— Но, к сожалению, не решили, по какому разряду мне ее дать. Физики, химики и биологи передрались за право выдвинуть меня на эту премию.
Лев Христофорович не лукавил. И в самом деле слухи о таких спорах и разногласиях до него докатывались.
— Так помогите. А то мне роликов не видать как своих ушей. Даже трояков в четверти предки не дозволяют. Издевательство над честным человеком.
— А как я тебе помогу?
— Сделайте приборчик, чтобы можно было заглянуть в прошлое. Одним глазком. И посмотреть, как все это случилось на самом деле. А в случае необходимости ткнуть носом в правду истории нашу Валентину.